Мейси Доббс. Одного поля ягоды - Жаклин Уинспир

— Я рада, что вы здесь, Морис. Как же вам позволили остаться?

— Сказал старшей медсестре, что я тоже врач, и мне разрешили. Очевидно, у них нехватка кадров, и мы решили, что будет лучше не оставлять твоего отца ни на минуту.

— Ты, наверно, устал. Но спасибо тебе, огромное спасибо, — проговорила Мейси, не прекращая массировать отцовские руки.

— Кто дожил до моих седин, знает, как дорог сон, Мейси, и без подушки и кровати мне уже не обойтись.

— Расскажи, что произошло, Морис.

— У лошади начались осложнения. По словам твоего отца, роды протекали трудно. Он попросил леди Роуэн вызвать ветеринара. А тот, конечно, уехал на какую-то ферму. Ты же знаешь, сейчас начался окот овец. Тем временем твой отец делал все необходимые процедуры и попросил моток веревки, чтобы помочь жеребенку повернуться. Леди Роуэн вместе с двумя работниками фермы были рядом. Насколько я понял, твой отец поскользнулся на влажном сене, неудачно упал и ударился головой о каменный пол, что весьма опасно. Но потом на него свалился какой-то тяжелый инструмент, прислоненный к стене.

— Когда это случилось?

— Сегодня утром, примерно в половине десятого. Я пришел сразу же, едва меня позвали, и зашил рану, а уже потом доверился деревенскому врачу. Доктор Майлз прибыл тотчас, а за ним — и ветеринар. И твоего отца незамедлительно доставили сюда.

Мейси смотрела, как поднимается и опадает грудь отца под бело-голубой, в полоску, больничной пижамой. Только раз она видела его в старых вельветовых брюках, рубашке без ворота и жилете с цветистым платком. Хотя после войны Фрэнки и стал конюхом, в рабочие дни все равно с ВИДУ напоминал лондонского торговца овощами, который продает с повозки. Теперь он был безмолвен и бледен.

— Он поправится?

— Доктор полагает, что потеря сознания временна и вскоре он придет в себя.

— Господи, надеюсь, он встанет на ноги.

Мейси посмотрела на свои руки, сжимавшие отцовские ладони. В беседе между ней и ее бывшим наставником и учителем возникла пауза. Мейси знала, что он наблюдает и обдумывает вопросы, которые непременно намеревался задать.

— Мейси?

— Да, Морис? По-моему, ты хотел меня о чем-то спросить?

— Да, действительно, — ответил он, наклоняясь. — Скажи, что же на самом деле разделило вас с отцом? Ты редко приезжаешь, хотя всегда рада с ним повидаться. И в ваших разговорах я уже не замечаю былой дружбы, давние узы как будто прервались. А когда-то вы были так близки.

Мейси кивнула.

— Он всегда был таким крепким, никогда не болел. Я думала, ничто не в силах его остановить.

— Ни болезнь, лишившая вас матери, ни ранение, отнявшее у тебя Саймона?

— Да. — Мейси снова глядела на руки отца. — Не знаю, с чего все началось, но это не моя вина, ты же знаешь!

Бланш внимательно посмотрел на Мейси и сказал:

— С уверенностью заявляю: с первых же дней нашего знакомства, когда ты была еще девчонкой, я ни разу не слышал, чтобы ты вела себя как ребенок. До сего дня. По голосу слышно, что ты обиделась, дорогая.

Мейси вздохнула.

— Без папы тоже не обошлось. Он сам как будто отдалился от меня. Не знаю, что стало причиной: мои постоянные задержки в Лондоне по работе или его вечная занятость. Всякий раз, стоит мне приехать, как он вечно чем-нибудь занят. Конечно, он любит меня и всегда встречает с распростертыми объятиями, но… и только. Как будто ему тяжело видеться со мной. Как будто мы чужие.

Некоторое время Морис молчал, потом спросил:

— Ты часто об этом думала?

— Конечно, думала, но потом просто выбрасывала это из головы. Наверно, просто надеюсь, что все мне только кажется, а на самом деле отец целиком поглощен идеей леди Роуэн вырастить победителя дерби, а я вся в работе.

— А если подумать, включить воображение, как, по-твоему, в чем настоящая причина?

— Я… я и вправду не знаю.

— О, Мейси, сдается мне, все ты знаешь. Брось, милая, мы слишком долго работали вместе. Я видел, как ты росла, боролась, переносила ранение, любила и горевала. И знаю, что ты бежишь от правды. Скажи, что ты думаешь на самом деле.

Не переставая массировать отцовские руки, Мейси тихо заговорила:

— Думаю, все дело в маме. Понимаешь, я напоминаю ее отцу. У меня ее глаза, волосы, даже это… — Она дернула себя за локоны, собранные в пучок. — Скоро мне будет столько же, сколько было ей, когда она заболела. И еще мы с ней похожи. Он обожал ее, Морис, старался держаться только из-за меня. И, глядя на меня, он всегда видит только маму. Но я же не она, я другая.

