Синдром - Джон Кейз

– Вы были потрясены, когда…

– О да! Я хочу сказать, событие произвело настоящую сенсацию. Калю бы это не понравилось. Кроме того, оказаться застреленным – это так… недостойно, что ли. Брат не одобрил бы.

– А у вас есть предположения, кто…

– Убил Каля? – закончила за нее Теодора. – Вынуждена вас разочаровать – не имею ни малейшего представления. Такой человек, каким был мой брат, способен заработать себе невероятное множество врагов. Впрочем, должна признаться, я бы не заподозрила ни одного из его «коллег»… – Внезапно что-то припомнив, Тея склонилась к Эйдриен и шепнула ей на ушко: – Вы уже встречались с Мами?

Гости переглянулись и отрицательно покачали головами.

– А кто это? – поинтересовался Макбрайд.

Престарелая леди басовито хихикнула и пригубила чай со льдом.

– Возлюбленная Каля.

– Да что вы?

– Именно так. Они совсем не походили друг на друга. Буду с вами откровенна: я нахожу Мами довольно приятным человеком и, хоть убейте, не представляю, что она нашла в Кале. Однако они дружили всю жизнь. Встретились в Лондоне, во время войны… Кальвин служил в УСС, а Мами занималась чем-то по части связи. Как выяснилось впоследствии, она была замужем. – Теодора Уилкинс засмеялась. – Я называла ее «моя маленькая голландка». Без всякой иронии – она действительно голландка. Ее полное имя Марика Винкельман. Это Каль ее так нежно окрестил – «Мами».

– А как же муж? – удивилась Эйдриен.

– Ее супруг рано скончался. Уже, наверное, лет двадцать прошло. Он работал в Женеве, в корпусе Красного Креста. Оказывал помощь беженцам.

– Понимаю, – сказал Лью, немного слукавив.

– Там все и началось, – добавила Тея.

– Что началось? – поинтересовалась собеседница.

– Их роман. Каль работал в Цюрихе, до Женевы не так уж и далеко. Хотя почему после смерти мужа она не вышла за Каля, ума не приложу. Наверное, не хотела лишних формальностей.

– Как вы думаете, ей известно о бумагах, которые он мог оставить? – спросил Льюис.

Тея Уилкинс помешала чай со льдом, сделала маленький глоточек, посмаковала и промокнула губы салфеткой для коктейля.

– Ну, если кто и знал о них, то только Мами, – ответила она. – Я дам вам ее адрес – сами с ней и побеседуете.

– Они жили по отдельности? – удивилась Эйдриен.

– Конечно. У Мами роскошный дом на побережье. Называется «Вилла Алегре».

«Вилла Алегре» оказалась и впрямь роскошной: приземистый, покрытый розовой штукатуркой дом с устланной терракотовой черепицей сводчатой крышей. Здание утопало в пышной зелени – целом лесу старых пальм и фикусов.

Мами Винкельман совсем не походила на свою сверстницу Теодору Уилкинс. Посетителей встретила женщина в шортах и футболке, на ногах красовались невесомые сандалии от Биркенстока. И хотя ее шею и лицо покрывала сеть морщинок, пожилая дама выглядела миловидно: широко посаженные глаза, голубые, как небо; отливающие серебром волосы; широкая радушная улыбка. Хозяйка провела гостей за дом, задержавшись у прудика, в котором плавали разноцветные японские рыбки.

– Завела их по настоянию консультанта по фэн-шуй. Он посчитал, что дому не хватает движения. И к тому же выглядят они чертовски здорово, не находите?

Макбрайд восхитился, а его спутница вежливо улыбнулась.

– Вам они не нравятся, милочка? – спросила Мами.

Эйдриен пожала плечами:

– Не очень. Даже не знаю почему.

– Видимо, из-за расцветки, – предположила хозяйка. – Не возражаете, если я задам вам один вопрос: вы любите отмечать День всех святых и вырезать тыквенные головы?

– Нет, это совсем не мое.

Хозяйка широко улыбнулась, словно обрадовалась новому подтверждению своей излюбленной теории.

– Что ж, я так и думала! – Винкельман с компанейским видом взяла Эйдриен под руку и направилась к дому по мощенной каменными плитами дорожке. «Как-то странно она говорит, – подумала Эйдриен. – Произношение или интонация…» И тут девушка поняла, в чем дело: леди «слегка приняла на грудь», как говаривал Дек. Не пьяна, но близка к тому.

Мами не заводила разговора, пока они не расположились на засаженном цветами дворике-патио. Все трое сидели в белых плетеных креслах в увитой растениями беседке и восхищались волнами, ласкающими пляж. Мами принесла графин мартини и блюдо с закусками – сыр, фрукты и крекеры.

Разлив мартини в традиционные фужеры на высоких ножках, хозяйка добавила оливки и протянула напитки гостям.

– Итак, – сказал она, поднимая бокал, – за вас. – Напиток оказался крепким: от первого же глотка по телу разлилось приятное тепло. – Насколько я помню, вы хотели поговорить о Кале. Что именно вас интересует?

