Ричард Длинные Руки – бургграф - Гай Орловский

– Это слишком!

– Мы же не церковь…

Лоренс скривился, махнул рукой:

– Пару публичных домов оставим. Но перенесем в порт. Или к нему поближе. Это не так важно. Важнее город снова вернуть к работе и хотя бы немного отодвинуть от бесконечного пьянства.

Благодаря темноте, которая вроде бы скрывает их лица, они не скрывают эмоций: хмурятся, гримасничают, кривятся, я отчетливо видел их реакцию на любое слово, сам растянул губы в улыбке:

– Вы мне выдадите на руки решение городского совета?

Они переглянулись в темноте, Лоренс сказал нерешительно:

– Ваша милость, вы же благородный человек! Вы же привыкли верить на слово.

– Благородным, – подчеркнул я. – А среди торговых людей принято заключать договора. С пунктами о неустойке, дефолтами, непредвиденными обстоятельствами… их надо перечислить, с откатами и прочими достижениями экономической мысли.

Они посмотрели в мою сторону с уважением. Лоренс вздохнул, вытащил из-за пазухи свернутый в трубочку лист бумаги.

– На всякий случай, – сказал он, – мы все составили. Здесь предусмотрено все, уж поверьте…

– Не поверю, – ответил я скромно, – мы же деловые люди! А деловые всегда норовят друг друга объегорить, это в порядке вещей. Но я верю в другое… Все вы сейчас в отчаянном положении, будем говорить прямо. И хватаетесь за соломинку. Это я вот ваша соломинка. Если возьмусь наводить порядок в городе, а вы понимаете, что буду делать, меня уже изучили, не правда ли?.. Если возьмусь наводить порядок, то вы будете меня поддерживать всеми фибрами исходя из собственных интересов, что и есть двигатель любого прогресса и торговли в частности.

Я сунул бумагу за пазуху, поднялся.

– Не буду вас задерживать, господа. С вашего позволения, я сейчас же примусь за дело.

Торкилстон от восторга едва не встал на уши, да и Кукушонок с Выдрой смотрели на меня донельзя довольные: вовремя поступили на службу. Теперь они уже не просто у рыцаря чуть побогаче их самих, а у главного в городе.

Сэр Торкилстон мигом оседлал коня, Кукушонка и Выдру оставили бдить, а сами выехали верхами в город, поглядывая по сторонам уже хозяйскими глазами.

Дом для элитной милиции совмещен с тюрьмой, разделяет их только толстая стена. Очень практичные в городе люди: стражники, приведя арестованного, могут сразу же забежать и согреться зимой в своем, так сказать, офисе.

– Сэр Торкилстон, – сказал я громко, – постойте у входа. Если кто выбежит – рубите к чертовой бабушке!

– Сделаю, – пообещал он.

– Мы теперь власть, – напомнил я.

Он оскалился в недоброй, но все еще недоверчивой улыбке. Я взбежал по ступенькам, пинком отворил дверь и прошел через большую комнату с двумя столами и старыми колченогими стульями. Во второй комнате трое устроились на лавке, передавая один другому флягу с вином, а сам командир городской милиции Скал развалился в кресле за столом. Увидев меня, замер, как жирная мышь перед большим котом, глаза задергались в орбитах, красная рожа быстро белеет.

Я обогнул стол, чтобы до Скала дотянуться сразу, если понадобится, сказал резко:

– Ну, тварь дрожащая, ты меня знаешь.

Он пробормотал:

– Ну…

– Что? – прорычал я, подпустив в голос ярости. – Как ты сказал, тварь?

Он поднялся, бросая взгляд на своих людей, сказал нехотя:

– Знаю… ваша милость.

На лавке тихонько охнули, Скал метнул туда злой взгляд. Я сказал жестко:

– Скал, ты уволен. Хочешь уйти тихо или тебя вышвырнуть?

Он отшатнулся:

– Уволен? Бриклайт ничего не говорил…

– Бриклайт в городе не хозяин, – отрезал я. – Хозяин – городской совет. А власть в городе – это я. По поручению городского совета. Убирайся отсюда! Быстро.

За спиной послышалось движение. В глазах Скала мелькнуло злорадство. Я напрягся и, не поворачиваясь, увидел, как двое встали и, обнажив оружие, подходят ко мне со спины. Мечи у них короткие, я выждал миг, затем разом выдернул свой клинок и резко прочертил воздух стальным лезвием.

Две головы упали, срезанные умело и безжалостно. Эти пьяные олухи полагали, что подкрадутся неслышно и зарежут меня, как овцу, как бы не так, рукоятью меча я тут же ударил Скала в зубы. Послышался хруст, Скал упал в кресло, перевернулся вместе с ним и вскочил, успев выдернул меч. Из разбитого рта стекает кровь, он закашлялся и выплюнул выбитые зубы.

В глазах ненависть.

– Хорошо, – сказал я приглашающе. – Ты ведь дворянин?.. А то вешать как-то неловко, как простого вора. Умрешь от лезвия меча…

Он опомнился, торопливо бросил меч в ножны. Кровь капает на грудь, он вытер ладонью и прошамкал:

– Я… ухожу.

– Иди, – разрешил я. – Но не просто иди, а иди, иди, иди. Ну, ты понял.

Кажется, он понял правильно. Проскользнул, сгорбившись, под стеной, роняя дворянское достоинство, исчез в дверном проходе тихий, как церковная мышь.

Хлопнула дверь, Торкилстон шагнул через порог.

– Там один выскакивал… Морда в крови. На всякий случай я его зарубил.

– Эх, – сказал я с досадой, – ну да ладно, в нашей трудной работе не без мелких накладок.

Он указал на застывшего в испуге на лавке стражника, тот страшится шевелиться, смотрит выпученными глазами, его трясет, как лист дерева на сильном ветру.

– Что с этим?

– Этот все уберет, – ответил я. – Ну, трупы, кровь, вычистит все и вылижет. Что за свинарник? Не понимаю, Европа мы или у нас свой, самобытный путь?

Глава 4

На выходе из милиции я ощутил, что ко мне сзади приближается человек. Задействовал второе и третье зрение, уже вижу, не поворачиваясь, что это мужчина среднего роста, от него несильно пахнет вином, луком и гречневой кашей, а также женскими духами, явно только что из борделя. Я ждал, готовый как уклониться от удара, так и нанести встречный.

Он остановился в двух шагах и сказал едва слышно:

– Не поворачивайтесь. Ради Бога не поворачивайтесь!.. Вы не должны видеть меня.

– Ну? – ответил я так же тихо.

– Бойтесь жены Бриклайта.

– Почему? – пробормотал я.

– Не поворачивайтесь, – попросил он снова. – Бриклайт развращает нашу плоть, а она – наши души… Берегитесь ее.

– Спасибо, – сказал я едва слышно, – а почему такая забота обо мне?

– Многим, – проговорил он еще тише, – нравится жить как живем, но мы понимаем, что это недостойно… Это хорошо, что теперь вы – власть. Мы слабые, нам нужен пастух. Я пошел.

Я видел все в том же странном зрении, как он бочком соскользнул со ступеней, тихо-тихо пошел вдоль стены, изображая пьяного, вскоре пропал между домами.