Аббат - Вальтер Скотт

— Ах, мой добрый Мелвил! — ответила королева. — Если бы я была так же уверена в беспристрастной справедливости и честности моих судей, как в своей собственной невиновности! И тем не менее…

— О, ваше величество! — прервал ее Мелвил. — И невинность иногда бывает вынуждена временно отступить перед клеветой. Кроме того, вы ведь находитесь здесь…

Он осмотрелся и замолчал.

— Продолжайте, Мелвил, — сказала королева. — Среди тех, кто окружает меня, нет никого, кто желал бы мне зла; даже этому бедняге пажу, которого я сегодня увидела впервые в жизни, я спокойно могу Доверить ваше сообщение.

— Хорошо, ваше величество, — ответил Мелвил. — Ввиду крайней необходимости и поскольку он привез послание лорда Ситона, я отважусь сказать при нем и при этих прекрасных дамах, чью верность и преданность я не подвергаю сомнению… итак, я отважусь сказать, что есть еще другие средства, помимо судебного процесса, от которых часто умирают низложенные монархи; как говорил Маккиавелли, один шаг отделяет темницу государя от его могилы.

— О, если бы только смерть была быстрой и не мучительной! — воскликнула несчастная королева. — Если бы она была верной и счастливой переменой для души, ни одна женщина на свете не совершила бы этот шаг с большей охотой, чем я! Но увы, Мелвил, когда думаешь о смерти, тысячи грехов, которых мы прежде, как червей, попирали ногами, поднимаются перед тобой, подобно яростным огненным змеям. Обвинять меня в соучастии в убийстве Дарнлея — ужасная несправедливость. Но пресвятая дева! Я дала слишком ясный повод для такого подозрения — я вышла замуж за Босуэла!

— Не думайте сейчас об этом, ваше величество, — сказал Мелвил. — Думайте лучше о том, как вернее всего спасти себя и своего сына. Уступите их нынешним возмутительным требованиям и поверьте, что очень скоро наступят лучшие времена.

— Государыня, — сказал Роланд Грейм, — с вашего разрешения, я нынче же переплыву озеро, если мне откажут в иных способах добраться до берега. Я объеду один за другим дворы Англии, Франции и Испании; я всюду засвидетельствую, что вы подписали этот подлый акт лишь под страхом смерти, и готов буду драться с каждым, кто станет утверждать противное.

Королева обернулась и, улыбаясь одной из тех прелестных улыбок, которые в романтическую пору жизни с избытком вознаграждают человека за любой риск, протянула руку Роланду, не сказав, однако, при этом ни слова. Он опустился на одно колено и почтительно поцеловал ее руку, а Мелвил возобновил свои просьбы.

— Ваше величество, — сказал он, — время не ждет, и вы не должны допустить, чтобы ушли эти лодки, а я вижу, что они уже готовятся отчалить от берега. Здесь достаточно свидетелей — эти дамы, этот отважный юноша, наконец я сам, если мое свидетельство может вам понадобиться — хотя мне бы не хотелось быть замешанным в этом деле… Но и помимо меня здесь достаточно людей, готовых подтвердить, что вы уступили требованию Совета не по велению сердца, не по доброй воле, а под влиянием насилия и страха. Вот уже гребцы сели в лодки и взялись за весла, чтобы перевезти их на другую сторону. Позвольте же вашему старому слуге окликнуть их!

— Мелвил, — ответила королева, — ты один из старейших наших придворных. Видел ли ты когда-либо, чтобы верховный повелитель призывал вернуться подданных, которые удалились от него столь же непристойно, как удалились от нас посланцы Совета? Видел ли ты, чтобы они снова были приглашены к нему, не принеся извинений и не выразив своей покорности? Пусть это будет стоить мне жизни и престола, но я не предложу им вернуться ко мне.

— Ах, ваше величество, неужели эти пустые условности окажутся неодолимым препятствием! Ведь если я вас правильно понял, вы согласны последовать разумному и полезному совету… Впрочем, ваше самолюбие спасено… я слышу, как они возвращаются, чтобы узнать ваше окончательное решение. Послушайтесь же благородного Ситона — и вы еще будете повелевать теми, кто ныне торжествует над вами. Но тише!.. Они уже в приемной.

В этот момент Джордж Дуглас открыл дверь и торжественно ввел обоих вельмож-посланцев.

— Мы пришли, миледи, — сказал лорд Рутвен, — чтобы узнать ваш ответ на предложение Совета.

— Ваш окончательный ответ, — добавил лорд Линдсей, — ибо в случае отказа вы сами ускорите свою гибель, утратив последнюю возможность примириться с богом и продлить свое пребывание в этом мире.

— Милорды, — сказала Мария Стюарт с невыразимым очарованием и достоинством, — если нельзя противиться злу, приходится ему подчиниться. Я подпишу эти документы с той степенью доброй воли, какую предоставляют мне создавшиеся обстоятельства. Если бы я находилась на том берегу озера, на моем быстроногом берберийце, с десятком смелых и верных рыцарей, я бы скорей подписала приговор, осуждающий меня на вечные муки, чем это отречение от престола. Но здесь, в замке Лохливен, когда кругом глубокая вода, а передо мной — вы, милорды, у меня нет выбора. Подай мне перо, Мелвил, и будь свидетелем того, что я делаю и почему я это делаю.

— Надеюсь, ваше величество не считаете, что вас принуждают угрозами согласиться на то, что должно быть сделано вами по доброй воле, — сказал лорд Рутвен.

Королева уже подошла к столу и, разложив перед собой документы, взялась за перо, чтобы подписать их. Но, услышав слова Рутвена, она внезапно остановилась, подняла на него глаза и отбросила перо.

— Если вы ждете от меня признания, что я отрекаюсь от престола добровольно, а не под угрозой горчайших бедствий для меня самой и моих подданных, — сказала она, — то я не поставлю своего имени под такой ложью, даже если мне предложат за это безраздельную власть над Англией, Францией и Шотландией, каждою из которых я некогда владела или имела право владеть.

— Берегитесь, миледи! — воскликнул Линдсей, и, схватив руку королевы своей железной перчаткой, он в ярости сдавил ее, по-видимому не подозревая, с какой силой он это делает. — Берегитесь спорить с теми, кто сильнее вас и распоряжается вашей судьбой!

Он продолжал сжимать руку Марии, устремив на нее грозный и неумолимый взгляд, пока наконец Рутвен и Мелвил не крикнули: «Стыдитесь!», а Дуглас, который до сего времени сохранял безразличный вид, сделал шаг вперед, как будто собираясь вмешаться. Тогда суровый барон отпустил руку королевы, пытаясь под мрачной и презрительной усмешкой скрыть смущение, которое он на самом деле испытывал, до такой степени поддавшись внезапному гневу.

Королева, лицо которой побелело от боли, тут же подняла рукав и обнажила руку, на которой его железные пальцы оставили багровый след.