Кровавая луна (ЛП) - Несбё Ю

— Старые двигатели отлично нагреваются, — сказал Харри, похлопывая по капоту.

— Нет, я имел в виду погоду. Я думал, что всё кончено, но тёплая погода вернулась. И завтра будет кровавое затмение. — Он указал на бледную полную луну.

У Харри зазвонил телефон.

— Говорите.

— Значит, это правда, — сказал Сон Мин. — Ты действительно так отвечаешь на телефонные звонки.

— Я увидел, что это был ты, и просто пытался соответствовать мифу, — сказал Харри. — Что происходит?

— Я в Институте судебной медицины. И, если быть до конца честным, я не совсем понимаю, что происходит.

— О, да? Прессе уже сообщили о смерти подозреваемого?

— Пока нет, мы немного повременим, прежде чем обнародовать это. Пока его не опознают.

— Ты имеешь в виду, действительно ли его зовут Кевин Селмер? Эйстейн звал его Элом.

— Нет, я имею в виду, действительно ли человек, найденный мёртвым в камере номер 14, тот самый, которого мы привезли сюда.

Харри сильнее прижал телефон к уху.

— Что ты имеешь в виду, Ларсен?

— Его адвокат исчез. Он был наедине в камере с Кевином Селмером. Через пять минут после того, как он появился, он ушёл. Если это был он. Мужчина, который ушёл, был в маске для лица и в одежде адвоката, но начальнику смены в следственном изоляторе показалось, что этот человек выглядел по-другому.

— Ты думаешь, что Селмер...

— Я не знаю, что думать, — сказал Сон Мин. — Но да, вполне возможно, что Селмер смог убежать. Он мог убить Бекстрёма, разбить ему лицо, переодеться и просто уйти оттуда. И труп, рядом с которым мы сидим, это Бекстрём, а не Эл. То есть, не Селмер. Лицо совершенно неузнаваемо, а мы не можем найти ни друзей, ни родственников Кевина Селмера, которые знали бы его достаточно хорошо, чтобы опознать. И вдобавок ко всему, Бекстрёма нигде нет.

— Хм... Звучит немного притянуто за уши, Ларсен. Я знаю Дена Бекстрёма, он, вероятно, опять слетел с катушек. Судный Ден, слышал такое о нём?

— Э, нет.

— У Бекстрёма репутация довольно впечатлительного человека. Если какое-то дело расстроило его, он идёт куда-нибудь и напивается, а затем нам является Судный Ден и начинает выносить вердикты всем и каждому. Иногда это длится несколько дней. Вероятно, именно это сейчас с ним и произошло.

— Что ж, будем надеяться на это. Мы скоро всё выясним, жена Бекстрёма уже на пути сюда. Я просто хотел тебя предупредить.

— Хорошо. Спасибо.

Харри завершил разговор. Они сидели в тишине, слушая, как Руфус Уэйнрайт поёт «Аллилуйя».

— Я думаю, что, возможно, недооценил Леонарда Коэна, — сказал Эйстейн. — И переоценивал Боба Дилана.

— Вполне понятная ошибка. Надо ехать. Давай, гаси сигарету.

— Что происходит? — спросил Эйстейн, спрыгивая с капота.

— Если Сон Мин прав, Маркус Рё может быть в опасности. — Харри плюхнулся на пассажирское сиденье. — Крон звонил, пока ты отливал в кустах. Рё отправился в поход по барам и предложил мне составить ему компанию. Я сказал «нет», но, возможно, нам всё равно нужно его найти. Поехали на улицу Королевы Евфимии.

Эйстейн повернул ключ в замке зажигания.

— Ты можешь сказать «Жми на газ», Харри? — он завёл двигатель. — Пожалуйста?

— Жми на газ, — произнёс Харри.

Маркус Рё качнулся в сторону, сделал шаг, чтобы удержаться на ногах, уставился на стакан, стоявший перед ним на столе.

