Гиперион. Падение Гипериона - Дэн Симмонс

– Больше чем за одиннадцать лет, – поправил ее Сол. – Слетав на Гиперион и обратно, ты отстала от нас, не покидавших планеты, на шесть лет.

– Но это же нормально! – выкрикнула вдруг Рахиль. – Люди все время путешествуют вне Сети. И приспосабливаются.

Сол кивнул.

– Но здесь все иначе, детка.

Рахиль невесело улыбнулась и допила свое виски.

– Ты очень сдержанно выразился. – Отставленный ею бокал громко стукнул. – Послушай, вот что я решила. Я провела двое суток и даже больше, изучая все, что она… что я… приготовила, чтобы дать мне возможность узнать, что случилось раньше, что сейчас происходит, и… никакого толку.

Сол сидел не шевелясь, даже перестал дышать.

– Я хочу сказать, – продолжила Рахиль, – что становлюсь моложе с каждым днем, теряю память о людях, с которыми даже еще не встречалась… ну а дальше что? Я так и буду становиться все меньше, и все моложе, и все бестолковей, а потом в один прекрасный день просто исчезну? Папа, Господи, – Рахиль еще крепче обхватила колени руками, – тебе не кажется, что это даже смешно, только… странновато?

– Нет, – тихо ответил Сол.

– Ну, конечно, нет. – Глаза Рахили, всегда большие и темные, увлажнились. – Представляю, какой это кошмар для мамы и для тебя. Каждый день вы смотрите, как я спускаюсь вниз по лестнице… в смятении… Ведь я просыпаюсь с воспоминаниями вчерашнего дня, слышу, как мой собственный голос говорит мне, что вчерашний день был годы назад. Что у меня был роман с каким-то парнем по имени Амелио…

– Мелио, – прошептал Сол.

– Какая разница? Это все не помогает, вот в чем дело, папа. К тому времени, когда я начинаю наконец что-то усваивать, меня уже тянет в сон от усталости. А потом… