Женатый мужчина - Кэтрин Эллиот

И он действительно вернулся через минуту: стук шагов эхом отдавался от плиточного пола. Он вошел в дверь, и туг я заметила, как побледнело его лицо.

– Звонил Дэвид, – произнес он. – Из больницы. Роуз умерла десять минут назад.

Глава 28

Проснувшись на следующее утро, я не то чтобы не поняла, где я нахожусь. Я толком не могла вспомнить, почему я здесь. Вот я лежу в кровати в зеленой комнате. Да, точно, это зеленая комната в Незерби-Холле, но что… Я приподнялась на локте… О господи, какая я вялая. Как будто наглоталась наркотиков. Так что же… ах да, Джек дал мне снотворное. Я уставилась на обои с цветочным рисунком и стала вспоминать… Джек с совершенно белым лицом помогает мне подняться наверх по широкой лестнице, обняв меня одной рукой за плечо, а другой поддерживая под локоть… Зачем? Я что, вдруг так ослабела, что не могла идти? Он привел меня сюда, протянул стакан воды, дал таблетку… уложил в кровать, накрыл одеялом и сказал, что я должна уснуть. Я дрожащей рукой взяла стакан и попыталась больше не плакать, глядя на его угрюмое лицо, которое еще десять минут назад я почему-то целовала… Десять минут назад, когда мы услышали известие о смерти Роуз. Десять минут назад, когда мы лежали вместе на ковре и обнимались, пока она умирала от отравления угарным газом на больничной койке.

Я свесила ноги с кровати, и меня сразу же затошнило. Не знаю, было ли это последствием снотворного или потрясения от смерти Роуз, или же мне стало плохо оттого, что мой дом сгорел дотла, или оттого, что я осознала, насколько возмутительно вела себя вчерашним вечером. Но как бы то ни было, я бросилась в ванную, и меня вырвало.

Я медленно вымыла лицо и, двигаясь, как робот, вытерла его полотенцем, потом кое-как доковыляла до постели. Медленно остановилась; мой взор устремился в маленький просвет между шторами. Я знала, что стоит мне их раздвинуть, и я увижу сгоревший амбар. Из этой комнаты его как раз прекрасно видно. Но я не могла двинуться. Роуз была мертва, и она умерла там. Это было так страшно, так всепоглощающе страшно, что я только и могла, что стоять, пытаясь осознать произошедшее. И тут вдруг в соседней комнате раздались голоса. Кто-то спорил на повышенных тонах, упрямо, пронзительными голосами. Мальчики. О боже мой, мальчики! Я вылетела на лестничную площадку и ворвалась в их комнату.

Макс стоял у кровати Бена в пижаме; в каждой руке у него было по стакану молока. Его щеки порозовели от негодования, и он орал на Бена. Тот сидел на кровати, бледный, с вытаращенными глазами.

– Мам! Бен говорит, что я вру, но это же правда! Мне Джоан сказала! Я спустился на кухню, чтобы попить, а она мне сказала. Бабушка умерла, правда? Скажи ему, мам!

– Да, это правда, – пробормотала я. – Бен, послушай меня. Увы, бабушка умерла вчера ночью.

– Нет! – завопил он, вырывая руку. – Не может быть! В том пожаре? Сгорела заживо? Это неправда! – Его глаза были полны ужаса.

– Нет, нет, все было не так, – торопливо проговорила я. – Она не сгорела. Она отравилась дымом и испытала шок, а она была уже старенькая. Ты сам видел, ее пришлось сбросить из окна, и ее сердце…

– Нет! Не верю. Не верю ни одному твоему слову! Не может быть, чтобы бабушка умерла, не может!

Он кричал на меня, по щекам лились слезы, бледное личико исказилось от горя. Несмотря на мои отношения с Роуз, ему она была бабушкой, и она посвящала ему время и силы, а в награду получала безусловную любовь, на которую способны только дети. Они не судили ее, как я. Она была их бабушкой, и поэтому они ее любили.

Я позволила им немного поплакать, а потом, когда всхлипывания стихли, попробовала заговорить.

– Бен, послушай меня. Я знаю, что тебе грустно. Все это произошло так внезапно. – Я прижала его к груди. – Но бабушки и дедушки старенькие, и мы должны смириться с тем, что они уйдут прежде, чем мы.

– Но не сгорят заживо! – завопил он, отталкивая меня. – Сгореть заживо так ужасно!

– Бен, это не так, я же тебе сказала.

– Но амбар действительно сгорел дотла, – подтвердил Макс. – Посмотрите! – И он подбежал к окну и раздвинул шторы.

Я ахнула. Там, на горизонте, я увидела то самое, что мне так не хотелось видеть из окон моей спальни. На покатом холме, поднимающемся от озера, там, где луга, покрытые лютиками, испускали золотистое сияние, высился зазубренный черный каркас нашего дома.

– Это невыносимо, – прошептал Беи, закрывая глаза сжатыми кулаками. – Я даже не могу думать о том, как мы были там, внутри, с бабушкой, о том, как она пыталась выбраться, открыть дверь, кашляла, ползла по коридору…

– Закрой шторы, – приказала я Максу.

– Но почему? Я хочу…

– Закрой сейчас же!

Он поспешно повиновался.

– Теперь послушай меня, Бен, и ты, Макс, тоже. – Я оттащила Макса от окна, села на кровать и обняла их. – То, что случилось вчера, это просто кошмар, не отрицаю, – заплетающимся языком проговорила я. – И это очень печально. Но это не фильм ужасов, понятно? Бабушка была старенькая…

– А сколько ей было? – спросил Макс.

– Не знаю, но очень старенькая.

– Больше пятидесяти?

– О да, – с облегчением проговорила я.

– Ничего себе.

– И она не умерла насильственной смертью, Бен, она умерла спокойно. В больнице, в окружении семьи и людей, которых любила. Хватит представлять, как она бегала по горящему дому и искала выход – не было такого. – Вымолвив эти слова, я сама представила, как Роуз на ощупь пробирается по коридору, зажав рукой рот, с широко раскрытыми испуганными глазами… Или даже на четвереньках, как предположил Бен, в порванных брюках и с черным от копоти лицом, хватая ртом воздух. – Не было такого! – соврала я, зажмурившись что было мочи. – Вы же сами видели, как ее живую вытащили из амбара, и ни к чему переписывать историю, ясно?

– Ясно, – прошептали они, вытаращив на меня глаза. По опыту я знала, что, если говорить достаточно твердо, дети поверят во что угодно. Можно даже сказать, что черное – это белое. Помню, как Бен как-то забыл слова в школьной пьесе и все равно поверил, когда я сказала, что он выступал лучше всех, потому что его молчаливое присутствие произвело на всех неизгладимое впечатление. Не уверена, что мне удалось убедить его на этот раз, но я пыталась его утешить и избавить от страха.

– Ты понял, Бен? – повторила я. Он кивнул.

– Но почему это опять случилось с нами? – спросил он, повернув ко мне бледное личико.

Макс недоуменно нахмурился, но я-то знала, о чем говорит Бен. Он имел в виду своего отца.

– Я не знаю, – честно ответила я.

Глядя на бледное лицо сына, я почувствовала, как во мне закипает ярость. Она поднималась к горлу, как высокоскоростной лифт. Я злилась, что моему драгоценному мальчику снова пришлось испытать боль. И какого черта Роуз позволила им пойти в амбар одним? Что за игру она затеяла? Почему не уложила их здесь, в Незерби? Но сейчас был неподходящий момент для размышлений. Я взяла халат Бена и накинула ему на плечи.