В нём был алкоголь, он был уверен в этом. Он не был уверен, что ещё там было, но смотреть было приятно. Как и на содержимое бокала, так и на помещение бара. Названия которого он не знал. Другие гости были моложе его и бросали на него украдкой — и не совсем украдкой — взгляды. Они знали, кто он такой. Нет, они знали, как его имя. Видели его фотографию в газетах, особенно в последние дни. И составили о нём своё мнение. Было ошибкой выбрать именно эту улицу для прогулки по пабам. Достаточно было взглянуть на претенциозное название этой очередной попытки сделать в Осло широкую улицу для прогулок: улица Королевы Эвфемии. Эв! Феми. И вот получите, чёртова пидорская улица. Ему следовало бы сходить в какое-нибудь старое местечко. Куда люди дружно стекались к барной стойке ещё в те времена, когда капитализм ещё только зарождался, чтобы заявить — следующая порция выпивки будет за его счёт. В последних двух барах, где он был, они просто таращились на него, как будто он выпячивал свои булки и показывал им свою дырочку от бублика. В одном месте бармен даже пригласил его присесть. Как будто им не нужна прибыль. Эти заведения обанкротятся в течение года, просто подождите. Выживают только старые игроки, те, кто знает правила игры. И он — Маркус Рё — знал правила игры.

Верхняя часть его тела начала наклоняться вперёд, тёмные волосы упали на стакан. Ему удалось выпрямиться в последний момент. Какая у него пышная шевелюра. Настоящие волосы, которые не нужно было красить каждую гребаную неделю. Засунь это в свой анус.

Он схватился за стакан, чтобы было за что держаться. Осушил его. Может быть, ему стоит пить немного медленнее? По пути между двумя первыми барами он переходил улицу — извините, проспект, — и услышал пронзительное треньканье трамвайного звонка. Он отреагировал так вяло, словно брёл по вязкой грязи. Тот напиток, который он выпил в первом баре, скорее всего был очень крепким, потому что теперь не только замедлились его реакции, но и как будто утратилось всякое чувство страха. Когда трамвай проехал так близко, что он спиной почувствовал движение воздуха, его пульс почти не участился. И это теперь, когда он снова захотел жить! Это ощущение напомнило ему о том, как он, находясь под стражей, попросил Крона одолжить ему галстук. Не для того, чтобы надеть его, а чтобы повеситься. Крон сказал, что ему не разрешается ничего передавать. Идиот.

Рё оглядел комнату.

Они все были идиотами. Этому учил его отец, вбил эту мысль в него. Что все — кроме тех, у кого фамилия Рё, — идиоты. Что это были открытые ворота, всё, что тебе нужно было делать, это каждый раз забивать мяч. И ты должен был это сделать. Не жалей их, не говори, что хватит, ты должен продолжать идти. Приумножай богатство, продвигайся дальше, бери то, что идёт в руки, а потом ещё немного. Чёрт возьми, возможно, он и не был самым одарённым в учёбе, но, в отличие от других, он всегда делал то, что говорил его отец. И разве это не давало ему право время от времени жить по-настоящему? Занюхать несколько дорожек порошка. Шлёпнуть пару парней по их тугим задницам. Даже если они не достигли этого идиотского возраста согласия, ну и что? В других странах и культурах видели картину целиком. Знали, что мальчикам это не причиняет вреда, что они вырастут и заживут нормальной жизнью, станут солидными, порядочными гражданами. Не станут истеричками и педиками. Это не заразно и не опасно, если в тебя входил член взрослого мужчины, когда ты был юн, ты в безопасности. Он часто видел, как его отец ругался, но только однажды видел, как он вышел из себя. Это было, когда Маркус учился в пятом классе, и его отец, войдя в его спальню, обнаружил, что Маркус и соседский мальчик играют в постели в мамочку и папочку. Господи, как же он ненавидел этого человека. Как он его боялся! И как сильно он его любил. Одно-единственное слово одобрения Отто Рё, и Маркус чувствовал себя властелином мира, непобедимым.

— Так вот где ты находишься, Рё.

Маркус поднял голову. На лице мужчины, стоявшем перед его столом, была медицинская маска, а на голове — плоская кепка. В нём было что-то знакомое. Даже голос. Но Маркус был слишком пьян, всё было расплывчато.

— У тебя есть порошок для меня? — автоматически спросил Маркус и в тот же момент задумался, откуда этот вопрос взялся. Наверное, просто ломка.

— Ты не получишь никакого порошка, — сказал мужчина, усаживаясь за стол. — Тебе также не следует выпивать в баре.

— Не следует?

— Нет. Ты должен был сидеть дома и оплакивать свою очаровательную жену. И Сюсанну, и Бертину. А теперь ещё один человек мёртв. Но вот ты сидишь здесь и хочешь веселиться. Ты никчёмная, грёбаная свинья.