Заговорщики (Книга 2, Перед расплатой) - Николай Шпанов

Никто из увлеченных разговором собеседников не заметил, как к их столику, неслышно ступая, подошел небольшого роста коренастый мужчина со скуластым лицом цвета старой бронзы. Его карие глаза пристально глядели из узкого разреза, словно пронизывая по очереди каждого из сидевших за столом, и остановились на говорившем Матраи. Этот человек долго стоял неподвижно, как изваяние, с лицом замершим и с плотно сжатыми губами. Но, как только умолк Матраи, он вдруг заговорил с большим жаром, старательно подчеркивая каждое из четко произносимых по-французски слов:

- Извините, меня не приглашали говорить, но я позволяю себе думать, что господину английскому другу будет полезно узнать, что думает по этому поводу монгольский народ, который на опыте убедился в том, как опасны отвратительные, аморальные одиночки из разведок всех стран, которых вам довелось видеть. Вы поймете, почему именно сейчас, когда, как никогда, обострилась борьба между великим лагерем демократии и лагерем империализма, между лагерем всего честного и прогрессивного, что есть на свете и что непреодолимо движется к исторически неизбежной победе, и лагерем реакции, пытающейся любыми средствами затянуть свою также исторически неизбежную агонию, именно сейчас мы должны быть бдительны, как никогда прежде; мы должны научиться распознавать врага в любой маске, в любом обличье; врага, пытающегося пролезть в наш лагерь сквозь любые щели; врага, который еще не раз попытается использовать все - от прямого вредительства в области материального достояния наших народов до самого подлого вредительства в области его величайших духовных ценностей; врага, который попытается залезть нам в душу; врага, который попытается для маскировки прикрыться членством в любой прогрессивной партии, а иногда и билетом коммуниста. Не думайте, профессор, что господа ванденгеймы своими руками полезут в грязь; за них это делают их разведчики - тайные, но прямые исполнители воли империалистов. Никогда не забывайте об этом, профессор! Но верьте, до конца верьте: с народами-борцами за мир и счастье людей вы придете к победе, зарю которой разум и честь помогли вам увидеть на горизонте. Извините, меня не приглашали говорить, но, наверно, английскому гостю никогда не приходилось слышать, что думают о британской разведке народы далекой Азии. Я монгол, меня зовут Содном Дорчжи... Извините.

Он с достоинством поклонился и отошел такими же мягкими, неслышными шагами, как приблизился.

Блэкборн медленно поднялся со своего места и, отыскивая самые убедительные, самые простые слова, сказал:

- Мне нечего ответить вам, кроме того, что поворот сделан. Я рад, что на этом повороте нашел именно таких, как вы. Обратно я не пойду. Я хочу увидеть победу. - И тут лицо его озарилось улыбкой, разогнавшей его морщины и сделавшей его лицо светлым и молодым. - Может быть, вы будете надо мною смеяться, друзья мои, но всякий раз, когда мне доводится думать об окончательной победе, она предстает мне в образе большого поля, поросшего необыкновенной, огромного роста, золотой-золотой пшеницей. А вокруг этого поля - сад. Тоже удивительный, пышный и зеленый сад, как в сказке! Блэкборн смущенно улыбнулся. - Это, вероятно, оттого, что мне очень хочется своими глазами увидеть эти необыкновенные сады Сталина и эту пшеницу... Выпейте за это, друзья мои!

- Постойте! - крикнул вдруг Даррак. Он подбежал к одному из музыкантов, сидевших на эстраде, и, взяв его скрипку, вернулся к столу. - Осколок франкистского снаряда оторвал мне пальцы, - он поднял левую руку, - которые были так нужны мне, музыканту. Я думал тогда, что больше никогда уже не смогу взять в руки скрипку, но один мой немецкий друг, он был у нас в бригаде комиссаром, и мои друзья по Испании его хорошо знают, - я говорю о Зинне, товарищи, - да, Зинн спросил меня: "Ты смиришься с тем, что в день победы не сможешь сыграть нам наш боевой марш?" Право, если бы не Зинн, я, может быть, и не подумал бы, что ведь у человека две руки... И вот несколько лет работы над собой - и скрипка снова у меня в руках. Ты помнишь, генерал, помнишь, Стил, песни нашей бригады?

- Играй, Даррак! Играй! - сверкая глазами, крикнул Руис. Он обратил на Матраи такой восторженный взор, что можно было с уверенностью сказать: двенадцать лет разлуки не погасили в бывшем адъютанте восторженной привязанности к генералу. - Играй же, Даррак!

И Руис первым запел под скрипку:

Франко и гитлеры, плох ваш расчет...

