Жюль Верн - Геннадий Прашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О романе «Клодиус Бомбарнак» писали, как о попытке показать давнее соперничество Англии и России в Азии, но, скажем прямо, такая попытка получилась гораздо убедительнее у Редьярда Киплинга, позже написавшего знаменитый роман «Ким». Там героям сочувствуешь, там герои — живые в живом. Там плотная жаркая ночь, там запах горячих лепешек, добрый лама, ищущий потерянную реку, старинная пушка в Лахоре, там задыхаешься от атмосферы невероятных и в то же время самых обыкновенных чудес, густо насыщающих жизнь Азии. Но в 1890-х годах «Ким» еще не написан — и читателям приходится разглядывать Россию из окна жюль-верновского вагона (романа), а приключения происходят не с дерзким мальчиком, постепенно превращающимся в опытного британского агента, а с легкомысленным французом, постоянно ожидающим чего-то невероятного.
И невероятное происходит. Бутафорский монгольский бандит Ки Цзан бесчинствует в непреклонно движущемся поезде среди столь же многочисленных бутафорских противников.
Комедия, да.
Но не комедия нравов.
Скорее, географическая комедия.
Не случайно кто-то из критиков сравнивал этот роман Жюля Верна с известным путеводителем «Гид бле» («Голубой гид»). К сожалению, это не похвала. В конце концов, у художественной литературы свои цели, и она ни при каких обстоятельствах не должна превращаться в путеводитель…
16
В 1892 году Жюль Верн был удостоен ордена Почетного легиона.
Конечно, это не означало, что его скоро пригласят в число «сорока бессмертных» или что он примет самое активное участие в знаменитых «обедах пяти», — но награждение знаменитого писателя стало заметным событием и самому Жюлю Верну доставило удовольствие.
Идея «обедов пяти» принадлежала Поставу Флоберу.
С середины 1863 года почти ежемесячно собирались в хорошем парижском ресторане Постав Флобер, Эмиль Золя, Альфонс Доде, Эдмон Гонкур и Иван Тургенев.
«Хорошая кухня, — весело жаловался Золя, — мой главный недостаток. Когда на столе нет ничего вкусного, я чувствую себя несчастным».
Впрочем, толк в кухне знали все пятеро. Сыры, окорока, зеленые супы, лапландские оленьи языки, рыба по-провансальски, цесарка с трюфелями, а кроме этого, у каждого были свои собственные пристрастия. Флобер обожал руанскую утку, Гонкур — варенье из имбиря, Золя — морских ежей и устриц, Тургенев — икру. С семи вечера и часто до глубокой ночи эти гиганты откровенно говорили о литературе и о литературных делах, не беспокоясь о том, что какая-то случайно оброненная фраза окажется в бульварных газетах.
Для Жюля Верна «обеды пяти» были предметом зависти.
Он вообще в эти годы чувствовал себя весьма и весьма обиженным. «Во французской литературе я не в счет», — заметил он как-то, имея в виду тот несомненный факт, что критика обходит его книги.
«Ни симпатии Бодлера и Теофиля Готье, ни дифирамбы Кларети и Жоржа Бастара, — вспоминал внук писателя, — не в состоянии были победить равнодушия остальных, объяснявшегося самим жанром творчества Жюля Верна. Как отмечал Ш. Раймон, если "Верн безраздельно царит в покоренном им царстве, романистом в собственном смысле этого слова его, тем не менее, не назовешь, ибо любовь, основа всех романов, блистательно отсутствует в большинстве его произведений. Женщина в них почти всегда отодвинута на второй план… у его героев нет времени на нежные излияния лукавому божеству…"»[50].
А Кларети писал в заключение своего эссе о творчестве Жюля Верна:
«Я знаю, что среди людей весьма тонких, искушенных в анализе человеческого существа принято говорить о нем: рассказчик! — Но рассказчик, который сумел пленить и увлечь целое поколение, это — Личность, уж поверьте мне».
Но кто такой Кларети перед Эмилем Золя?
«Жюль Верн? Это же, простите, невозможно читать!»
Жюль Верн внимательно следил за своими современниками.
Эмиль Золя начинал с типичных романов-фельетонов («Марсельские тайны»), но огромной известности добился двадцатитомной серией «Ругон-Маккары».
«Естественная и социальная история одного семейства в эпоху Второй империи» — так обозначил он свою серию. Жюль Верн не принял ни «научности» — подробнейшего исследования многочисленных ветвей Ругон-Маккаров, ни самих героев Золя, которые исследовали мир, не удаляясь от грязных своих жилищ и не желая ничего слышать о горе Килиманджаро или Тасмановом море. «Прочитал "Западню" Золя, — писал Жюль Верн Этцелю в 1877 году. — Это гнусно, тяжеловесно, ужасающе, отвратительно, тошнотворно… и изумительно». И позднее ему же: «"Разгром" — скучный роман, никогда не стану его перечитывать, хотя другие перечитывал не раз. Что бы там ни говорил Золя, это все пустое, да и потом скучно. Мое мнение таково: Шатриану и двадцати строчек достаточно, чтобы оставить неизгладимое впечатление, а другому и двадцати страниц мало…»
На известном портрете Эдуара Мане Эмиль Золя выглядит усталым.
Чернобородый, усатый, остролицый. Стол завален бумагами. На стене — модные японские акварели. Эмиль Золя сделал чрезвычайно много для утверждения импрессионистов, только-только тогда начавших завоевывать художественные салоны, — но это было далеко от Жюля Верна.
Да, Шарль Бодлер и Теофиль Готье не раз выказывали интерес к географическим романам Жюля Верна, но — не больше. Даже они, как правило, отмечали все тот же, как тогда считалось, главный минус его романов — почти полное отсутствие каких-либо любовных интриг.
Сам Жюль Верн в феврале 1895 года в интервью «Журналу странностей» так объяснил свое отношение к любовным интригам: «Любовь — это всепоглощающая страсть, оставляющая в сердце мужчины совсем мало места, а моим героям необходимы все их душевные свойства, вся их энергия. Пребывание на борту корабля молоденькой, да еще и очаровательной женщины, конечно, помешало бы героям реализовать их гигантские проекты…»
17
Когда все вишни мы доели,Она насупилась в углу. —Я предпочла бы карамели.Как надоел мне твой Сен-Клу!Еще бы — жажда! Пару ягодКак тут не съесть? Но погляди:Я, верно, не отмою за годНи рта, ни пальцев! Уходи!Под колотушки и угрозыя слушал эту дребедень.Июнь! Июнь! Лучи и розы!Поет лазурь, и молкнет тень.Прелестную смиряя буку,сквозь град попреков и острот,я ей обтер цветами — руку,и поцелуем — алый рот!В. Гюго
18
Впрочем, литераторы часто беспощадны друг к другу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});