Техник–ас - Евгений Владимирович Панов

земли возникла самая настоящая фурия. Получив очередь из немецкого автомата в живот фриц выронил гранату себе под ноги и рухнул, а девушка рыбкой скользнула обратно за угол, спасаясь от взрыва.

Едва прогремел взрыв, как она заглянула за угол, убедилась. что живых там нет и задумчиво посмотрела на застреленного мной фрица. Что-то прикинув, обернулась в мою сторону и подняв руку с немецким автоматом до высоты плеч, опустила её вниз и так несколько раз. А затем ту же руку подняла над головой и, покружив её, энергично опустила вниз. И тоже несколько раз.

Так-так, в памяти что-то забрезжило. Да это же пехотные сигналы жестами из Боевого Устава Пехоты РККА. Я-Копьёв в ОСОАВИАХЕМе их изучал. Первый означает «путь свободен», а второй «ко мне, сбор». Ну что же, пора, как говорится, и поближе познакомиться, не подумайте чего плохого. Быстро сложил в подсумки оставшиеся патроны для карабина и ещё раз внимательно осмотрел местность в бинокль. Вроде всё чисто. Закинув карабин за спину подхватил автомат и быстрым шагом пошёл к деревне.

— Стой! Руки! — окрик остановил меня, едва я дошёл до крайних строений, — Кто такой? Оружие брось!

— Ага, счазз! Может тебе ещё и спину вареньем намазать? — я медленно развёл руки в стороны, продолжая держать в одной из них автомат. Незнакомку я так и не увидел, — Девушка, а по мне что, не видно что я майор Красной армии?

— И откуда вы здесь взялись, майор? — во, уже на вы. Прогресс, однако.

— Я лётчик. Был сбит. Теперь пытаюсь к своим выйти или к партизанам.

— Оружие откуда?

— Немцы поделились. На, говорят, возьми. А то по нашим тылам без оружия ходить скучно и не интересно.

— Документы есть?

— Нет. Перед вылетом на задание сдал. Кстати, а на ваши взглянуть можно? И вообще, не вежливо во время разговора прятаться.

— Я тоже перед вылетом на задание сдала, — внезапно раздалось у меня за спиной, хотя до этого я явно слышал голос перед собой. Стараясь не делать резких движений я повернулся. Передо мной стояла молодая девушка в простой крестьянской одежде, покрытой изрядным количеством пыли, направив ствол автомата мне в живот. И стояла она довольно интересно. Хоть из-под длинной юбки (как только она умудрилась так скакать в ней?) и не были видно ног, но вся её поза была словно сжатая пружина, готовая в любой момент распрямиться в молниеносной атаке.

— Сержант госбезопасности Гнатюк, — девушка опустила ствол автомата, — ОМСБОН НКВД[84].

— Майор Копьёв! — представился в свою очередь я, опустив руки, — 13-я отдельная истребительная эскадрилья специального назначения. Можно сказать коллеги с вами. Вы спецназ наземный, а мы воздушный.

— Надо бы местных предупредить, чтобы уходили, — я кивнул в сторону деревни, — Немцы через пару-тройку часов могут заявиться и на них отыграются. Знаешь к кому здесь лучше обратиться, чтобы сорганизовал людей?

— Я местная и всех здесь знаю, — девушка немного грустно улыбнулась, — Это моя двоюродная тётка по отцу, её муж и сосед, — она вздохнув посмотрела на виселицу, — А времени, думаю, есть даже побольше. Немцы приехали из Лоева, а полицаев набрали из соседних деревень Крупейки и Синск. Так что пока опять соберутся, часов пять-шесть точно пройдёт, если не больше. А там уже и вечереть начнёт, а на ночь глядя они не сунутся. Сёмка! — она высмотрела кого-то, — Поди сюда!

Из-за плетня показалась вихрастая и абсолютно рыжая голова мальчишки лет 12. Он опасливо оглядел лежащие то тут то там трупы немцев и полицаев и, стараясь обходить их стороной, подбежал к нам.

— Беги, Сёмка, по деревне и скажи, чтобы все здесь собрались. Скажи командир Красной Армии велел, — девушка показала головой на меня.

Она как-то задумчиво посмотрела вслед убежавшему мальчишке и вдруг резко обернулась.

— Майор Копьёв? Лётчик-истребитель? Тот самый, который дважды Герой Советского Союза? Нам про вас на политинформации рассказывали.

— Уже трижды, товарищ сержант госбезопасности, — чуть заметно улыбнулся я. Похоже она уже давно здесь, в немецком тылу, — Вас как зовут? А то неудобно по званиям обращаться в такой ситуации.

— Маргарита, — девушка сверкнула глазами, — Только не называйте меня Марго. Лучше Ритой.

— А я Илья. Значит Рита? Пума?

— Почему Пума, — Рита недоуменно уставилась на меня.

— Если твоё имя Рита написать прописными буквами и прочитать по английски, то получится Пума. Это такая хищная и очень опасная большая кошка, которая живёт в Южной и Северной Америке. Её ещё называют горный лев или кугуар. Тебе, кстати, такой позывной подошёл бы. Есть в тебе что-то такое, кошачье и хищное, — сделал я комплимент, а сам вспомнил, как в одном из гарнизонов, где проходил службу Силаев, официантку в лётной столовой все звали Пумой. За глаза, естественно. Я по-началу и не понял, почему. Это потом мне объяснили фокус с её именем и его английской транскрипцией.

А на околицу, тем временем, начали подходить недавно разбежавшиеся отсюда люди. Встали чуть в стороне от лежащих на земле трупов. Кто-то крестился, кто-то откровенно плевался. Из-за угла крайнего дома показалась целая процессия, центром которой был невысокий парень в чёрной форме с белой повязкой на рукаве. Руки у него были связаны за спиной и ему периодически отвешивали пинка или затрещину, чтобы придать некоторое ускорение в ходьбе.

— Вось, таварыш камандзір, злавілі подлюгу![85] — дедок-белорус, что держал в руках верёвку, конец которой был привязан за шею полицая, смачно сплюнул под ноги, — У хляве ў Міронаўны хаваўся, Ірад! Гэта Міцька высялкоўскі. Гэта ён немцам цётку Ганну выдаў, што яна Рытку ў сябе хавае[86].

Рита подошла вплотную к полицаю, — Ну, что, Митенька, выслужиться перед своими хозяевами хотел? Ну и где они теперь, эти твои хозяева? Или ты мне всё мстишь за то, что когда-то по морде тебе дала? Так я могу и повторить, — она повернулась ко мне, — Мы учились в школе вместе, а в 41-ом он меня на станции в форме видел.

— Я так понимаю это для тебя приготовили? — я показал на свободную петлю на виселице, — Вот и давайте его туда. Получит то, что заслужил. Именем Союза Советских Социалистических Республик!

Полицай нервно заозирался по сторонам и начал упираться ногами, когда толпа потащила его к виселице.

— Людзі добрыя, прабачце! Не забівайце! Хрыстом Богам вас прашу! Таварыш камандзір, пашкадуйце! Я ўсё што ведаю пра немцаў раскажу![87] — завопил он, проглатывая слёзы и сопли. На штанах спереди у него расплылось мокрое пятно. Вот только никто на его вопли, сопли и обоссаные штаны не обратил внимания. Его поставили