Прекрасные тела - Лора Каннингем

Что же могло случиться в следующее мгновение? Ни Джесси, ни Лисбет этого не знали. Может, Джесси вновь обрела бы равновесие, ухватившись за лестницу рукой… а может, и нет, и она пролетела бы двенадцать этажей и приземлилась бы на Бутан-стрит рядом со своим разбившимся вдребезги мобильником.

Но этого не произошло, потому что Лисбет цепко схватила своей тонкой, изящной, почти детской рукой руку Джесси и помогла подруге удержаться. Джесси подтянулась и нащупала ногой ступеньку. Вероятно, она находилась в «подвешенном состоянии» всего пару секунд…

«О господи, — подумала Джесси, — и это я намеревалась спасать ее». В то решающее мгновение Джесси оценила хватку Лисбет. Такая ли уж она хрупкая и глупенькая?

Подруги не сказали ни слова и, само собой разумеется, не собирались обсуждать это в дальнейшем. Джесси почувствовала, что готова заплакать. Лисбет улыбнулась, хотя и у нее в глазах стояли слезы, которые, впрочем, можно было объяснить нестерпимо-колючим холодом. Стараясь перехитрить все усиливающийся ветер, Лисбет согнулась и ловко зажгла вторую сигарету. Пламя зажигалки озарило ее тонкие черты голубым светом.

— Последняя, — сообщила Лисбет и кивнула Джесси, чтобы та возвращалась в квартиру.

— Последняя? — Джесси хотела знать наверняка.

— Ну да, — подтвердила Лисбет, — последняя.

Глава шестнадцатая

«ОНА ВСЕ ЕЩЕ ДЕРЖИТСЯ»

В которой Нина выходит на связь с мамой и призраками дома в Ривердейле.

Пока Джесси забиралась на пожарную лестницу, Нина сверлила взглядом телефон на кухне. При этом она намыливала грязные тарелки — посудомоечная машина не работала, поскольку была неправильно подключена, как и большинство приборов в доме. Извинившись перед Ниной, Джесси сказала, что посуду придется мыть вручную.

— Если включить машину, из нее хлынет мыльная вода, — предупредила она.

Тогда Нина намылила тарелки и сложила их в одной половине мойки, а потом — в другой половине — стала ополаскивать их под струей горячей воды. Удивительно, как много посуды они уже использовали, а ведь еще оставались тарелки от десерта.

Возясь с посудой, Нина раздумывала, не позвонить ли матери. Конечно, за ней присматривают Фло и Бася Беленкова, и Нина велела им обязательно сообщить, если маме станет хуже или пульс будет ниже пятидесяти пяти. Но вдруг они просто не хотят беспокоить Нину? Вдруг положение настолько ухудшилось, что звонить уже нет смысла? Словом, Нина почувствовала острую необходимость связаться с матерью.

Весь день она мысленно бранила себя за то, что позволила себе эту маленькую сексуальную передышку с Дондоком. Что если бы мама умерла или, как говорят в «Объединенном проекте», «скончалась», пока у Нины было это дурацкое свидание? Она ведь могла потерять единственного любящего ее человека, проводя время с тем, кому не было до нее никакого дела. И все-таки, собираясь к Дондоку, Нина чувствовала, что это свидание ей необходимо: оно должно спасти ей жизнь, а вернее, что еще важней, сохранить смысл жизни. Будущее без мужчин, без плотских утех ей вовсе не улыбалось. Ну что хорошего в такой жизни? А так Нина по крайней мере знала, что имеет для нее значение, — жизненная сила в самом любимом ею проявлении. И мама одобрила бы это решение.

— Ты бы хоть немного развеялась, дочка, — то и дело повторяла Мира. — Ты так добра ко мне. Чем я это заслужила?

— Уж и не помню, — шутливо отвечала Нина, хотя на самом деле прекрасно помнила.

За всю свою жизнь она не видела от матери ничего, кроме доброты. Да, материнскую любовь она получала в избытке, без каких-либо ограничений или условий. Но теперь, соскребая подливку с фарфоровых тарелок Джесси, Нина задумалась, почему же ей не довелось испытать любви другого рода.

Мать с отцом любили ее и считали милой и привлекательной. Однако ни один мужчина не говорил, что влюблен в Нину. Никто не предлагал ей хотя бы какое-то время пожить вместе. Мужчины, с которыми она была, желали ее и, возможно, даже восхищались ею в течение нескольких минут, но никому из них и в голову не пришло сделать ей предложение или «поставить вопрос ребром», как говорят в «Объединенном проекте».

Самая продолжительная ее связь была с пожилым мужчиной из Аризоны, занимавшимся продажей нижнего белья. Два раза в год он приезжал в Нью-Йорк за товаром. Два раза в год в течение последних шести лет он спал с Ниной и после каждого свидания награждал ее шлепком пониже спины, как добрую пони, приговаривая:

— Вот это мне нравится.

Но даже он не сказал ей «люблю».

Нет, вся любовь, что-то значившая для Нины Московиц на этой планете, была сосредоточена в слабеющем теле женщины, давшей ей жизнь. «Боже мой, вдруг она умерла?» — подумала Нина, выронив губку. Она представила себе трех женщин, собравшихся в высотном здании в Ривердейле, и в ту же минуту бросилась к телефону.

Трубку сняла Фло. На заднем плане послышались латиноамериканские ритмы.

— Ах, да. С вашей мамой все в порядке.

— Можно мне ее на минутку? — спросила Нина.

Она представила, как красивая чернокожая Фло встает, идет в комнату Миры, величаво покачивая бедрами, и передает той радиотелефон.

— Вообще-то, — в голосе сиделки послышалась усмешка, — сейчас она говорит с каким-то Саулом…

Нина вцепилась в трубку. Саул. Ее отец. Умерший четыре года назад. В сознании Нины мгновенно всплыла брошюра «Признаки приближения смерти» — так отчетливо, что она даже увидела шрифт названия. В разделе пятом — «Посещения» — рассказывалось, что умирающему могут являться дорогие ему люди, уже покинувшие этот мир, что он может «видеть» и «слышать» умерших родственников.

— Саул у вас? — спросила Нина.

— Ну, я-то его не вижу, — ответила Фло, — но Мира очень рада, что он пришел. Она улыбается и смеется. Так что вы не волнуйтесь.

Нина тут же попросила, чтобы сиделка передала трубку Басе.

— Бася, — взмолилась Нина, — пожалуйста, скажи мне правду. Что, мама умирает? Сегодня… сейчас?

Ответом ей было молчание. Пока длилась пауза, Нина представила Басю в домашнем наряде — в клетчатой кофте с огромной молнией спереди и косынке (выходя на улицу, Бася меняла косынку на вязаную шапочку с блестками). Ее толстые узловатые руки не знали покоя — она то вязала, то помешивала суп, то массировала ноги Миры, пытаясь ускорить замедлившееся кровообращение и заставить кровь быстрее бежать вверх, к усталому сердцу.

— Прошу тебя, Бася, — настаивала Нина, — я должна знать… правду. Я могу приехать домой… Я не хочу, чтобы она умерла в мое отсутствие.