Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI) - Чарльз Диккенс

Мартин постарался сделать вид, что верит, но вспомнил Нью-Йорк и не смог.

- Для чего существуют великие Соединенные Штаты, сэр, - продолжал генерал, - как не для возрождения человека? Но с вашей стороны вполне естественно задавать такие вопросы, ведь вы приехали из Англии и не знаете моей родины.

- Так вы думаете, - сказал Мартин, - что, невзирая на известные лишения, которые мы готовы терпеть, все же можно - видит бог, мы не ждем многого, - можно рассчитывать хоть на какой-нибудь заработок в Эдеме?

- Какой-нибудь заработок в Эдеме? Но повидайтесь с агентом, повидайтесь с агентом; посмотрите карты и планы, сэр, и решайте, ехать вам или не ехать, сообразившись с характером поселения. Эдему пока еще нет нужды просить милостыню, сэр, - заметил генерал.

- Очень красивое место, вот именно! И очень здоровое к тому же, сказал мистер Кеттл, который, разумеется, участвовал в разговоре, словно это так и полагалось.

Мартин чувствовал, что оспаривать такое утверждение, не имея на это других причин, кроме собственных тайных опасений, было бы неприлично и не по-джентльменски. Поэтому он поблагодарил генерала за обещание познакомить его с агентом и условился зайти к этому важному лицу завтра утром. Он попросил генерала объяснить ему, что такое Уотертостская Ассоциация Сочувствующих, о которой тот упомянул, обращаясь с речью к мистеру Лафайету Кеттлу, и чему она, собственно, сочувствует. На это генерал ответил очень важно, что он может вполне просветиться на этот счет завтра в том городе, куда они едут, посетив общее собрание Ассоциации, "на котором, сэр, мои сограждане просили меня быть председателем".

Они прибыли к месту своего назначения поздно вечером. Рядом с железной дорогой высилось огромное белое здание, похожее на безобразную больницу, с вывеской: "Национальный отель". По его фасаду тянулась деревянная галерея, или веранда, являвшая довольно странный вид, ибо, когда поезд остановился, на ней можно было заметить торчавшие кверху сапоги и ботинки, а также клубы сигарного дыма - и никаких других следов человеческого присутствия. Постепенно, однако, показались головы и плечи, принадлежавшие сапогам и ботинкам, и тогда обнаружилось, что некоторые постояльцы наслаждаются таким образом вечерней прохладой, оригинальности ради задрав пятки туда, где полагалось бы быть голове, если бы дело происходило в другой стране.

В отеле оказался большой бар и большая общая зала, где уже накрывали общий стол к ужину. Тут имелись бесконечные выбеленные известкой лестницы, длинные выбеленные коридоры и внизу и наверху десятки маленьких выбеленных спален на всех этажах и веранда, которая шла вокруг всего дома; самый же дом представлял собой большой прямоугольник с неуютным двориком посередине. Зевавшие джентльмены расхаживали взад и вперед, засунув руки в карманы; но и внутри дома, и перед домом, и везде, где только ни собиралось вместе человек десять, все они своим видом, костюмом, нравами, привычками, умом и разговором повторяли мистера Джефферсона Брика, полковника Дайвера, майора Паукинса, генерала Чока и мистера Лафайета Кеттла, - повторяли без конца. Все они делали одно и то же, говорили одно и то же, судили обо всем одинаково и подходили ко всему с одной и той же меркой. Наблюдая, как они живут и как вращаются в очаровательном обществе друг друга, Мартин начал понимать, почему из них вышли такие общительные, жизнерадостные, привлекательные и покладистые люди.

Под заунывные звуки гонга это приятное общество сошлось со всех концов дома в общую залу; из соседних лавок явились толпы постояльцев, ибо в "Национальном отеле" жило полгорода, и семейные и одинокие. Чай, кофе, копченое мясо, языки, ветчина, пикули, печенье, гренки, варенье, консервы и хлеб с маслом уничтожались с обычной быстротой, после чего, как водится, общество разошлось - кто в контору, кто на склад, а кто и в бар. У дам была своя столовая, поменьше, куда, по желанию, допускались мужья и братья; а время они проводили совершенно так же, как у Паукинсов.

- Ну, милый мой Марк, - сказал Мартин, закрывая дверь своей маленькой комнатки, - надо нам с вами серьезно посоветоваться, потому что завтра решается наша судьба. Вы твердо намерены присоединить ваши сбережения к общему капиталу?

- Если бы я не был намерен рискнуть, сэр, - отвечал мистер Тэпли, - я бы сюда и не поехал.

- Сколько тут, вы говорили? - спросил Мартин, показывая ему маленький мешочек.

- Тридцать семь фунтов десять шиллингов и шесть пенсов. По крайней мере так мне сказали в сберегательной кассе, сам я не считал. Они там уж знают, что вы! - сказал Марк, кивнув головой в знак безграничного доверия к мудрости и счетным талантам этого учреждения.

