Путешествие Хамфри Клинкера. Векфильдский священник - Тобайас Смоллет

Тем временем Клинкер опустился на одно колено перед мисс Табитой, которая искоса посматривала на него; с волнением обмахиваясь веером, она порешила после недолгой борьбы с собою протянуть ему руку для поцелуя и с видом скромницы промолвила:

— Брат, вы тяжко согрешили, но я надеюсь, что вы доживете до того дня, когда откроется вам безумие деяний ваших. С прискорбием должна сказать, что молодой человек, которого признали вы сегодня своим сыном, исполнен, по милосердию божию, веры и благочестия более, нежели вы со всею вашей кощунственной премудростью, хотя вам не раз представлялся удобный случай. Право же, мне кажется, что в глазах его и в кончике носа есть сходство с моим дядюшкой Ллойдом из Флуидуэллина, а длинный подбородок точь-в-точь такой, как у нашего родителя. Брат, раз вы уже переменили его имя, то, прошу вас, перемените и платье: непристойно носить ливрею тому, в чьих жилах течет наша кровь.

Лидди, кажется, была очень довольна таким приращением нашего семейства. Она подала ему руку, уверяя, что всегда будет гордиться родством с добродетельным молодым человеком, который многократно доказывал благодарность свою и преданность ее дядюшке.

Мисс Уинифред Дженкинс, крайне взволнованная и не знающая, дивиться ли ей этому событию или страшиться, как бы не потерять своего любезного, воскликнула хихикая:

— Желаю вам благополучия, мистер Клинкер, то бишь Флойд… хи-хи-хи!.. Теперь вы так возгордитесь, что на нас, бедных, служивших вместе с вами, и поглядеть не соизволите, ох-хо-хо!

Клинкер чистосердечно признался, что он в восторге от ниспосланного ему счастья, превышающего его заслуги.

— Но могу ли я возгордиться? — прибавил он. — Я — человек ничтожный, зачатый во грехе, рожденный в бедности, воспитанный в приходском работном доме и обучавшийся в кузнице!.. Если покажется вам, мисс Дженкинс, что я загордился, прошу вас, напомните мне, каков я был, когда впервые увидел вас на дороге между Чиппенхемом и Мальборо.

Когда обсудили сие знаменательное событие к удовольствию всех участников, небо прояснилось, наши леди отказались ехать в коляске, и все мы пошли пешком к дому мистера Деннисона, где для нас уже приготовлен был чай его супругою, любезной матроной, которая приняла нас с крайним радушием. Дом у них старомодный, построенный без плана, но поместительный и удобный. Южной стороною он обращен к реке, до которой не больше ста шагов, а к северу расположен по отлогому холму сад; лужайки и дорожки содержатся в образцовом порядке, и вид всей местности пасторальный и романический.

Мне еще не довелось увидеть молодого джентльмена, который гостит у приятеля-соседа, а домой ожидают его только завтра.

Сейчас в ближайший рыночный город отправляется человек с письмами на почту, а потому я пользуюсь случаем препроводить вам описание сегодняшнего дня, столь чреватого событиями; признайтесь, что я подаю вам их, как бифштекс в трактире Долла, «с пылу с жару», запросто и не приукрашая, а так, как припоминаются они вашему

Дж. Мелфорду.

Доктору Льюису

Любезный Дик!

С той поры, как я в последний раз вас беспокоил, произошли разные события; о некоторых из них следует поговорить особливо, и о них я поведаю вам устно, но есть и другие, столь занятные, что хранить in petto[69] до встречи я никак не могу.

Да будет вам ведомо: можно было поставить тысячу фунтов против шестипенсовика, что в настоящее время вместо чтения моего письма вы приводили бы в исполнение мое завещание!

Два дня назад наша карета опрокинулась посредине быстротекущей реки, и я спасен был с превеликим трудом только благодаря храбрости, расторопности и присутствию духа слуги моего Хамфри Клинкера. Но сие еще не есть самое удивительное в упомянутом приключении. Дело в том, что Хамфри Клинкер есть не кто иной, как Мэтью Ллойд, побочный сын некоего Мэтью Ллойда из Глеморгана, ежели вы знавали сего человека!

Итак, вы видите, доктор, что, невзирая на вашу философию, валлийцы отнюдь не лишены разума, когда они приписывают узам крови великое значение. Но о сем предмете мы побеседуем при случае.

