Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя - Сергей Демченко

Что же, мои желания я привык исполнять чуть раньше, чем этого могли ожидать некоторые.

И я выпустил беснующегося в тесной банке злобного джинна.

Первыми, привлекая этот гневно жужжащий рой к месту предполагаемой драки, ударило стрелковое оружие. Словно специально, стреляющие мазали, выпуская пули редко и неумело. Прибавив этим уверенности возликовавшему воинству, некоторые стали вроде даже пятиться, отступая за следующие рубежи. Чем окончательно втянули противника в замыкающееся вокруг них кольцо.

Радостно взвыв, видящие бессилие и трусость обороняющихся, задние напёрли на передних, и ведомое закалёнными дуболомами стадо увлечённо кинулось на свой последний решительный штурм…

…Когда неожиданно стихли ответные выстрелы, атакующие на миг даже замерли в удивлении. Однако, влекомое желанием добить всех, расправиться и растоптать, человеческое стадо злорадно взвыло и стало рассредоточиваться именно так, как мне и требовалось. С таким трудом заваленные моими людьми камнями проходы рассекали атакующих точно по сторонам, поближе к точкам, на которые уже навели стволы мои люди. И залпы ударили по невидимым снизу местам, в которых оказались хорошо укрытые некие предметы, на наиболее уязвимых местах которых были жирно намалёваны красные круги.

Услышавшие выстрелы десантники Данилова на время припали к земле, что опять же дало мне столь нужное для точного попадания в цели время. И когда это сработало, не было ни слышно, ни пока видно никаких особенно страшных результатов. Поскольку из залегших никто не был убит, а на склонах в шести местах просто закурился лёгкий белесый дымок, который нападающие сочли за следы поднимаемой укрытыми там стрелками пыли, они для успокоения нервов шарахнули по тем местам из нескольких АК, а затем снова принялись обрабатывать другие предполагаемые укрытия противника, продолжая передвигаться вглубь ущелья короткими перебежками и окончательно втягиваясь в него.

Время от времени за камнями артистически вскрикивали спрятавшиеся бойцы, изображая убитых и раненых. Давясь от смеха, они стенали и завывали, словно привидения, изображая поистине нечеловеческие муки. Всё это вновь было нами сдобрено неорганизованным ответным огнём. Редкие погибшие начали покрывать ущелье. Но основная масса перешла на крик вроде «ура» и усилила «натиск».

Тоже убив для порядка пару наступающих, я дал вверх красную ракету. И когда немногие из заметивших это десантников задрали к небу озадаченные морды, они увидели, что сверху в них, отделяясь от верхушек скал и плавно разгоняясь, взмыли и устремились гудящие, словно шмель на взлёте, полыхающие оранжевым шары…

Тем временем химическая реакция дала свои плоды, и полнокровно заработали смеси, разбуженные попаданиями пуль, разбивших контейнеры с содержимым. И тем самым соединившим в единую смесь активные вещества…

Ущелье стало быстренько заполняться стелющимся по его дну белым и плотным туманом. Приникая к воде, облака частью уплывали вслед за потоком. Попутно хорошо смешиваясь с водой, становясь её неотъемлемой частью.

Немногочисленные рыбы, прячущиеся под камнями, вдруг порскнули из своих укрытий, резко заметались и, всплыв кверху брюхом, уплыли по течению. А из примыкающих к нему лесистых островков, куда вот-вот были готовы заскочить для манёвра скрытого деревьями подхода к нашим позициям солдаты противника, неожиданно полетели разные непонятные по форме и назначению предметы, оставляющие за собою слабый дымный след.

Атакующие слегка оторопели и тормознули. Некоторые, думая, что это что-то взрывчатое, попадали наземь. И когда перед их мордами разорвался и вырос заключённый в предметах океан огня, а сверху в этот же момент тоже упали и расплескались жирные огненные капли, накрывая всё и вся, солдаты в панике заорали так, что небеса испуганно вздрогнули и проснулись, недоумённо почёсываясь…

Осознание, — запоздалое и уже бесполезное, — близкого конца подняло с земли воинов сильнее ветра, взвихряющего опавшие листья. Рванув было назад, несчастные, — горящие и бегающие среди них пока не задетые, — люди попадали под бесконечный ураганный огонь шрапнели, изрыгаемой несколькими многозарядными самодельными установками. Круша всё вокруг, ударили гранаты и пулемёты. А выход из ущелья уже совсем перекрыл страшный, ставший почти жёлтым, ядовитый газ…

