Урусут - Дмитрий Рыков

– Фаля, – восхищенно проговорил Белолобов, – родись ты лет на тридцать позже – точно вошел бы в десятку лучших трейдеров мира!

– Каких-каких тренеров?

– Оставим. Короче, я, в принципе, с тобой согласен. Но есть факт: Дасаев рано или поздно уедет играть в испанскую «Севилью». Много ты знаешь советских футболистов, играющих за рубежом?

Антиквар засветился изнутри.

– Эй, пионэр, не шути так. Я бы знал.

– А вот фиг тебе. Уедет в Испанию – тогда цена этой ерунды, – Олег помахал открыткой в воздухе, – сто, а то и сто пятьдесят рублей. А я, глупенький мальчик, которому просто очень хочется мороженого, просит за нее всего двадцать.

– Восемнадцать, – выдавил из себя Яков Ицхакович и побледнел – видимо, застучала в мозг злая догадка – а не обманывает ли юный разбойник?

– По рукам, – спокойно произнес Белый Лоб.

Фальдберг, кряхтя, достал из кармана потертый-препотертый кошелек и вынул оттуда несколько замусоленных бумажек.

– Спасибо, – сказал Олег, открыл портфель, в одно отделение отправил деньги, а из другого взял толстенный рулон из вымпелов, и, развернув его, выложил на стекло все шесть вымпелов со значками.

– Мама дорогая, – всплеснул руками директор и сразу нацепил очки, – это же целая коллекция!

– Вот именно. Забирай оптом.

– Олежек, не пойму, ты решил собирать другие вещи? Тогда давай посмотрим, что у меня есть, обменяемся, да и все.

– Яков Ицхакович, заканчивай! Деньги нужны.

– А зачем тогда этот цирк с филателией?!

– Тогда бы ты на нее рукой махнул, а мне продать было нужно обязательно.

– Ой, Олежек, из тебя же не спекулянт выйдет, а махровый спекулянтище! Куда смотрят твои пионэрская организация, папа и мама!

– В светлое будущее.

– Ну, я могу выбрать фирму’ и дать за нее справедливую цену.

– Нет. Все вместе.

– Олежек, зачем мне прочее фуфло? Его даже первоклассник на рубашечку не нацепит!

– Коллекция! Придет кто-нибудь начинающий – ва! Какое богатство! Беру все за тыщу!

– Ох-хо-хо! – схватился за живот Фаля, и Гершкович тоже искренне захохотал. – Тысячу! За что? Тут хлама – две трети! Ладно, дам двести рублей, а ты вслух произнесешь честное пионерское, что забудешь о том, что дедушка Яша иногда пьет в подсобке коньяк и вспоминает молодость.

– Слышишь, ты, дедушка Яша! Мне на пионеров наплевать, так же, как и тебе, и Давиду, и половине ваших клиентов! Это – коллекция, для настоящего фалериста – дар небес. Уж за семьсот всучишь, не сомневайся. А я прошу всего пятьсот.

– Слушай, Олежек, я очень уважаю то, что ты в любую погоду в каждое время года приходишь сюда почти во все выходные, но у меня слабые нервы, очень слабые. Не надо тут смеяться над старостью. То ОБХСС, то Колыма, а теперь пятьсот рублей! Откуда у меня столько наличности?

– В той же подсобке, – взглянул ему глаза в глаза Олег, – под третьей паркетиной во втором ряду от левого дальнего угла.

– Мальчик, – снял очки Фальдберг, – а ты не боишься, что тебя тут завалят, как Павлика Морозова, а ночью труп в Москву-реку спустят?

– Нет, Яша, – Олег на всякий случай сделал шаг назад, – хотел бы на тебя навести – навел бы, не сомневайся. А я пришел предложить сделку: пятьсот рублей – нормальная цена. Я добавляю к ним еще пятьсот своих, и покупаю у тебя фунты стерлингов. И больше в своей счастливой предпринимательской жизни ты меня не увидишь. А тайничок перепрячешь – и дело с концом.

– Фунты? – директор взял платок и принялся протирать очки. У двери звякнул колокольчик, по ступенькам бодро сбежал лохматый юноша.

– Закрыто! – рявкнул Яков Ицхакович на застывшего в недоумении парня. – Давид, запри дверь!

Гершкович вышел из-за прилавка, не очень вежливо подтолкнул нежданного гостя в спину, когда тот вышел, провернул в замке ключ и задернул штору.

– Олег, у меня нет фунтов, у меня есть марки. И, Олег, если все действительно так, как ты говоришь, придешь в следующий раз – Давид тебя не впустит. Мне очень не понравились твои истории, очень. Я, знаешь ли, не помню, чтобы я тебе о тайнике говорил. Совсем не помню. И не только тебе, а вообще кому-нибудь, понимаешь? То, что валютой приторговываю – ну, да, мог сдать какой-нибудь наркоша; мажоры, папины сынки – ай, как же они меня выводят! Но про тайник…

– Это склероз, – кивнул головой ученик шестого «А». – Это для твоего возраста нормально. Тем более тяжелая судьба, зона, плохое питание… Ничего удивительного. Коньяк был «Арарат», подогнал тебе его Ашот Асатурович, втюхал ты ему какой-то орден времен Екатерины, и пили мы вечером вдвоем, ты мне и иконы показывал, и тайник, причем чуть не лопнул от гордости.