Но это не единственное открытие, первопричиной коего было случившееся с нами бедствие. Нам посчастливилось выбраться на гостеприимные берега. Владельцем поместья оказался Чарльз Деннисон, наш повеса-сотоварищ по Оксфорду. Теперь мы благополучно проживаем в доме этого джентльмена, достигшего вершины деревенского блаженства, которого я добивался лет двадцать всуе. Ему выпало счастье получить супругу, подходящую ему во всех отношениях; нежную, великодушную и добросердечную. Сверх того она обладает недюжинным умом, мужеством и скромностью и удивительной способностью быть его собеседницей, наперсницей, советчиком и помощницей во всех трудах его.

У этой превосходной четы есть один-единственный сын, лет девятнадцати, юноша, какого только можно было бы просить у бога для увенчания их счастья. И ничто не смущает их счастья, кроме забот и опасений за жизнь и благополучие обожаемого их чада.

Старинный наш приятель имел несчастье родиться младшим сыном, предназначен был стать законоведом и даже начал выступать в суде, но сам не почел себя способным блистать на этом поприще и питал мало склонности к сему занятию. С отцом он не поладил, ибо женился по любви, не помышляя о богатом приданом, и потому не имел никакого дохода, кроме того только — весьма скудного, — который приносило ему хождение по делам; ожидаемое приращение семейства повергло его в беспокойство. Тем временем умер его отец, которому наследовал старший сын, олух, большой любитель охоты на лисиц; забросив все свое хозяйство, он умел только угнетать и обижать слуг и в течение нескольких лет довел имение до такого состояния, что от полного разорения спасла его смерть от горячки, непременного следствия разгульной жизни.

Чарльз, с полного одобрения жены, порешил немедля прекратить хождение по судам и удалиться в деревню, хотя от такого намерения каждый, у кого он спрашивал совета, решительно его отговаривал. Те, кто был уже умудрен опытом, уверяли, что в деревне придется ему тратить вдвое больше денег, чем приносило его имение; уверяли, будто он, чтобы жить, как джентльмен, должен будет завести кареты и лошадей, и собак, и соответствующее число слуг и держать хороший стол для приема соседей; что занятие сельским хозяйством есть тайна, ведомая только тому, кто знал его с колыбели, и успех сих занятий зависит не только от ума и трудолюбия, но и от упорства и рачительности, чего никак невозможно ждать от джентльмена, а посему-де попытки джентльменов всегда кончались неудачей, и многие из тех, кто тщился вести хозяйство у себя в имении, разорялись начисто. Уверяли даже, что ему дешевле будет покупать сено и овес для скота и лошадей и доставать на рынке живность, яйца, зелень и любые предметы домашнего обихода, чем добывать у себя дома.

Сии уверения не отвратили мистера Деннисона, ибо они зиждились главным образом на предположении, что он вынужден будет вести жизнь беспутную и расточительную, которую он и его супруга в равной степени ненавидели, презирали и вознамерились избегать. Он ставил своей целью сохранение телесного здоровья, спокойствия духа и особливо семейного мира и покоя, которого не может смутить недостаток в деньгах и нарушить страх перед бедностью.

Он был весьма умерен в рассуждении своих нужд и даже жизненных благ. Нуждался он только в свежем воздухе, чистой воде, приятных прогулках, простой пище, пригодном жилье и благопристойном платье. Ежели невежественный крестьянин, не одаренный от природы особой прозорливостью, рассуждал он, может прокормить большую семью и даже иметь достаток, трудясь на ферме, за которую он платит помещику две-три сотни фунтов ежегодной ренты, то ужели он сам не пожнет плоды своего трудолюбия, не только не уплачивая никому никакой ренты, но, напротив, получая в год наличными от трехсот до четырехсот фунтов? Он знал, что земля — мать милостивая, дарующая плоды всем своим чадам без разбора.

Старательно и с любовью изучил он теорию земледелия и убедился, что нет тут никакой тайны, которую он не мог бы постигнуть неустанным прилежанием. Что до необходимых издержек по домоводству, то он весьма заботливо их подсчитал, и ему стало очевидно, что все заключения его друзей были ложны. Убедился он, что, освободившись от наемной платы за дом, он сберегает не менее шестидесяти фунтов в год да почти столько же, если воздержится от мелких и непредвиденных издержек; узнал он также, что даже говядина у деревенского мясника стоит на двадцать процентов дешевле, чем в Лондоне, что же до живности и прочих предметов домоводства, то цена им вдвое дешевле, чем в городе, а помимо сего, он может сделать значительные сбережения на нарядах, ибо отныне стал свободен от тиранства нелепых мод, изобретенных невеждами и непреложных для глупцов.