Полшанса 2 (СИ) - Силаев Глеб

Мизинец левой руки, указательный и средний персты правой остались прежнего размера, только приобрели тёмно-фиолетовый цвет. По мимо этого мне трудно дышать, в груди что-то булькает, горло немилосердно саднит и словно мало всего, голова. Голова раскалывается.

Сполз с лёжки, вытянув ноги к огню. Напротив, лежит Яков Николаевич его лицо и руки также покрывают волдыри. Вместо приветствия он лишь кивнул со стеклянным взглядом находясь где-то между стом и явью. Джаги не было, он появился где-то через час с охапкой валежника.

— Что там с погодой? — Поинтересовался, пытаясь достать нож, чтобы проколоть уродливые пузыри.

— Буран и похоже он не думает стихать. — Довольно бодро, для того, кто прошёл тот же путь, ответил Джага.

— Ты что такой довольный?

— Ничего. — Всё так же бодро ответил, подбрасывая дрова в костёр. — Согрелся и выспался. — Джага, присел рядом помогая снять нож с пояса. От своих волдырей он уже избавился. — Помочь?

— Я, сам.

— Как знаешь. Вот, держи, проще будет. — Он передал начищенную до зеркального блеска пряжку.

— Проверь, как там Яков Николаевич, что-то он совсем затих.

Подойдя Джага, вместо того чтобы сесть упал, держась за живот. На меня он никак не реагирует, только стонет, привалившись к стене. Так проходит несколько минут после чего он садится.

— Что с тобой?

— Ничего, с голодухи. Не обращай внимания.

От голода такого не бывает, уж я то знаю. Но решил промолчать, сейчас похоже у него уже всё прошло, значит ничего критичного в данный момент. Куда хуже выглядит уже отключившийся Яков Николаевич.

— Дышит, но рана и возраст сказываются. — Джага пристально посмотрел на меня.

— Я не медик. Без понятия, что делать. — Ответил я на незаданный вопрос.

— Да, я не об этом. Просто… — Ещё один очень задумчивый взгляд. — Так, ничего, забудь. Если хочешь, ложись поспи.

— Ага, спасибо. Так и сделаю. Только кипяточку попью.

Наверное, прошло… чёрт его знает сколько. Проснулся повторно от кашля Якова Николаевича. Джаги нет. Взгляд упал на довольно солидный запас дров. Куда он делся?

Соскребясь с лежанки, приоткрыл импровизированный полог. Погода всё такая же дрянь. Если бы не окоп, точно насмерть замёрзли. Снова тяжёлый кашель. С трудом переставляя ноги подошёл к спящему беспокойным сном расстегнул бушлат прикладывая ухо к груди.

Хрипов вроде нет, бульканья как у меня тоже не слышно. Это, наверное, хорошо. Если бы не торчащие рёбра, может и оклемался бы, а так шансов не много. Впрочем, как у всех нас.

Говорят, смерть во сне самая милосердная, это так, но всё же захлебнутся в постели довольно странно. Со мной как раз чуть так и не случилось. Лежа на спине, во рту скопилась много слюны, от чего я и проснулся закашлявшись. Но удивила меня не эта возможно нелепая смерть, а дивный головокружительный запах мяса.

Сидящий у костра Джага, усмехнулся. «Налетай. Тут на всех хватит» — Выловив здоровый кусок мяса из ведавшего виды котелка, он положил его на дощечку протянув мне.

Взглянул на Якова Николаевича, который скорее был в отключке, нежели во сне. Непонимающе посмотрел на улыбающегося кулинара.

— Откуда? — Чуть повторно не захлебнувшись слюной выдавил из себя вопрос.

— На охоту сходил. Людей в округе нет. Вот олени ходят без страха.

— Олени?

— Ну или косуля, я особо-то в животных не разбираюсь. На четырёх ногах — значит можно жрать.

Руки сами схватили дощечку с исходящим паром здоровенным куском мяса. Внутренне организм заликовал, оголодавший мозг на радостях окатил меня волной воспоминаний.

— На охоту, говоришь, сходил? — Пристально смотря на мясо медленно произнёс.

— Да, я же из деревни, там все у нас охотиться умеют.

— Понятно. Вот только ведь в этих краях не водится копытная дичь. Даже если и была, то боевые действия с химерами разогнали их на десятки и десятки километров от фронта.

— Слушай, если не нравится, то не ешь! — Раздражённо вскинулся Джага, помешивая в котелке.

