Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели - Лев Колодный

— Положение крайне тяжелое. Церетели предложил помочь по всем проблемам: образованию, творчеству, выставкам, изданию книг, он берется профинансировать и как-то это реализовать. Другого пути сейчас просто нет, — публично заявил исполняющий обязанности главного ученого секретаря президиума академии искусствовед Владимир Сысоев. Судя по этим словам, он видел "другие пути" решения проблемы, не будь столь "крайне тяжелым" положение, которое брался "профинансировать и как-то это реализовать" Церетели. Лидера с идеологической программой в его лице он не видел.

Но другой кандидатуры у президиума, где главный ученый секретарь по положению играл ведущую роль в предвыборной агитации и кулуарных разговорах, — не нашлось при всем желании. Владимир Сысоев занимал должность, которую прежде в академии исполнял здравствовавший тогда его престарелый отец. Сысоев-младший занял руководящее положение в Российской академии художеств, словно по наследству. Имена отца и сына не попали в художественные энциклопедии. Ничего выдающегося Сысоевы не сотворили, числились по разряду искусствоведения. Но их фамилию хорошо знали и помнили участники проработок, которые устраивала партия со времен Сталина. Еще тогда молодой Петр Сысоев выступал с докладами, звучавшими как приговоры для тех, чьи фамилии попадали в озвучиваемые им проскрипционные списки. Их составляли на Старой площади с подачи партийного бюро академии.

Фигура Сысоева-отца маячила в затоптанных коридорах, когда за длинный стол садились члены президиума на очередное заседание. Сколько лет управлял он кораблем, стоя за спиной капитанов? Здравствуют в Москве художники, которые не забыли тот день, когда ученый секретарь академии читал на собрании в Камерном театре постановление ЦК о «формалистах». Многие замечательные мастера, помянутые в том постановлении как формалисты, выпадали автоматически из художественной жизни. Им закрывались дороги везде — на выставки, в музеи, редакции творческих журналов, их изгоняли с кафедр институтов.

Когда звонили из ЦК и сообщали, что фельдсвязью отправили очередное партийное решение, взволнованный Петр Сысоев предупреждал сотрудников аппарата, чтобы они никуда не отлучались и готовы были принять "важнейшие документы". В день смерти секретаря ЦК по идеологии, которого вся Москва называла "серым кардиналом", главный ученый секретарь явился на службу разбитый горем, словно у него умер кто-то из родных. На участливые вопросы работников аппарата, что случилось, ответил:

— Как, вы не знаете? Суслов умер!

Петр Сысоев весной 1997 года здравствовал. Но отошел от дел, передоверив их сыну. Кого они прочили в президенты? Точно знаю — не Церетели.

Лев Ефимович Кербель называл себя публично "первым вице-президентом", но такой должности в штате академии не значилось. Но даже если бы "первый вице-президент" был абсолютно здоров, его бы не избрали главой академии.

Лишь у Церетели был не только реальный план выхода из "затяжного кризиса", о чем он сказал в программном заявлении. Но и возможности осуществить этот план ОРГАНИЗАЦИОННО причем, не только своими средствами. В Москву позвал его президент России. Покойный Пономарев полгода пытался попасть на прием к президенту России, так и не нашедшего для него времени. А перед Церетели открывались двери самых высоких кабинетов. Почти каждый день он виделся с мэром Москвы на стройках, совещаниях, да и после службы их встречи не прекращались, что ни для кого не было секретом.

Выборы состоялись. В протоколе заседания появилось решение: "Поручить исполнение обязанностей президента Российской академии художеств до очередной сессии вице-президенту Зурабу Константиновичу Церетели. С правом первой подписи на финансовых документах". Это произошло в дни, когда над головой Церетели и Петра не рассеялись грозовые тучи и судьба монумента все еще висела на волоске. Его пытались перерезать властные силы и в Кремле, и в "Белом доме", боровшиеся с мэром Москвы.

Очередная сессия академии намечалась в Москве по случаю 240-летия со дня основания, через четыре месяца. Но было не ясно, доживет ли она вообще до этого юбилея. Российской академии художеств грозила реальная опасность развала по примеру Союза художников СССР. В правительстве этому акту вряд ли бы воспрепятствовали. Все могло случиться по правилам игры победившей демократии. Большинство академиков принимает решение — значит, так тому и быть! Не получая финансовой поддержки из Москвы, академики Петербурга начали поговаривать о том, чтобы провозгласить столь модный тогда суверенитет, стать снова Санкт-Петербургской академией художеств, как это было при императорах. А Москва, мол, пусть создаст свою академию. Примеры такие наличествовали в разных странах. Так, королевские академии художеств существовали и в Мадриде, и в Барселоне.