– Я Манучаряну еще и орден отдал? – оцепенел Фаля. – Давидик, у меня крыша едет. Надо продавать это все и переезжать в Сочи. Я с детьми пью коньяк в подсобке – мама дорогая!

– Я к тебе не приду, обещаю. Но придет дед. Ты знаешь, он у меня академик, у него пенсия приличная. Будет брать доллары. Но если толкнешь по нечеловеческому курсу, я обет молчания снимаю.

– Волчонок ты, Олежек.

– А еще пионер! – некстати вставил Гершкович – на большее ума не хватало: телохранитель – он и есть телохранитель.

– Фунты, – постучал Белолобов пальцем по стеклу.

– Фунты, шмунты, – разозлился директор. – Дай хоть значки проверю!

Долго водил над ними лупой, чертыхался, стонал, закатывал глаза, поднимал руки к небу, наконец выкрикнул:

– Да ну тебя к дьяволу с твоим шантажом! Четыреста рублей, ну хоть что делай, ну не получается больше!

Олег рассчитывал на триста пятьдесят.

– Идет. Итого – девятьсот рублей. По чем фунты считать будем?

– А ты доставай свою пятихатку, малолетний барыга!

Белый Лоб полез в портфель, вынул деньги и положил на стол. Самое страшное, что он понятия не имел, какой сейчас курс сейчас фунта к доллару, а у местных валютчиков, соответственно, доллара к рублю. То ли один к двум, то ли один к трем – но это же гигантская разница! В восемьдесят шестом, когда он вплотную занялся фарцовкой, скупал у Фальдберга «грины», кажется, ежедневно, и когда тот действительно напился, угощал коньяком, показывал иконы и хвастался тайником, шло один к трем – точно! Но сейчас – 1982-й! Значит, должно быть еще дешевле! Но фунт к доллару? Что мы помним из учебы? 1973-й – полная отмена в США золотого стандарта. 1976-й – введение Ямайской системы вместо Бреттон-Вудской… Что это дает? Ничего! 1982-й – это Фолкленды, война Британии против Аргентины… Фунт мог и упасть. Это в пределах между 1,5 и 2 доллара за фунт… Фига там 2… 1,6–1,8… От этого и отталкиваемся. 900 рублей – в лучшем случае 300 долларов, а это… а это… 160–170 фунтов. Да это же копейки! Куда он с такими «сбережениями»? Но делать ведь что-то надо!

Фальдберг забрал деньги и ушел в подсобку. Гершкович встал напротив за прилавок и заложил руки за спину. Отчаянно кто-то барабанил в дверь, но охранник не обращал на это никакого внимания.

Вскоре показался директор.

– На, – протянул он визитеру две бумажки с Кристофером Реном – по пятьдесят фунтов, и пять – с Уильямом Шекспиром – по двадцать. Двести фунтов!

– Яков Ицхакович! – неодобрительно промычал Давид.

– Олежек, – сказал Фаля, не обратив на помощника внимания, – я прибавил к самому низкому курсу двадцать копеек. За такую детскую цену я никогда, слышишь – никогда не продавал валюту!

– Нормально. Я же ребенок, потому цена – детская.

– Шуточки. Я, Олежек, сделал тебе доброе дело. Ну ты же умный мальчик – потому не надо вот это – иконы, судимости… Зачем ворошить прошлое? Люди меняются, становятся… Ну, другими, что ли…

«Не хватило совести сказать “лучше”», – подумал Белолобов.

– Поэтому я к тебе по-человечески, и ты ко мне по-человечески. По рукам?

– По рукам, – согласился Олег и протянул через прилавок ладошку. Он так сжал руку Фальдберга, что тот крякнул и отдернул ее. Глаза его округлились от удивления.

– Дедушка Яша, спасибо, – добавил Белый Лоб. – Ты этого не можешь знать, но в другое время мы могли с тобой делать такие дела, что они приносили бы тебе сто процентов в месяц.

– Что это за «дела»? – недоверчиво сморщился Фаля.

– Джинсы-варенки. Хихикай сколько угодно, но с 84-го года только про них и думай. Чтобы не забыть, прямо сейчас пойди в подсобку и запиши название.

– Фарца – позор. Не мой профиль.

– Когда получишь первый «дипломат» с деньгами, сразу передумаешь. Знаешь, количество денег серьезно влияет на принципы. А насчет остального забудь – меня здесь не было, разговора не было, фунтов не было.

– Ты не волчонок, ты – волк, – ответил Яков Ицхакович.

– А ты волчище. Сделал такое выражение лица, будто тебя ограбили, а сам все равно неслабо нагрелся.

– Это моя работа. Нужны подарки – ищи другого дедушку. Его можно узнать по красной шапке. Еще у него белая борода, сизый нос и мешок за плечами. Обычно он довольно бухой. Да, и придется дождаться зимы.

– Прощай, Фаля.