Мальтийский крест - Василий Звягинцев

Доджсон, на которого равное количество выпитого подействовало скорее угнетающе, сел на подоконник и приоткрыл окно. Сквозь узкую щель хлынул резкий тихоокеанский ветер.

Олег Константинович видел, что цель достигнута. Уж больно яркую блесну он забросил президенту. Чрезвычайно выгодное предложение «на сейчас» и перспектива стать первым несменяемым президентом САСШ. Чего уж больше. Дальше пусть разбираются дипломаты. А научно-стратегическую проработку проекта поручим «пересветам» под общим руководством Чекменёва, если ему в России тесно стало.

Тут же и кодовое наименование запущенной операции в голову Императора пришло — «Мальтийский крест». Олег Константинович любил всяческую конспирологию, и придумывание хитрых названий своим планам было одной из самых невинных его забав.

Тут в двух, никому ничего не говорящих словах содержался намёк и на предстоящую роль генштабистов, в Москве сидящих, и по всему миру разведывательно-дипломатическую службу исполняющих, чьей эмблемой этот самый эмалевый Мальтийский крест является. На собственную роль, как наследника и продолжателя дел Императора Павла, планировавшего устроить совсем другую конфигурацию европейской политики, своевременно устранив Наполеона. Кто знает, что бы у него получилось, но интересные шансы имелись. Самое главное — Олег Константинович подразумевал себя прямым наследником последнего Гроссмейстера ордена Мальтийских рыцарей, и, естественно — законным властителем Мальты с её стратегическим положением. То есть — при подходящей возможности заняв остров, всегда можно выложить на стол кипу бумаг (было бы перед кем выкладывать!), после чего сотню-другую лет ждать решения какого-нибудь международного суда, на всякий случай созданного из представителей Чили, Эквадора и Республики Кокосовых островов под председательством Специального прокурора из Монголии.

Ещё немного поговорили теперь на совсем общие, не имеющие отношения к высокой дипломатии темы. Как два близких по возрасту и интересам мужчины, оказавшиеся в домике, обдуваемом арктическим ветром и поливаемом дождевыми зарядами. С бутылкой виски на столе между ними. Примерно как персонажи рассказа О’Генри «Справочник Гименея». Один — о рубаях Хайяма, другой — о «Херкимеровом справочнике необходимых знаний».

— С удовлетворением можно констатировать, что наша первая встреча прошла плодотворно, в тёплой и дружеской обстановке, — сказал Император. — Я лично удовлетворён. Предлагаю в завершение обменяться рукопожатием и крепким мужским словом.

— Не возражаю. Но «мужское слово» — в чём?

— В том, что мы лично обязуемся друг другу в случае возникновения каких угодно недоразумений, на любом уровне, с чьей угодно подачи, хоть вашего Госсекретаря, хоть моего премьера, не принимать опрометчивых решений, не давать воли эмоциям, не обсудив проблему наедине. Это может впредь оградить нас от глупых размолвок.

Второе — вы без предварительных консультаций со мной не поддержите никаких решений прочих членов ТАОС, направленных против России.

Третье — Россия обязуется в приоритетном порядке, независимо от чьей бы то ни было позиции и минуя международные организации, рассматривать любые вопросы, касающиеся взаимных интересов наших стран. И ждёт от вас того же.

То есть, — Олег сам подошёл к окну, за которым стихия по-настоящему разгулялась. Чёрт его знает, взлетит ли вертолёт? Но «Г-200», самая большая в мире летающая лодка, способная при необходимости даже в пятибалльный шторм идти несколько часов в режиме экраноплана, его домой доставит. Подхватил рукой дождевую воду, льющуюся с козырька, умыл лицо. — То есть я предлагаю фактически вернуться к временам президента Линкольна, Авраама вашего, и Императора Александра Николаевича, Второго. Наше соглашение формально никого ни к чему не обязывает, кроме как к столь редкой на вершинах власти элементарной порядочности и дворянской чести…

— Я, увы, не дворянин, — усмехнулся Доджсон, протягивая руку.

— Однако британским рыцарем являетесь, приняв в прошлом году этот титул от их королевы. Теперь станете русским дворянином, что никак не ниже «сэра», если согласитесь принять от меня в память о нашей встрече орден Белого Орла. Созвучен вашему национальному символу и даёт право на потомственное дворянство Российской империи. Кроме того — он очень красив. С вашими наградами, прошу прощения, нет никакого сходства.

— Приму с благодарностью. К сожалению, чтобы ответить вам столь же достойно, мне придётся провести решение через Конгресс. Я надеюсь, за этим дело не станет.

