Фаза ингибиторов - Аластер Престон Рейнольдс

рассчитать так, чтобы она проходила внутри невероятно узкой «пленки» фотосферы – не толще, чем атмосфера планеты. Но на столь высокой скорости мы будем лететь быстрее любого объекта, находящегося на орбите звезды на той же высоте. В результате центробежная сила окажется намного больше тормозящей силы наших двигателей – сто четыре g в начале маневра. Гравитационное поле самой звезды слегка уменьшит перегрузку, действуя в противоположном направлении, но вовсе ее не нейтрализует. Масса Яркого Солнца меньше массы Солнца земного, но и плотность звезды выше, что означает силу тяжести на ее поверхности в тридцать четыре g. Соответственно, наша итоговая перегрузка составит «всего» семьдесят g.

По сравнению с ними наши десять g при торможении – сущий пустяк. Мы почувствовали бы их как легкое отклонение от местной вертикали. Впрочем, мы бы вообще ничего не почувствовали – пребывать в сознании в таких условиях попросту невозможно. При семидесяти с лишним g неспособны мыслить даже сочленители.

Но ситуация улучшалась бы по мере торможения и уменьшения радиальной составляющей нашего ускорения. На восемнадцатой минуте маневра, на середине пути через фотосферу, центробежная перегрузка сократится до сорока пяти g, что, по словам Сидры и леди Арэх, позволит Сидре возобновить нормальную мыслительную деятельность, получая информацию о состоянии корабля и управляя им. Вскоре к ней сможет присоединиться леди Арэх, но придется еще долго ждать, когда такие же возможности появятся у нас с Пинки. Прежде чем центробежная сила уменьшится до десяти g, сравнявшись с перегрузкой при торможении, пройдет еще полчаса. Но даже тогда нам придется терпеть перегрузку в четырнадцать g, поскольку влияние вектора торможения уже не будет пренебрежимо малым.

Противоперегрузочные кресла были рассчитаны на продолжительную нагрузку в три g и кратковременную от десяти до двадцати. Соответственно, всем нам требовались специализированная защита и средства поддержания жизни.

Для тех из нас, кто сейчас бодрствовал, таковыми должны были стать скафандры, уже приспособленные к тому, чтобы защищать находящихся внутри от всевозможных нагрузок. Вместо воздуха они могли заполняться плотной, но пригодной для дыхания жидкостью. Приятного мало, но пережить можно. Что касается эвакуируемых, то их криокапсулы могли автоматически модифицироваться, обеспечивая аналогичную степень защиты. «Коса» поняла, что ей следует делать, и взяла на себя все необходимые приготовления. Капсулы обзавелись дополнительными опорами, надежно крепившими их к полу. Пространство вокруг лежащих в них тел начало заполняться окрашенным в темный цвет гелем. Признаки подготовки наблюдались и в других помещениях. Корабль укреплял свои слабые места, избавляясь от лишних конструктивных элементов и спрямляя лабиринт отсеков и коридоров. Он будто превращался в стальную иглу, предназначенную единственно для того, чтобы проскользнуть сквозь подмигивающий глаз фотосферы. Чем-то он походил на готовящуюся к войне крепость, сбрасывающую с себя всю шелуху мирного времени.

По мере того как росло Яркое Солнце, Сидра и леди Арэх продолжали уточнять математические модели, рассчитывая с точностью до секунды момент, когда у них будет возможность подать последние команды. Кто-то из них сумеет продержаться чуть дольше, но к тому моменту, когда обе лишатся чувств, корабль перейдет на самоуправление. Ему дадут определенную свободу действий, позволят менять курс, чтобы обходить возникающие в фотосфере бури – или использовать их для максимального прикрытия.

Мы с Пинки тоже знали в точности, как долго можно тянуть с облачением в скафандры. Стоит немного опоздать, и амортизирующая среда не успеет создать в них достаточное давление, чтобы мы могли выдержать перегрузку в семьдесят g.

В последние два часа Яркое Солнце заполнило треть неба, затем половину, будто ослепительный оранжево-желтый костер. Как и почти любая звезда, оно выглядело спокойным и неизменчивым лишь издали. Вблизи его поверхность походила на бурное море с поднимающимися из глубин конвекционных зон водоворотами.

«Коса» перешла в свободное падение, и за полчаса до контакта мы с Пинки под наблюдением Сидры и леди Арэх укрылись в скафандрах.

Густая жидкость хлынула мне в рот и ноздри. Тело еще не было готово к тому, чтобы в ней утонуть, и я с трудом одолел рвотный рефлекс. Несколько раз судорожно дернувшись, я наконец смирился с неизбежным.

– Ты меня слышишь, Клавэйн? – донесся до меня голос Сидры.

– Да.

– Хорошо. Очень скоро начнешь терять сознание. Скафандр будет оберегать тебя с помощью механических и электрических устройств, так что не удивляйся, если очнешься с несколькими сломанными ребрами и головной болью величиной с солнечную систему. Поскольку от тебя ничего не требуется, кроме как выжить, беспокоиться не о чем.

– Иными словами, я попросту балласт.

– Ценный балласт, – уточнила Сидра так, будто мне от этого должно было полегчать.

На протяжении последнего миллиона километров нагрузки на «Косу» продолжали расти. В основном они носили тепловой характер. Обычные материалы и охлаждающие системы корабля с легкостью отражали тепло, но это имело свою цену. В вакууме любой излучающий тепло объект может оставаться холодным лишь светясь, но для нас это означало бы риск выдать себя. Фоновая температура космоса – чуть меньше трех градусов по Кельвину, и кораблю достаточно было бы превысить ее всего на пару градусов, чтобы стать весьма соблазнительной целью.

И потому задолго до того, как приступить к выполнению главной задачи, криоарифметические устройства разогнались до алгоритмической скорости, производя свои мистические вычисления. Перемешивая символы и играя в фишки с информационной гранулярностью локального пространства-времени, они сумели обмануть нерушимые законы классической и квантовой термодинамики. По отдельности их уловки почти не давали преимущества, но они повторялись снова и снова, пока эффект не стал сперва измеримым, а затем макроскопическим.

Все работало как надо. Но чем ближе мы подлетали к Яркому Солнцу, тем энергичнее приходилось считать устройствам; приближалась та граница, за которой их алгоритмические циклы пошли бы вразнос. По слухам, оказавшийся в таком состоянии корабль раскрывался навстречу всем ветрам преисподней, чтобы уже никогда не закрыться. Задача леди Арэх и Сидры состояла в том, чтобы довести криоарифметику до этой грани, но ни в коем случае не дальше.

Еще ни одному криоарифметическому устройству не приходилось трудиться столь тяжко, как устройствам «Косы». Обычно от них требовалось лишь охлаждать определенные части корабля на сотню-другую градусов Кельвина. Теперь же речь шла о тысячах градусах, причем не имело значения, насколько горячо снаружи, – определить это в бушующем море фотосферы было невозможно. Но внутри температура должна была оставаться достаточно низкой, чтобы не перегрузить сотни аппаратов жизнеобеспечения, в каждом из которых лежал теплый ком, состоящий из солоноватой воды и клеток, обладающий разумом и воспоминаниями.

Нырнув в фотосферу, «Коса» оказалась в среде из полностью ионизированных частиц. Корабли встречались с плазмой постоянно –