Недетская игра в прятки - Алексей Игоревич Жеребцов

бессменный вождь. Многие соотечественники восприняли это событие, как всенародное горе. Все, что делалось и происходило в стране, было связано с его именем, и когда это случилось, многим казалось, что страна осиротела, что без вождя и его сильной руки страна будет подвержена большому риску. Сможет ли страна выдержать натиск внешнего врага — мирового империализма, и до сих пор так и неистребленного внутреннего врага, принимающего все новые изощренные формы?

Но вот прошел уже год, страна не погибла, более того, стало как будто легче дышать, врачей, обвиненных во вредительстве, выпустили и даже восстановили на работе. Безродных космополитов тоже перестали активно выявлять, правда, на еврейское происхождение сохранились ограничения, как при поступлении в учебные заведения, так и при приеме на работу, но так было всегда, а от старых традиций бывает трудно отказаться.

Появилась надежда, что страна сбросит с себя образ осажденной крепости, сбросит с себя военную форму и станет привыкать к мирной жизни. У Арсения и Анны на студиях стала возрождаться творческая жизнь, стали появляться новые смелые сценарии, их далеко не всегда принимали в производство, но год назад авторы, скорее всего, не решились бы их даже показать. Наташа рассказала, что арестованного в их клинике врача восстановили в должности, но в его глазах навсегда поселилась грусть, и на вопросы о том, как там было он не отвечает, молча отворачивается и отходит в сторону.

Анна постепенно стала снимать запреты на посещение мест, связанных с ее прежней жизнью. Она впервые за много лет согласилась пойти с Арсением в Вахтанговский театр. Раньше она всегда находила повод, чтобы отказаться. Для нее район вокруг Арбата многие годы был запретной территорией, она очень боялась случайно встретить там кого-то из прошлой жизни.

В первые годы после возвращения в Москву она даже носила шляпку с вуалью. Арсений посмеивался над ее старорежимными манерами, но она на его насмешки не отвечала, только улыбалась. А тут, посещение Вахтанговского театра совсем рядом со Староконюшенным переулком, где жили, а возможно и сейчас живут их с Андреем самые близкие друзья.

Были в театре, прошлись по Арбату, сердце замирало, и слезы застилали глаза при взгляде на эту старую и такую уютную московскую улицу. Поначалу Анна боялась поднять глаза на проходящих мимо людей, боялась узнать кого-то из старых знакомых, боялась, что узнают ее, но потом подумала, что прошло уже больше двадцати лет, она изменилась и те, кто ее знал когда-то, тоже изменились. Очень вероятно, что она их может не узнать, и они вряд ли узнают ее. Может тогда и не стоит бояться?

Она подняла голову, улыбнулась Арсению и решила оставить все прежние страхи в прошлом, теперь вся Москва для нее открыта, больше нет запретных мест. Она уже давно перестала реагировать, на свое прежнее имя Елена, она уже двадцать два года Анна и за все эти годы никто и никогда не называл ее иначе. Наконец, Анна поверила, что опасности, связанной с ее прошлым уже нет, она может спокойно и свободно гулять по Арбату, могла бы даже перестать носить шляпки с вуалью, но эта мысль вызвала только улыбку. Она так привыкла к своим шляпкам, они у нее на любой сезон и любую погоду и давно перестали быть средством, помогающим скрыть лицо от случайно встретившихся знакомых из прежней жизни. Теперь они останутся с ней, просто как милое привычное украшение.

После избавления от старого страха разоблачения, Анна стала позволять себе свободно бродить по городу и иногда по Арбату. Добираться сюда стало очень удобно. Заново отстроили разрушенный во время войны участок Арбатско-Покровской линии метро. Чтобы доехать от Курской до Арбатской теперь требовалось не больше десяти минут. Анна уже несколько раз приезжала сюда, чтобы пройти пешком от начала и до конца этой улицы. Она вспоминала, что когда-то, иногда, по настроению, возвращаясь с Андреем со Староконюшенного от Николая и Лизы, к себе на Малую Никитскую, они отправлялись не короткой дорогой по бульварному кольцу, а выходили через Арбат на Садовое кольцо. Иногда там брали извозчика, а в другой раз шли до самого дома пешком. Это были поздние, иногда даже ночные прогулки и тихая сонная Москва успокаивала их после встречи с друзьями. Эти встречи не всегда бывали бурными, но всегда оставалось легкое возбуждение после общения с приятными милыми и очень близкими людьми.

После такого вечера и ночной прогулки приходила усталость, наступала легкая истома и непреодолимая слабость, вызывающая острое желание оказаться побыстрее в мягкой постели, прижаться и ощутить тепло любимого человека.

Это были добрые и дорогие воспоминания, но потом Анне пришлось пройти через многие испытания, найти в себе силы выдержать боль потерь и одиночества, потребовалось много времени, чтобы приблизиться к тому душевному состоянию, в котором она тогда жила.

Теперь у нее снова есть семья, друзья, интересная творческая работа, она любима и сама любит, все хорошо, но память непрестанно возвращает ее к событиям двадцатидвухлетней давности.

Тогда, двадцать два года назад, это случилось. Андрей был арестован прямо в служебном кабинете. Потом Анне рассказали, что его провели под конвоем через плац, на котором шли занятия строевой подготовкой.

Курсанты, увидев Андрея в окружении конвоиров, остановились, барабанный бой прекратился, и все молча провожали его взглядом, пока черная машина, на которой его увозили, не скрылась за воротами училища.

Все это было, будто вчера, память сохранила во всех подробностях события тех трагических дней. В тот день, когда арестовали Андрея, она, придя с работы, как всегда приготовила ужин и стала поджидать мужа, но Андрей не вернулся со службы в обычное время, она подумала: учебная тревога или что-то подобное, так случалось много раз, но прошло несколько часов, он все не возвращался.

Ужин простыл, она о нем забыла, подходила к окну, садилась на диван, пробовала читать, ждала, и только поздней ночью Анна тогда еще Елена поняла, что случилось что-то… Но что? Ее охватило сильное беспокойство. Она знала, если внезапная командировка или какое-то другое срочное неотложное дело, он обязательно нашел бы способ ее предупредить, а тут ни звонка, ни записки, полная тишина.

Эту ночь она провела без сна, стояла у окна в надежде разглядеть в ночи знакомую фигуру. Ранним утром, когда послышались первые трамвайные звонки, быстро собралась и отправилась в училище, где преподавал Андрей. На проходной ее задержали, не было пропуска, но к ней вышел дежурный по училищу. Услышав, что она жена Вершинина, дежурный попросил предъявить документы, и только после этого спросил:

— Елена