Олег принял из рук адъютанта большую, как том энциклопедии, сафьяновую коробку, извлёк лежащий в чёрном бархатном ложе орден. Собственноручно надел на шею Доджсона синюю муаровую ленту с ювелирной работы крестом.

Тут же войсковой старшина Миллер, личный адъютант Императора, неизвестно откуда извлёк две бутылки лучшего Голицынского шампанского. Только ко двору Государя поставляемого. Раньше, бывало, в фирменных магазинах продававшегося, пусть и по дорогой цене. А теперь — нет.

Выпили, президент непроизвольно погладил рукой орден — не малозначащая европейская бляшка, а настоящая награда, одна из высших в Империи. Да и вручен не «от имени и по поручению», а лично!

— Знаете, Джеральд, как вас теперь положено отчествовать, яко настоящего столбового дворянина? Вы ведь наши обычаи знаете?

— Форстерович, — улыбнулся навстречу императорской улыбке президент.

— Так хочу тебе сказать, Джеральд Форстерович — я теперь имею право на ты обращаться, гра-амадную ты только что ошибку совершил. — Олег Константинович просто лучился весельем и добрым юмором.

— Уточните, пожалуйста, — сам не понимая почему, напрягся президент. Нехорошим холодком вдруг за воротник рубашки повеяло.

— Да нет, ничего, настолько-то ты русский язык понимаешь, со всеми его сложными оборотами. А в психологии и геральдике — мимо пролетел. Орден принял, к сердцу прижал, за честь оказанную винишка пригубил. Только самую-самую тонкую детальку твоё трижды высшее образование понять не позволило. Минуты, чтобы догадаться — хватит?

На тридцатой секунде до Доджсона дошло. Ох, как дошло!

Если кавалер ордена Белого Орла — автоматически дворянин, а также — особа IV класса[118], а Император — Всероссийский, несменяемый Предводитель дворянства да одновременно — глава орденского капитула, так кто теперь для него «их высокородие» господин Доджсон?

Тут, конечно, всё непременно сводилось к обыкновенной шутке, не феодальные времена всё-таки. Не потребует же от своего «сэра» английская королева громоздиться в седло и ехать освобождать Гроб Господень. И тем не менее…

Никто бы не помешал американскому президенту сорвать с шеи этот царский орден, хоть на пол бросить, хоть вежливо, с поклоном, в руки возвратить. Но — не сделал. Иначе — что дальше будет? Император сильнейшей на планете державы мгновенно из друга превратится в злейшего, смертельного врага. Самодержцы такого не прощают. А времена ведь действительно грядут ох какие непростые. Союзниками (такими союзниками!) разбрасываться — себе дороже выйдет.

— Ты, Форстерович, теперь кто? — продолжал Олег Константинович. — Я твою американскую должность не беру. Там ты вольный владыка заморской державы, над своими людишками властный, в полном праве (а я тебя поддержу, хоть флотом, хоть танками). А на российской земле — видишь, как получается… Я ведь тебя за язык не тянул, первый ты мне сказал, что боишься наступления «нового феодализма»! Если опасаешься, так отчего же нам с тобой первыми на его наступление не среагировать? Целее будем!

Трудно — понимаю, демократические кандалы шагнуть не дают. Куда ж нам без «Либерте, эгалите, фратирнете»?

Если же «посмотреть с холодным рассудком вокруг», очень даже понятно — куда. Тем более — зачем.

Император видел, что Доджсон не по обстановке занервничал. А что, казалось бы, такого произошло? Ну, орденком его почтил, все иностранные лидеры постоянно друг друга чем-нибудь да награждают. Другое дело — никто, наверное, так вот грубовато не намекал… Да ничего, переживёт, одумается, когда хмель выветрится.

— Садись, садись, — указал рукой президенту на кресло Олег Константинович. — Шампанское — мы просто так выпили. По традиции. Сейчас Миллер нам чего-нибудь лучше принесёт…

Никто на свете не поверил бы, что американский президент, что называется, поплыл под психологическим натиском русского царя. При условии, что кому-нибудь на свете вообще позволили бы наблюдать подобную картину. Кроме адъютантов и камердинеров, естественно.

Император закурил свою обычную папиросу, трезвый что в алкогольном понимании, что в эмоциональном. Обратился к президенту, совершившему самую большую ошибку в своей жизни, попытавшись с Олегом Константиновичем разговаривать, как с каким-нибудь Каверзневым или Паттон-Фантон-де Вирайоном[119]!