Матраи, улыбаясь, присоединился к нему. Запели и Стил, и Лоран, и Купка. Не знавшие слов Блэкборн и Фельдман начали было тоже несмело подтягивать, но вдруг оглушительные аплодисменты зала покрыли их голоса. Все лица обратились ко входу. Матраи увидел стоящего в дверях высокого стройного мужчину с румяным молодым лицом, но с совершенно серебряной от седины головой. Одно мгновение Матраи смотрел на него в радостном недоумении, потом вскочил и побежал ему навстречу.

- Боже мой! - почти с благоговением прошептал Фельдман. - Я же знаю его! Это советский офицер, он открыл нам двери Майданека. Если бы он со своими танками опоздал на полчаса... Даю вам слово, господа, это он!

Но портного никто не слушал. Все смотрели на входящего. Кто-то громко крикнул:

- Слава русским!.. Слава советским людям - освободителям!

И сразу несколько голосов подхватило:

- Слава СССР!.. Слава Сталину!

На десятках языков гремело: "Сталин!.. Сталин!.."

Русский с улыбкой поднял руки, как бы спасаясь от обрушившегося на него шквала рукоплесканий. В этот момент к нему подбежал Матраи. Одно мгновение они смотрели друг на друга.

- Генерал Матраи?.. Тибор?!

- Миша?!

И, крепко обняв гостя за плечи, Матраи повернул его лицом к своему столу. Обращаясь к старому Фельдману, больше чем ко всем другим, сказал:

- Этот советский человек со своими танками, кажется, никогда и никуда не опаздывал. Советские люди вообще всегда приходят во-время, всюду, где нужна рука их помощи... - Он подвел гостя к столу. Матраи наполнил стаканы и поднял свой. - Сначала мы выпьем за советских людей, за их прекрасную родину и за того, чья мудрость сияет над всем как путеводная звезда свободы, братства народов, как яркая звезда побеждающего коммунизма. За Сталина, друзья!

Зал рукоплескал...

7

В эти же дни в одной из советских комендатур Берлина шли своим чередом дела - повседневные дела города, который англо-американцы тщились, вопреки всем доводам разума и чести, сделать яблоком раздора с Советским Союзом и предлогом для политической распри мирового значения.

К концу рабочего дня помощник коменданта вставал из-за рабочего стола совершенно вымотанный. Дни, которые еще год тому назад, когда он возился с допросами Кроне, казались ему такими загруженными, вспоминались теперь, как интересная экскурсия в историю. Он отлично помнил, как извивался тогда Кроне, пытаясь угадать дальнейшую судьбу своих стенограмм. Советский офицер, прочитав предыдущий допрос Кроне, испещренный сотнею вставок и исправлений, сделанных сведущими людьми, узнавал таким образом все, что пытался от него скрыть американский разведчик в шкуре немецкого эсесовца, и все, что тот и сам не знал. После этого офицер должен был приступить к следующему допросу, не подавая виду, что знает что-нибудь, кроме того, что говорил Кроне.

Какова-то судьба этого типа? Какова участь темных героев его мрачного повествования?

Офицер закурил и подошел к окну кабинета, выходившего во двор комендатуры. Улыбка пробежала по его губам. Он отлично помнит: именно в тот день, когда к нему привели пойманного Кроне, советский старшина посадил во дворе вон то деревцо. Оно росло, тянулось и зеленело, словно в пример остальным, посаженным немецким садовником.

И только было пробужденная воспоминаниями мысль офицера понеслась в родные советские края, как ее тут же оборвал заглянувший в кабинет старшина:

- К вам, товарищ майор!

- Прием окончен.

- Очень просит.

Офицер с досадою придавил в пепельнице папиросу и вернулся к столу. Его взгляд без особой приветливости остановился на вошедшем в кабинет крепком мужчине с необыкновенно красным лицом.

Тот развязно взмахнул шляпой и громко сказал:

- Я американский журналист. Хочу познакомиться кое с чем в вашем районе, комендант.

Офицер уже выработавшимся движением протянул руку. Посетитель вложил в нее визитную карточку: "Чарльз Друммонд. Корреспондент".

Помощник коменданта и американец перебрасывались незначащими, обычными в таких случаях фразами, и офицер машинально вертел в руках визитную карточку американца, как вдруг в его глазах блеснул огонек любопытства: "Чарльз Друммонд?.." Чтобы скрыть вспыхнувший у него интерес, он прищурился и как бы невзначай еще раз по складам прочел: "Чарльз Друммонд..."

Офицер поднял взгляд на американца: "Так вот он каков, мистер Фрэнк Паркер, впервые пересекший океан из Америки в Европу на борту "Фридриха Великого"!.."