Посетители решили придерживаться старой версии о переписке покойной сестры Эйдриен с Крейном, на что Мами ответила, что совершенно не в курсе дел.

– Каль не упоминал ни о чем подобном. Впрочем, если подумать… – Мами помедлила и продолжила: – Он бы, вероятно, и не стал упоминать.

Вокруг позвякивали ветряные колокольчики, и собеседники завели разговор о человеческих качествах Кальвина Крейна. У Макбрайда появилась прекрасная возможность поинтересоваться, были ли у почетного главы фонда недоброжелатели.

– Полицейские задавали мне тот же вопрос, – ответила Мами. – А я чувствовала, что они просто отрабатывают версии и на самом деле им глубоко наплевать на то, что я скажу. Так вот, я об этом и не задумывалась. По крайней мере всерьез. – Винкельман откусила крохотный кусочек сыра и запила его щедрым глотком мартини. – Я знаю лишь то, что он перешел дорожку Гуннару Опдаалу. Каль выдвигал Гуннара, пока еще работал в Институте, однако позже… Что с вами, мистер Макбрайд?

При упоминании фамилии Опдаал у Льюиса екнуло сердце, в груди что-то кольнуло. Должно быть, он вздрогнул, потому что Эйдриен прикрыла его руку своей ладонью.

– Ты в порядке? – спросила она.

И Лью солгал:

– Что-то в глаз попало.

Девушка кинула на него недоверчивый взгляд.

Макбрайд же подумал: «Что происходит? Гуннар Опдаал… Кто он? Образованный воспитанный человек, с которым приятно поболтать за обедом». И все же его не покидало чувство, будто где-то в памяти скрывается, ожидая своего часа, что-то крайне неприятное. Наконец он откашлялся и взглянул на Мами:

– Простите, о чем вы говорили?

– Я рассказывала, что Гуннар с Калем рассорились.

– Вы не знаете, из-за чего вышла размолвка? – поинтересовалась Эйдриен.

– Не совсем, – ответила та. Хотя хозяйка дома отпивала из бокала совсем по чуть-чуть, она уже прикончила большую часть своего мартини. – Я уехала из Швейцарии раньше Каля. Видите ли, в определенном возрасте погода начинает сказываться на самочувствии.

– А когда мистер Крейн ушел на пенсию?

– В девяносто третьем, – ответила голландка. – Хотя ссора, о которой я вам сказала, произошла гораздо позже. Думаю, проблемы начались… мм-м… где-то год назад. Возможно, чуть раньше.

– Это связано с Институтом? – спросила Эйдриен.

Престарелая леди невесело кивнула, взяла графин и наполнила свой фужер.

– У меня есть все основания полагать, что они поссорились по какому-то делу, связанному с фондом. Дело в том, что Институт оставался их единственной точкой соприкосновения. Выйдя на пенсию, Каль по-прежнему принимал активное участие в определенных мероприятиях. Как один из основателей фонда, он еще обладал правом голоса.

– А в каких вопросах?

– В том, что касалось членства, исследований и, конечно же, клиники. Они так здорово помогают проблемным молодым людям. – Мами ненадолго замолчала и продолжила: – Такие неожиданные осложнения с Гуннаром, возможно… – Она пожала плечами и не закончила мысль. – Только поймите, это мои собственные догадки, и я ничего не знаю наверняка.

– Все равно расскажите. Пожалуйста, – настаивала Эйдриен. – Нам так мало известно…

– Что ж, судя по всему, их последняя ссора имела какое-то отношение к деньгам. Гуннар чувствовал, что Каль давит на него. Опять же это лишь ощущение – услышала телефонный разговор, перехватила фразу, – и только. – Винкельман выловила из фужера оливку и отправила ее в рот.

Макбрайд подался вперед:

– Как вы думаете, а в Институте кто-нибудь знал об их разногласиях?

Мами нахмурилась:

– Вряд ли. Каль оставался последним представителем группы основателей, а новички… Я их даже не знаю.

– Лью работал в Институте, – заметила Эйдриен, искоса взглянув на спутника.

– Да что вы, правда?! – воскликнула Мами, и расплылась в широченной улыбке. – Как интересно! – Она потянулась к гостю, по-девически пожала его кисть и покровительственно похлопала по ладони. – Вы, должно быть, действительно выдающийся молодой человек!

Льюис улыбнулся. Взгляд Мами уже блуждал по сторонам, а речь становилась все более невнятной. Похоже, подруга Кальвина Крейна рассказала все, что знает.

То же не укрылось и от глаз Эйдриен. Мами выпила второй мартини и теперь вылавливала оливку. Это наводило на мысль о том, что разговор вот-вот прервется, поэтому настало время переходить к решительным действиям. Эйдриен взяла бокал за ножку и покрутила его, наблюдая, как по стенкам расплываются маслянистые разводы. Вдали с назойливым комариным писком пересекал бухту водный мотоцикл, подпрыгивая на волнах, а Макбрайд рассказывал Мами о своей исследовательской работе.