Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной - Евгений Юрьевич Лукин

виде букв. Интересно, отдаёт ли себе хоть кто-нибудь отчёт, сколько стихийно сложившихся заговоров, какую неведомую кабалистику он каждый раз зачерпывает ложкой и, как это ни грустно, поглощает и переваривает вместе с куриным бульоном?

К самородным обычно относят и неумышленные заклятия: чередуя различные действия, человек нет-нет да и совершит нечаянно какой-нибудь колдовской обряд. Скажем, встанет с левой ноги или водку не до дна выпьет. Последствия общеизвестны.

Устраняются напасти такого рода, как правило, легко, хотя существуют и здесь свои тонкости. К примеру, первое средство от сглаза (постучать по дереву) известно каждому, однако далеко не все знают, что разные породы дерева по-разному отзываются на стук. Допустим, по древесно-стружечной плите стучать бесполезно, а по ясеню и авокадо, имейте в виду, просто опасно. Так откликнется, что мало не покажется.

К сожалению, многочисленные проходимцы, выдающие себя за гадалок и знахарей, весьма успешно пользуются нашей неосведомлённостью. Наплетёт с три короба о напущенной соседом порче, а порча-то вся в том, что чистку зубов надлежит начинать не справа налево, а слева направо – как пишем.

Что же касается неуязвимого для гири и бульдозера домика, то тут закавыка, понятно, посерьёзнее, ситуация наверняка запущенная: поспорить можно, что, придя по вызову, обнаружишь целый колтун самородных и неумышленных заклятий. За год не распутлякаешь. Впрочем, попадаются иногда такие спецы – в любой путанице нужную ниточку отыщут. В позапрошлом, дай бог памяти, году обратилось семейство с Новостройки к одному колдуну. Та же история: сорок лет сноса ждут – не дождутся. Того и гляди домишко сам развалится безо всякой гири. Случай, что говорить, трудный. Но правда, и колдун был известный – Ефрем Нехорошев. Старичок уже, капризный, идти никуда не хочет. Семейство в слёзы. Уговорили, на частнике привезли. Походил он по двору, посмотрел. Видит: по проволоке цепная шавка бегает, надрывается. От конуры до крыльца. «А собачку вашу, – спрашивает, – как зовут?» – «Мальчиком», – отвечают. «А прежнюю как звали?» – «И прежнюю Мальчиком». – «Ага, – говорит. – Тогда дождитесь, как эта издохнет, а следующую Дружком назовите. Или Шариком». – «И всё?!» – «И всё».

С тем и отбыл.

На следующий день собачка, понятно, сдохла. Взяли щеночка, назвали Шариком. И что ж вы думаете! Месяца не прошло – предлагают переселиться, ордер приносят на квартиру улучшенной планировки – в новом доме, в строящемся. А обратись страдальцы наши к кому другому – ещё неизвестно, что вышло бы.

Переехать, правда, так и не переехали: лопнула фирма, только фундамент заложить успела. А хибарку-то снесли уже. Семейство в суд. Так до сих пор и судятся. Живут где-то у родственников… А нефиг было псину травить! Кудесник же ясно сказал: «Дождитесь, пока издохнет». А они на радостях не утерпели, видать…

Хуже всего, что история в газеты попала. Естественно, один умник решил провернуть то же самое своими силами. Трёх собачонок, изверг, извёл – ясное дело, без толку. Чародей выискался! А там, между нами, всего-то и надо было, что воробья из-под конька крыши выгнать.

* * *

Обитатели пустыря, о котором пойдёт речь, поступили проще: не ходя ни к каким колдунам, сдали свою реликтовую жилплощадь приезжему квартиранту, а сами подались куда-то на заработки. Они бы её, может быть, и совсем продали, но законы не обойдёшь – заклятье не позволит.

Жилец оказался тихий, за периметр пустыря выходил только в магазины, причём чаще в хозяйственные, чем в продовольственные. Если не копался в огороде, то сидел целыми днями у окошка и мастерил что-то невразумительное. По слухам, чёрный ящик с красной кнопкой.

И как-то сразу не по-хорошему зашевелился бурьян вокруг отданной внаём халупы. Сгинули куда-то бомжи и бродячие кошки, зачастили к серой дощатой калитке почтальоны, коммивояжёры, работники социальной сферы, мелкая предвыборная сволочь. Узенькая прерывистая стёжка углубилась, расширилась, достигла статуса народной тропы. Что вынюхивали – непонятно. Потом нагрянул спецназ. Обложили пустырь, изготовились к захвату, как вдруг заколебались и, не дождавшись внятного приказа, рассеялись. Не иначе опять обережные чары сработали: как ни крути, а угроза домику при штурме возникала прямая. Спецназ – он ведь покруче бульдозера будет. В бульдозере хотя бы подствольный гранатомёт не предусмотрен.

Возможно, в загадочном квартиранте заподозрили террориста-рационализатора. Мигрант, вдобавок выходец из Царицына, этого извечного рассадника злых гениев. Недаром же именно там, стоило всё позволить, были придуманы и вечный двигатель, и машина времени, и усечённая финансовая пирамида. Собственно, их и раньше придумывали, но как-то, знаете, по-доброму, ради общего блага.

Если вникнуть, самородок-изобретатель – тоже в каком-то роде стихийно сложившееся заклятие. Не учили его, не воспитывали – до всего самодуром дошёл. Ну книжки читал, ну фильмы смотрел, так ведь в произведениях искусства неумышленных чар, пожалуй, больше, чем в жизни. Взять литературу. Метафора (это вам любой колдун скажет) строится по законам симпатической магии, а стало быть, запросто может сработать как заклинание, особенно при декламации. Посмотрите на любителей поэзии! Посмотрите на этих романтических мымр в очках и кривобоких узкоплечих недомерков, половина из которых ещё и заикается. Порченые поголовно!

Кинематограф – и вовсе чума. Вот запретили двадцать пятый кадр – а проку? В результате фильмы теперь сплошь монтируют из одних двадцать пятых кадров – и попробуй что-нибудь докажи!

То ли дело при советской власти! В ту пору каждая метафора тщательно проверялась и обезвреживалась цензурой. Не обходилось, конечно, без перегибов: шили образ там, где его и в помине не было. Допытывались, например, кого ты имел в виду, написав «листья падают». А ведь имел кого-то… Поди теперь вспомни!

Где вы, безмятежные времена, когда образ психопата-учёного был неведом самородкам из захолустья – тем самым самородкам, по поводу которых ещё Салтыков-Щедрин брюзжал, будто они употребляют все свои способности или на то, чтобы изобретать изобретённое, или на то, чтобы разрешать неразрешимое! Стоило идиллически-прозрачному пруду социалистического искусства замутиться, провинциальные кулибины, поражённые чёрной магией Голливуда, призадумались: а нужно ли вообще осчастливливать человечество? Может, действительно проще взорвать его к едрене фене?

И как только в очередной раз кому-либо из них удавалось разрешить неразрешимое, подобная возможность представлялась.

* * *

Достигнув вершины бугра оземленелых обломков, Глеб Портнягин осторожно раздвинул бурьян. За дощатым, серым от дождей забором виднелся в меру ухоженный огородишко. Помидоры на грядках надували бледно-зелёные щёки. Вообще чувствовалось, что нынешний жилец тяпкой владеет неплохо. Сам он, кстати говоря, в данный момент, пригнувшись, подкрадывался к беспечно розовеющему плоду, причём делал это по науке, заходя против ветра. Если верить современным ботаникам, срываемый помидор с помощью запаха информирует собратьев о своей беде – и