Тайные учения Тибета (сборник) - Александра Давид-Неэль

На основании всего этого легко заметить, что тайными или мистическими методами ламаисты на самом деле называют позитивный психический тренинг. На самом деле они рассматривают спасение не как дар божества, а скорее как трудное завоевание. Средство достижения спасения они расценивают скорее как науку.

Глава II

Духовное наставничество

Точно так же, как мы идем к преподавателю, когда желаем изучить математику или грамматику, так и для тибетцев естественно обратиться за помощью к мастеру-мистику, когда они желают приобщиться к духовным техникам.

Санскритское слово «гуру» — название духовного наставника, и тибетцы так же используют это иностранное для них слово в своем словаре. В беседе же, однако, они говорят: «Мой лама» — притяжательное прилагательное, понимаемое как описание отношений между мастером и учеником.

Хотя жители Тибета платят за сообщенное им знание предельным уважением и помощью в материальном плане, в их стране редко можно найти слепую веру в гуру, столь привычную в Индии.

Миларепа, поэт-отшельник, был исключением, но примеры такого пламенного восхищения и преданности своему мастеру являются чрезвычайно редкими.

Несмотря на многие гиперболы, используемые в речи по отношению к учителю, почитание учителя тибетским учеником в действительности относится скорее к знанию, хранителем которого является мастер. За немногими исключениями, ученики отлично знают о недостатках «их ламы»[16], но уважение к нему не позволяет им поделиться теми открытиями, которые им стали известны. Кроме того, их совершенно не потрясают многие вещи, которые казались бы предосудительными западному жителю.

Вообще говоря, не то чтобы жители Тибета в принципе лишены моральных принципов, просто эти принципы необязательно совпадают с теми, которые существуют в наших собственных странах. Например, многомужие, которое часто очень сильно осуждается на Западе, здесь вообще не кажется грехом; с другой стороны, брак между родственниками — даже между кузенами, достаточно удаленными по родству, — кажется им отвратительным, тогда как мы не видим в этом никакого вреда.

Когда жители Тибета выказывают огромное уважение человеку, недостатки которого очевидны, — во многих случаях это не вызвано слепотой к его порокам.

Чтобы понять это, мы должны помнить, насколько отлично западное мировоззрение относительно «эго» от того, которое исповедуют буддисты.

Даже когда представители западной культуры отвергают веру в нематериальную и бессмертную душу, считающуюся их истинным «эго», большинство из них продолжают представлять себя однородной сущностью, которая сохраняется по крайней мере от рождения до смерти. Эта сущность может подвергнуться изменению, может стать лучше или хуже, но не считается, что эти изменения должны следовать одно за другим каждую минуту. Таким образом, не имея возможности наблюдать проявления отдельных аспектов человека, мы говорим о том, что данный человек хороший или плохой, строгий или развратный и т. д.

Ламаистские мистики отрицают существование подобного «эго». Они утверждают, что человек — просто последовательность преобразований, совокупность, элементы которой, материальные и ментальные, воздействуют и реагируют один на другой и постоянно обмениваются на элементы из соседних совокупностей. Таким образом, человек, каким его видят окружающие, похож на быстрый речной поток или множество струй водоворота.

Наиболее продвинутые ученики в состоянии распознать среди этой совокупности отдельных черт, проявляющихся по отдельности в их мастере, те, из которых могут быть извлечены полезные уроки и советы. Чтобы получать подобную пользу, они допускают неприятные проявления в том же самом ламе так же, как они согласились бы терпеливо ждать, пока в большой толпе людей не пройдет истинный мудрец.

Однажды я рассказала ламе историю Преподобного Экаи Кавагути[17], который был твердо настроен на изучение тибетской грамматики и обратился к известному мастеру. Последний принадлежал к религиозному ордену и называл себя гелонгом[18]. Побыв с ним в течение нескольких дней, ученик обнаружил, что его учитель нарушил обет безбрачия и имел маленького сына. Этот факт наполнил его таким глубоким отвращением, что он собрал свои книги, имущество и попрощался с ним.

«Какой болван!» — воскликнул лама, выслушав эту историю. Стал ли филолог менее знающим в грамматике из-за того, что уступил искушениям плоти? Какая связь между этими моментами и какое дело ученику до моральной чистоты своего учителя? Интеллектуальный человек подбирает знание везде, где его только можно найти. Не дурак ли тот человек, который отказывается взять драгоценный камень, лежащий в грязном сосуде, из-за грязи, прилипшей к сосуду?

Просвещенные ламаисты смотрят на почитание, оказываемое духовному наставнику, с духовной точки зрения. Они одинаково расценивают любую веру.

Признавая, что наставления знатока в духовных делах чрезвычайно ценны и полезны, многие из них склонны сделать самого ученика в значительной степени ответственным за успех или неудачу его духовного обучения.

Здесь мы говорим о новичках, об их силе концентрации или интеллекте. Полезность их самоочевидна. Однако еще один элемент считается необходимым и более мощным, чем все прочие. Этот элемент — вера.

Не только мистики Тибета, но и многочисленные мистики Азии полагают, что вера сильна сама по себе. Она действует независимо от ценности, присущей объекту веры. Бог может быть камнем, духовный отец — обычным человеком, и все же вера может пробудить в ее приверженцах энергию и скрытые способности, о которых они даже не подозревали.

Внешние выражения уважения к гуру, как в любом другом вероисповедании, имеют целью питать и усиливать веру и почитание.

Многие новички, которые никогда не посмели бы рискнуть пойти по мистическому пути, считали, что их поддерживала ментальная или магическая сила их лам, тогда как в действительности все время они опирались только на свои внутренние силы. Однако вера, которую они имели по отношению к своим учителям, производила эффект, подобный тому, который мог бы быть получен от внешней помощи.

Бывали и более странные случаи. Некоторые люди порой занимаются религиозными практиками или осуществляют другие подобные функции, хотя твердо убеждены, что объект их веры просто не существует. И это не безумие, как можно было бы предположить, а скорее доказательство глубокого знания психических влияний и силы самовнушения.