- Из тех денег, что мы привезли с собой, - сказал Мартин, - осталось восемь фунтов без нескольких шиллингов.

Мистер Тэпли улыбнулся, всеми силами стараясь показать, что он этому не придает никакого значения.

- За кольцо - ее кольцо, Марк... - сказал Мартин, с грустью глядя на свой палец без кольца.

- Да! - вздохнул мистер Тэпли. - Извините меня, сэр.

- ...мы получили четырнадцать фунтов, считая на английские деньги. Так что даже с этим, как видите, ваша доля капитала гораздо больше, чем моя. Ну, Марк, - сказал Мартин совсем по-старому, как он, бывало, говорил с Томом Пинчем, - я придумал, чем отплатить вам за это, и не только отплатить, но, надеюсь, изменить к лучшему ваши виды на будущее.

- Давайте не будем об этом говорить, сэр, - возразил Марк. - Мне ничего не надо. Я всем доволен, сэр, право, доволен.

- Нет, выслушайте меня, - сказал Мартин, - это очень важно для вас, и мне будет очень приятно. Марк, я вас сделаю своим компаньоном, на равных правах со мной. В добавление к капиталу я вкладываю свои профессиональные знания и способности и уступаю вам половину годовой прибыли, пока мы ведем дело вместе.

Бедный Мартин! Он вечно строил воздушные замки. В своем эгоизме он вечно забывал обо всем, кроме своих радужных надежд и оптимистических планов. Даже в эту минуту он воображал, будто покровительствует Марку и щедро вознаграждает его, и гордился этим.

- Не знаю, сэр, что и сказать вам в благодарность, - возразил Марк далеко не так весело, как обыкновенно, хотя и совсем по другой причине, чем думал Мартин. - По мере сил буду служить вам, сэр, до самого конца. Вот и все.

- Мы с вами во всем согласны, мой милый, - сказал Мартин, становясь еще самодовольнее и снисходительнее. - Мы больше не господин и слуга, а друзья и компаньоны, к обоюдной выгоде. Если мы решим ехать в Эдем, то, как только туда приедем, начнем дело под фирмой, - Мартин всегда ковал железо, пока оно горячо, - Чезлвит и Тэпли.

- Господь с вами, сэр, - воскликнул Марк, - зачем вам мое имя? Я и дела-то не знаю. Пускай я буду "и Кь", согласен. Мне часто приходило в голову, как бы узнать, что это за "и Кь" такая. Вот уж не думал, что сам туда попаду.

- Пусть будет по-вашему, Марк.

- Благодарю вас, сэр. Если какому-нибудь тамошнему помещику понадобится устроить кегельбан для трактира или для себя лично, я бы справился с этим делом, сэр.

- Не хуже любого архитектора в Штатах, - сказал Мартин. - Принесите-ка два шерри-коблера, мы с вами выпьем за успехи фирмы.

Он или забыл уже (как и потом частенько забывал), что они больше не хозяин и слуга, или считал такого рода услуги входящими в обязанности "и Кь". Марк повиновался приказу с обычной своей живостью; и, прежде чем разойтись на ночь, они условились, что завтра утром вместе пойдут к агенту, но что Мартин один будет решать вопрос об Эдеме, по своему усмотрению. И Марк не ставил себе этой уступки в заслугу, хотя бы наедине с самим собой или во имя пущей веселости. Он отлично знал, что дело так или иначе кончится этим.

На следующий день генерал появился за общим столом и после завтрака предложил им не теряя времени отправиться к агенту. Оба компаньона, не желая ничего лучшего, согласились; и все они втроем тут же отправились в контору эдемской компании, которая находилась на расстоянии ружейного выстрела от "Национального отеля".

Она была очень невелика - что-то вроде будки при шлагбауме. Но если большой участок земли может уместиться в стаканчике для игральных костей, то почему же нельзя торговать целой территорией в сарае? К тому же помещение было временное; эдемцы собирались выстроить великолепное здание для торговли участками и даже присмотрели место, а в Америке это уже половина дела. Дверь конторы была распахнута настежь, и в дверях они увидели самого агента; без сомнения, это был ловкач по своей части, ибо все дела, как видно, были у него уже сделаны, и он качался в качалке, упираясь одной ногой в притолоку, а другую подложив под себя, словно высиживал ее, как курица яйца.

Это был костлявый человек в громадной соломенной шляпе и зеленом сюртуке. По случаю жаркой погоды он был без галстука и с расстегнутым воротничком рубашки, так что когда он говорил, видно было, как в горле у него что-то дергается и подскакивает, будто молоточки в клавикордах. Быть может, истина пыталась пробиться к его устам? Если так, это ей не удалось.