Большой погром - Василий Сахаров

Пока Довмонтов и мои жены управляют Рарогом, Свойрад засылает к германцам разведчиков, а Самород и Поято воюют там, куда их посылает великий князь. Они отправили в Винланд каракк с очередной партией колонистов, а затем участвовали в уничтожении вражеского флота и в атаке Рибе. После чего совершили несколько рейдов по тылам армии Фридриха Барбароссы. Насколько я понял, не очень удачные. А затем вернулись в Рарог, куда прибыли отряды Корнея Жарко, князя Ивана Берладника, наемники и потерявшийся в Ла — Манше "Крес". Однако в Зеландии они не задержались и перебрались в Волегощ, под стенами которого собирались главные силы крестоносцев.

Вот такие дела в Рароге и, выслушав шпиона, я вышел на свежий воздух и приступил к прочтению писем. Они дополнили то, что поведал Витимир, и последним я вскрыл письмо от Нерейд. Что я ожидал в нем увидеть? Горькие упреки матери, которая потеряла сына, и слова утраты. Но ничего этого не было. Сухой отчет о делах и пожелания удачи. О сыне ни строчки и от этого мне стало не по себе. Я знал, как сильно жена любила Трояна и гордилась сыном. Поэтому представлял, что творится в ее душе, которая от горя разрывается на части. И если Нерейд промолчала о нем, значит, все гораздо хуже, чем я думал. Она спрятала боль, переживает ее молча, а так нельзя. Если у человека беда, он должен выговориться, а жена несла тяжкий груз в одиночку. Правда, рядом с ней Дарья, которая утешит и поможет. Но было бы лучше, если бы ее поддержал муж. Да только как это сделать, если я за сотни километров и не могу оставить орду? Это невозможно и ничего уже не изменить, не исправить и не отремонтировать.

— Эх! — тяжело вздохнув, я спрятал письма в сумку, постарался отвлечься и вернулся к управлению войсками.

День пролетел и ночью, после дополнительно инструктажа, я проводил убийц. Валентин Кедрин вместе с варогами Свойрада направился к морю — он нацелился на императора Фридриха. А его ученики и несколько поляков из отряда Попела пошли к Бранибору — парни займутся герцогом Альбрехтом.

Все шло своим чередом, и следующие четыре дня степная конница занималась тем, что опустошала окрестности Магдебурга, вытаптывала поля, убивала крестьян и сжигала деревни. Крупных стычек не было — после первых боев германцы стали нас опасаться, и я ждал появления крестоносцев, которые перебросят часть сил от Бранибора к Магдебургу. Однако противник появился не с той стороны, откуда его ждали. Примчались разведчики и доложили, что по нашим следам от Одры приближаются поляки. Король Владислав, словно гончий пес, не хотел нас отпускать и продолжил преследование. Не один, конечно, а с двадцатью тысячами воинов, треть из которых кавалеристы.

Что делать? Через двое суток ляхи доберутся до Магдебурга, а герцог Альбрехт делает вид, что нас не существует и готовит войска к четвертому штурму Бранибора. Тысячники ждали моего решения, и я его принял — встречаем поляков.

Поле для битвы выбрали мы, в пятнадцати километрах от Магдебурга стиснутая болотами равнина. А диспозиция следующая — в центре тяжелая кавалерия, на флангах стрелки. Оставалось дождаться ляхов и они появились.

Владислав ничего нового по тактике выдумывать не стал. Центр — пехота. Фланги прикрыты конницей. Можно начинать битву, но польский король не торопился. Половину дня он простоял на месте, укрепляя позиции оградой из повозок, и я его не понимал. То гонится, в сражение рвется, то замер и чего‑то ждет. В чем дело?

Разъяснилось все вечером, когда дальние дозоры доложили о подкреплениях, которые получили защитники Магдебурга, и приближении герцога Альбрехта. Каким‑то образом вражеские военачальники смогли скоординировать свои действия, и решили обложить меня со всех сторон. Хотя, нет. Одно направление, южное, они оставили мне для отхода. Вот только я никуда уходить не собирался и принял решение атаковать католиков. Но не днем, в лоб и широким фронтом, как они этого ожидают, а под покровом темноты, прорвав оборону в одном месте.

На очередном военном совете большинство тысячников меня не поддержали, а остальные сомневались. Ночь время для отдыха, а степные всадники, хоть их и муштровали, никогда не атаковали укрепленный лагерь противника в темноте. По их мнению — я зарвался. Не по плечу нам одолеть поляков ночью, тем более что их больше. Однако я не уступил. Один раз слабину дашь и все, пиши — пропало, в следующий раз тысячники вместо тебя орду поведут. Пришлось надавить на вождей авторитетом, и они смирились.

Вечером, на глазах ляхов, орда делала вид, что собирается отступать, а как только на землю опустилась тьма, степное войско сдвинулось со своих позиций и мы пошли не назад, а вперед. Бьем по правому флангу, который прикрывался конницей и не был защищен повозками. В авангарде вароги и варяги, само собой, спешенные. За ними тысячи черных клобуков, которые лучше половцев бились без лошадей. А дальше степная кавалерия, которую поведут Девлет и Кучебич. Другим тысячникам я не доверял, могут предать или струсить. Единственное, чем они по — настоящему могут гордиться — это древность рода, а с верностью у них плохо. Пока я побеждаю и в силе, они будут бояться и не посмеют ослушаться. А как только удача оставит меня, постараются ударить в спину и сбежать. Тут все понятно. Мало верных людей и это не только моя проблема. С подобным сталкивается каждый князь, король или хан.

Вароги показали, что они умеют. Боевое охранение поляков вырезали без шума, а потом, поджигая факела, варяги, вароги и черные клобуки ворвались в лагерь врага.

— Святовид! — закричали варяги.

— Рарог! — вклинились вароги.

— Ур — ра — гша! — перекрыли их голоса черные клобуки.

Больше двух тысяч воинов ударили по ляхам и началась битва. Католики растерялись. Командира, который бы смог организовать оборону, среди них не нашлось, и они стали отступать. Мы легко проломили правый фланг польского войска и пехота расступилась. Дальше пошла конница, которая рубила бегущих воинов и на их плечах влетела в центр вражеского лагеря.

Я наблюдал за прорывом степняков, находясь с черными клобуками, и ожидал, что поляки смогут отбиться и придется вводить в бой резервные тысячи. Но король Владислав, бросив свой шатер, предпочел отступить. Он бежал, и его воеводы последовали за ним. В его оправдание можно сказать, что не он принимал решение. Польский государь заболел, а военачальники побоялись взять на себя ответственность. Однако суть остается неизменной. Орда одержала очередную победу, и противник оставил на поле боя почти девять тысяч тел, обозы и много припасов. Наши потери незначительны, сто пятьдесят убитых и вдвое больше раненых.