Программу Церетели назвали в прессе "поисками утраченного времени". Он не уставал говорить, что академия должна снова стать высшим учреждением в области "трех знатнейших искусств", играть прежнюю роль в распределении государственных заказов, которая ей отводилась в пору расцвета. Но под расцветом подразумевал не времена вождей, а времена при императорах в царской России.

Будь его воля, он бы Академию снова назвал императорской. Этого сделать не мог. Но Устав императорской Академии художеств извлек из архива, велел реанимировать все существенные положения, которые из него убрали при советской власти, в том числе — открытое голосование при выборах новых членов. Герб царской академии снова появился на фасаде, дипломах, бланках Российской академии художеств, сокращенно — РАХ.

Во дворце, куда на правах исполняющего обязанности президента каждый день после полудня появлялся Зураб, Академия художеств СССР обосновалась в 1948 году. В этом красивом особняке до революции Иван Морозов покупкой картины Сислея "Мороз в Лувесьенне" начал собирать новейшую французскую живопись. Через несколько лет в его коллекциии насчитывалось 250 картин Гогена, Ван-Гога, Ренуара, Сезанна, Матисса, Пикассо. По словам современников, поток картин между Парижем и Москвой принял "фантастические размеры". Морозов не отдавал предпочтение отдельным мастерам, а покупал и помещал в залах собственного дома картины всех современных выдающихся живописцев Франции. Ни один частный коллекционер Европы не тратил столько средств на живопись, как этот московский мануфактурист, наделенный природой отменным вкусом. После 1917 года его собрание было национализировано и получило название Второго музея новой западной живописи.

Первым подобным музеем назвали национализированное собрание Сергея Щукина, покупавшего во Франции картины по принципу: "Если, увидев картину, ты испытываешь психологически шок — покупай ее". Этот русский купец не только любил, но понимал живопись лучше иных художников и искусствоведов. Из его дома сбежал Илья Репин и больше никогда не появлялся в нем, после того как увидел картины Матисса, самые любимые Щукиным.

Оба собрания объединили в 1929 году в Музей новой западной живописи. Тогда картины Щукина переместили на Пречистенку. После войны в 1948 году музей шедевров мирового класса ликвидировали. Коллекцию поделили между Эрмитажем и Музеем изобразительных искусств. Тогда началась "холодная война" и вместе с ней борьба "с низкопоклонством перед Западом". В той войне погиб в Москве замечательный Музей новой западной живописи.

В опустевший дворец Ивана Морозова въехала воссозданная Академия художеств СССР. Основанная в Санкт-Петербурге в 1757 году Иваном Шуваловым как "академия трех знатнейших художеств", она испытала удары Октябрьской революции. Академия получила при Екатерине II статус императорской, то есть государственной, ее финансировала казна. Это высшее художественное учреждение России играло несколько важных ролей. Не только обучало с младых лет рисовать, писать картины на библейские и классические сюжеты. Но и распределяло государственные заказы, присуждало звания, дававшие привилегии, руководило художественными проектами на всей территории Российской империи.

В ее истории произошел кризис в годы великих реформ и отмены крепостного права во второй половине ХIХ века. Тогда группа воспитанников во главе с Иваном Крамским взбунтовалась, разорвала отношения с академией, не желая больше писать картины на традиционные сюжеты. Этот конфликт поколений и мировоззрений разрешился в 1890-х годах. Тогда произошла реформа Академии художеств. В нее вернулись на правах профессоров прежние бунтари, члены "Товарищества передвижных художественных выставок", такие «передвижники», как Илья Репин. В академии ведущие позиции заняли художники критического реализма.

Живописцы и скульпторы, избранные в академию, получали в императорской России высокое общественное положение. Академику даровали чин действительного статского советника, что соответствовало на военной службе званию генерала. Руководили Императорской академией художеств члены царской фамилии. Революцию 1917 года в октябре академики-реалисты встретили без энтузиазма в отличие от авангардистов, вставших под красные знамена с верой в светлое будущее.