Колокола обречённых. Ч.1: Очищение молитвой - Pferd im Mantel

— Да по силам. — отмахнулся от него старик. — В сторону Рамешек сперва пойдём.

— Когда?

— Дык, на той неделе и пойдём.

— Дык идите! — передразнил старика Алпатов. — А пока вы собираетесь, наши кушалы ещё раз в город за добром наведаются.

— А можно вопрос, Гриш? — снова встал на ноги Срамнов. — Вот ты говоришь: Тверь, в Тверь… А чё нас-то не зовёшь? Мы, может, и московские, а трупаков нарубили не меньше ваших иных, кушалинских. Это отчего так, Григорий? — «в бой идут одни старики» или тупо не доверяем?

— Это ты зачем спросил, Фёдор? Своих дел мало?

— Не мало. Пытливый я — понять хочу. Только не говори мне, типа: «ты хоть знаешь, что там, в городе?!». Знаю. Бывал — в отличии от многих, которые с тобой пошли, да не вернулись.

Глаза Алпатова полыхнули огнём. Григорий метнулся к Феде и сгрёб за воротник, наматывая ткань на руку.

— Не вернулись, да! Они у меня, эти мужики, вот они где! — схватил свободной рукой себя за горло Гриша. — Герой, Срамнов, да?! Ну хуле, я устрою тебе такую возможность — собирайся в рейд. Не в будущий — теперь мы малой группой пойдём, а вот в следующий — давай, добро пожаловать!

— Руку. — холодно бросил Фёдор.

— Что? — переспросил Алпатов.

— Руку убери.

— А…да. — Алпатов отпустил куртку Фёдора и аккуратно разгладил на его груди скомканную ткань. — Я тебя за язык не тянул.

— И кстати, Срамнов. — повернулся спиной к Фёдору Гриша. — Я пополнение вам привёл с собой: прошу любить и жаловать — Александр. — представил Алпатов незнакомого коренастого мужичка под сорок, одетого в куртку-спецовку с синей вязаной шапочкой на голове. Руки его были, сколько видно, украшены затейливыми узорами наколок.

Мужик, прищурившись, глянул на Фёдора и протянул руку.

— Саша. Щемило. — потом он ухмыльнулся. — А можно и просто — Папа.

— Фёдор. — хлопнул его по руке Срамнов.

Иван и Степан Политыч тоже поздоровались с ним, и Алпатов пояснил:

— К вам в группу человек, Политыч. Про себя сам расскажет. Жить ему негде — мы его с Дьяково забрали, поселите на Вельшине и приобщайте. Мужик — что надо: с нами в городе был. А к вам сам напросился, как узнал, что разведку планируем. Так что не обижайте — да чё там, он сам кого хошь обидить.

— Ну, обидеть — это слово неправильное, по понятиям если! — отшутился Папа.

— А с вами, мужики, давайте так договоримся: дайте срок. — обратился к старосте и велешинским мужикам Григорий, и на этих словах этот новый мужик, Папа, почему-то недобро захихикал. Не обращая внимания на это, Алпатов продолжил: — Срок дайте. Вывезем из города всё, что можно до снегов — будем внутренним устройством заниматься. А сейчас, пока тепло ещё, надо в город. И пока мы делаем наши — общие! — дела там, мне надо, чтобы на Селе был порядок. Поэтому я надеюсь на вас, мужики. На тебя, Макар Степаныч, надеюсь. Больше того расскажу вам: назавтра большое собрание собираем вечером. Хозяйство всё Рускову передам — пусть управляет старик. И власть менять будем: одному и правда всё не потянуть. Поэтому, видимо, трое нас теперь будет — я по безопасности и снабжению остаюсь, хозяйство всё — Рускову. Ну, и отец Паисий — по духовной жизни и борьбе с неведомым всем. Не хотел раньше времени говорить, пока не состоялось — да ладно уж.

— Вот это добрэ. — топнул сапогом Колычев. Из-за его спины послышались возгласы одобрения велешинских мужиков. — Вот это ты молодец, Григорий. Правильно.

— Ну договорились, Вельшино?! — громко переспросил Алпатов.

Мужики заголосили, перебивая друг друга, соглашаясь следовать договору.

— Ну и ладно, что поняли друг друга! Расходимся тогда — темнеет… А генератор… Да оставьте себе этот генератор хренов! А ты, Политыч — думай. Нельзя нам жить, как чертям в табакерке. Людей нужно искать, живых. И помогать им, чем можем. А кому нагрубил или сказал что не то — простите меня, мужики!

— Бог простит. — пробубнил Фёдор и ухватившись за ремень карабина, насупившись, пошёл в сторону дома, вслед за о чём-то базарившими уже Иваном и Папой.

&&&

— Мужики! Быстро, быстро, быстро! — орал Григорий Алпатов, отплёвываясь от струй ливня, зарядившего полчаса назад, когда ватага сельских мародёров была уже в городе, словно кто-то пытался противодействовать этому, третьему уже по счёту, набегу, целью которого, на этот раз, была крупная продуктовая база в промзоне на Объездном.

— Не спать! — кричал Гриша, пытаясь перекричать рёв заводимого с пускача тракторного дизеля. — Все по местам, мряки уже подтягиваются!

Ливень хлестал так, что казалось, будто само небо в этом ужасном, предоставленном воле мёртвых, городе, прохудилось, раз и навсегда, в последней попытке остановить марш Смерти потоками воды, раз огонь, полыхавший в руинах больше месяца, оказался бессилен. Но он не спасал от удушающей вони, пронизывающей это место, проникающей, наверное, даже и сквозь асфальт — напротив складского комплекса, назначенного к обносу, через забор, находился мясной холодильник. Смрад, тянущийся оттуда, наверное, можно было и увидеть, если постараться — настолько материальной казалась эта мерзкая вонь. Помноженная на ставший уже нормальным для погибшего города запах залитых дождями пожаров и непременной теперь уже, сладковатой, трупной вони — верного спутника толп живых трупов, шарящих по городу в обуздание своего вековечного голода, эта вонь выворачивала на изнанку желудки рейдеров, без разбора, и Фёдор, спрыгнувший на пузырящийся от потоков ливня асфальт из кузова «шишиги», проблевался. Всего, что и успел, так только нагнуться и открыть стекло своего шлема — желудок исторг, наверное, всё, что в нём было с утра — и завтрак, которым потчевали его, давая дружеские наставления Политыч и Иван, и желудочный сок. Вонь — она была нетерпимой, такой мерзости слышать Срамнову ещё не доводилось: да и не ему одному — многих выворачивало наизнанку. Мужики, отплёвывающиеся от перенесённого приступа тошноты, но отнюдь не попустившего их организмы, хлёстким матом прокладывали Володю Шмакова — человека, по информации которого, все и оказались теперь тут, на этом, всеми силами добра и зла проклятом складском комплексе. Володя, которому посчастливилось избежать соборной участи тверичан по той причине, что будучи в отпуске, подался со своей семьёй по грибы — ягоды в кушалинские леса, как раз и был работником этой базы — более того, кладовщиком. Он же и промыл Алпатову и его мужикам мозги на момент того, сколько всяких долгоиграющих съестных припасов томится за крепкими дверями складов, отданных под его надзор. При этом, Володя, обычный мужик с минимумом интересов, кроме футбола, пива и воблы, забыл почему-то предупредить о таком славном соседстве. А так, как город уже и городом быть перестал уже не первую неделю, электроснабжение всё вышло, и мяско-то, исчисляемое, видимо, десятками тонн, разморозилось.