Морис кивнул.

— Боль воспоминаний острее кинжала. Но это не все, верно?

— Да. Полагаю, да. — Мейси проглотила комок в горле. — Это он отослал меня, так ведь? На Эбери-плейс. И я знаю, знаю, что все только к лучшему, и я не стала бы тем, кем стала, но…

— Но ты не в силах забыть.

— Нет.

— А как же всепрощение?

— Я люблю отца, Морис.

— Не сомневаюсь. И повторяю: как же всепрощение?

— Наверно… да, обида за прошлое все еще жива. Когда думаю об этом, хоть мы и помирились и он готов ради меня на все… Я… я все еще расстроена, где-то в глубине, вот здесь. — Мейси прижала ладонь к груди.

Тишина снова пронизала воздух, заглушив эхо ее нашептанного признания. Потом Морис снова заговорил:

— Могу я кое-что предложить, Мейси?

— Да, — тихо отозвалась она и кивнула.

— Ты обязана поговорить с отцом. Серьезно поговорить. Вы должны найти новый подход друг к другу. Ты и без меня знаешь, что при всей силе твой отец не молодеет. И этот инцидент ослабит его, хотя, полагаю, он выздоровеет. Я смотрел, как ты вошла в палату, притащив на себе груз вины, обиды и — да — страха. Страха, что шанса поговорить больше не представится. Но все не так. Вспомни, чему тебя учили, Мейси, слушай свое сердце и интуицию. Пусть твоя любовь к отцу скрепит вас новыми, более прочными узами.

Мейси внимательно слушала.

— Я так… ослабла, Морис. Нельзя было все так оставлять.

— Нельзя? Нельзя, Мейси? К счастью, ты человек, и именно осознание собственных ошибок заставляет нас двигаться вперед. — Бланш встал и принялся растирать спину и шею. — Ладно, уже поздно.

— О, прости. Не стоило тебя задерживать.

Он остановил ее жестом:

— Нет, я хотел дождаться тебя. А сейчас должен оповестить леди Роуэн. Полагаю, в твоем присутствии наш пациент быстрее пойдет на поправку.

— Спасибо, Морис.

Наклонив голову, Бланш взял пальто и шляпу, оставленные на спинке стула.

— Морис, я смогу завтра поговорить с тобой о деле?

— Деле Уэйта?

— Все зашло гораздо дальше, серьезно. Я теперь убеждена, что убийства в Кулсдоне и Чейн-мьюз — а может, и еще одно — связаны с ним.

— Тебе придется вернуться в Челстоун позже — вероятно, завтра, после утреннего обхода. Или раньше, если сестра-распорядительница узнает, что ты здесь. Приходи как будешь готова.

— Спасибо. — Мейси снова бросила взгляд на отца, а потом повернулась к Морису. — Знаешь, странно, но мне кажется, что убийства связаны с памятью о прошлом и напоминаниями… и теперь, думаю, еще и с прощением.

Бланш улыбнулся и отвернул сетку, чтобы уйти.

— Я вовсе не удивлен. Как уже не раз повторял, моя дорогая, в каждом деле есть нечто, что проливает свет на нас самих. До завтра.

Мейси присела у койки отца, готовясь неусыпно следить за ним, пока он не придет в сознание. Послышались затихающие шаги ее наставника, покидавшего палату. Она осталась наедине с мыслями, продолжая крепко сжимать руки отца, Мейси пообещала себе изменить их отношения к лучшему, а потом задумалась об убитых женщинах и Шарлотте.

Глава пятнадцатая

Едва из прямоугольных раздвижных окон сквозь сетку просочились рассветные лучи, Мейси открыла глаза. Как долго она спала? Повернув голову, посмотрела на отца и осторожно выпрямилась, чтобы его не потревожить.

— Папа! Папа, ты очнулся!

Фрэнки Доббс натянуто улыбнулся.

— Совсем недавно, детка. Просто не хотел тебя будить.

— Ой, папочка, я так рада. — Наклонившись над кроватью, Мейси обняла отца.

— Я рад, что ты приехала, родная.

— Примчалась, как только узнала.

Фрэнки сжал руку дочери в своей широкой ладони.

— Признаться, на секунду мне показалось, что это твоя мама сидит. Честно, аж дыхание перехватило. Я уж подумал, меня к ней на небеса забрали и мы снова вместе.

Мейси проверила его пульс и коснулась лба тонкими пальцами.

— Вечно моя девочка что-нибудь проверяет. Вечно все контролирует, а?

Некоторое время отец и дочь молчали. Мейси знала, что должна воспользоваться дверью, которую приоткрыл для нее Морис, и побеседовать о матери.

— Мы ведь о маме больше не говорим, правда, пап? Фрэнки попытался придвинуться к Мейси, и его лицо исказила гримаса.