— Вот ещё факт. Животные крайне чувствительны к погоде, и никто из них не попрётся в буран никуда.

— Ладно, ты не голоден, я понял. Давай еду сюда. Нам с Яковом Николаевичем больше достанется. У нас будут силы, а у тебя — нет. Мы выживем, а ты — сдохнешь! — Джага, встал требовательно протянув руку.

— Скажи если, я сейчас выйду на улицу, не найду ли там одно или несколько тел, у которых отсутствуют солидные куски? И их отсутствие будет обусловлено не ранами, полученными в ходе сражения, а не тем, что кто-то решил поесть. А?

— Ты на что это намекаешь? — Дажага, растерялся, но растерянность быстро перетекала в злость.

— Я не намекаю. Это ведь человеческое мясо.

— Если и так, то что?! Что, мать твою, я спрашиваю тебя! Мы не ели почти две недели! То, что добрались до сюда не иначе как чудом не назвать! Не смей меня упрекать! Я хочу жить! Если ты из-за марали готов сдохнуть, то пожалуйста!

Мёртвым не нужны ценности — говорил я себе, обирая тела пьяниц, которым частенько дарили колото-резанные их же собутыльники. Одежда нужна живым — думал я, когда стягивал пальто с придушенного мужика, лежащего в канаве поздней осенью. А теперь…, хммм, моя жизнь вновь зависит от мертвеца. Неприятная закономерность…

Целых два дня продолжался буран, а затем словно ничего и не было, наступил абсолютный штиль. Яков Николаевич, восстановивший силы бульоном, а затем и более существенным мясом. Просветлев лицом, предлагал остаться на месте ещё на несколько дней, дабы у нас поджили последствия обморожений и кашель ослаб.

Я не стал его слушать. Поняв это, он попытался использовать аргумент в виде «это приказ». На что получил лишь усмешку. Джага, молча поддержал меня, с того разговора он обронил всего несколько коротких фраз и старательно избегает взгляда со мной. Яков Николаевич, которому всё же то же не очень нравилась компания оледенелых трупов, довольно быстра сдался.

Предположение о том, что мы вблизи залива Суоми, были чертовски верными. Уже через два часа ходьбы перед нами предстала ледяная корка береговой линии. От воды люто тянет холодом, даже кратковременное купание в ней — это смерть. После короткого обсуждения, иных вариантов как перебраться через занятую Русслондом линию обороны, не последовало.

Яков Николаевич, засел на холме наблюдая за округой и спокойной гладью воды, пока мы искали то, из чего можно сделать плот. По иронии судьбы, когда в сумерках плавсредство почти было готово и мы отошли от места строительства метров на пятьсот для поиска ещё пары брёвен, обнаружилась крохотная пристань в густой поросли тростника с рыбацкой лодкой, вмёрзшей в лёд. По всей видимости она тут с момента нападения, хозяину стало явно не до неё или руссландцы её использовали для того, чтобы себя свежей рыбкой побаловать.

Пришлось потратить ещё около двух часов, чтобы вырубить её из ледяного пласта. Лодка всяко надёжнее чем плот, собранный из промёрзших брёвен. Плыть решились этой же ночью. Расстояние небольшое, а ждать ещё сутки рискованно, кто знает, какая завтра погода будет.

Вёсла тихо ударяются по воде, но в ночном безмолвии кажется, будто кит у берега решил поплескаться. А натужное пыхтение Джаги, сравнимо с работой парового двигателя. Быть может, если бы он снял кирасу, ему было бы легче. Он последовал примеру Якова Николаевича, который трактовал свой отказ желанием в случае неудачи, быстро и без мучений уйти на дно.

Медленно, с боку от нас, проскальзывала тёмная береговая линия. В неверном свете тусклой луны её почти не видно. Тёмное спокойствие берега нарушали лишь костры, расположившиеся за ближайшими к воде деревьями.

На тёмной глади воды более чем в трёх сотнях метров от них мы практически не видимы, но дыхание всех троих на эти минуты стало заметно реже. Постепенно огни начали тускнеть, превращаясь в едва различимые точки, пока вовсе не исчезли.

По плану, нам следовало проплыть ещё около десяти километров. В качестве определения расстояния используя визуальные ориентиры, за отсутствием других средств отслеживания пройденного расстояния. Но как следует из названия, «визуальный»-означает, что желательно видеть, чтобы ориентироваться. Жаль облако, закрывшее без того тусклую луну в затею не входило.