Плотоядно накрыв первых отступающих с головой, он наполнился истошным криком и визгом. Солдаты бросали оружие, падали и судорожно бились, пытаясь куда-то ползти, закрывая сочащимися кровью глаза трясущимися руками, и жадно хватая широко раскрытыми ртами отравленный воздух…

А сверху в эту гибельную пелену начали неторопливо и методично падать такие же огненные шары, разгонявшиеся по установленным на самых вершинам лоткам, спрятанным до поры и выдвинутым по мере надобности. Шары, вылетающие с хорошей скоростью после броска рукой, как в боулинге, подобно мячику и разлетающиеся при ударе о землю на мелкую пылающую труху. Пролетая горящие лотки, политые подожжённым бензином, шар превращался в маленькие огненные кометы, падающие на головы и швыряющие в мечущихся людей мелкие огненные брызги и водянистую горящую пыль самодельного напалма, скрытого в их недрах и взрывающегося при прожигании оболочки…

И словно в виде последнего аккорда, над ущельем стали «расцветать» вспышки разрывов глиняных шаров с наполнителем из сухого сыпучего вещества, попадая на горящую землю который превращал её в сплошной горящий ковёр. Пламя ревело и вздымалось на несколько метров вверх. «Радуга», моё персональное изобретение, заработало…

Меж протуберанцев искусственного солнца, пылающего на земле, начали лопаться и выкидывать вверх горячие пыльные струи такие же глиняные шары, но помеченные жёлтой краской. Осыпая погибающих в довершение всего едкой смесью горчицы и каустической соды. Усиленные температурой, они стремительными стрижами наполняли лёгкие врага консистенцией, выворачивающей их наизнанку вместе со сгустками крови.

Метающие глиняные обожжённые подобия горшков солдаты, улюлюкая и крича от восторга, раскручивали над головой за шнур, наподобие пращи, снаряды с «Радугой» и кидали их со склонов в воздух над океаном смерти, где они и разрывались, шипя горящими фитилями. Последними в месиво из человеческого мяса, камней и пламени снова ударили неторопливые, но методичные «мортиры», сноровисто довершая начатое избиение…

…Газ неспешно и с равнодушием далёких звёзд добивал немногих последних умирающих. Ущелье превратилось в почерневшее и местами побуревшее отверстие, воспалённым зевом жалко смотрящим в притихшие в ужасе небеса. Пройдёт немало времени, пока растительность снова освоит эти отравленные хлором склоны.

Оторопевшие от всего увиденного в действии новобранцы тихо и испуганно крестились и пучили глаза на содеянное за компанию ими и моим «первобытным» оружием. Контрактники потрясённо крякали и мотали головой, оглядывая сверху поле битвы.

Готов держать пари, они и в самых смелых своих мечтах не смели надеяться на то, что за десять минут мы оставим в этом ущелье все основные силы полковника. Всех до единого. За полосу смерти не прорвался никто.

Трудно сказать точно, сколько мы уничтожили, ибо многие превратились лишь в кучки пепла, перемешанные с недогоревшими и просто убитыми газом, картечью и пулями. Температура в полторы тысячи градусов мало что оставляет в качестве свидетельства существования живого организма. Ужасное дело. И самое поганое, что я знал, куда шли эти бедолаги. И моя рука не дрогнула, готовя им такую участь. Господи, прости меня, что ли? Я больше не буду…

— Товарищ Босс, я не пошёл бы к Вам в гости, клянусь… — Глыба сидел, тяжело привалившись к собрату-валуну, и оторопело смотрел на меня, как на обнаруженное в собственной постели прожорливое, сплошь усеянное зубами, чудовище.

— Зато кофе званым гостям я делаю хороший, Глыба. Так что не переживай, заходи. Если что.

XI

Царившее всеобщее ликование наполняло ущелье. Горы давно не слышали подобной вакханалии. Стреляло и орало всё, что находилось в нём. Я, усталый и опустошённый, сидел в сторонке и предавался своим невесёлым беседам с совестью, которая торопливо и сбивчиво тараторила, оправдываясь пред Всеблагим и Всевышним нашим. Ко мне кто-то подходил, пытался тормошить, пару раз порывались начать качать…

Однако я молчал, отделывался только виноватой улыбкой, и со стороны «знающий» психиатр сумел бы убедить вас, что я — скучающий по жизни депрессивный, инфантильный тип, у которого отсутствует не только юмор, но и сильны суицидальные наклонности. И что меня, во избежание криза, следует на некоторое, а желательно — и на очень долгое, — время изолировать от общества, поскольку в любой момент моя сущность может стать опасной для социума.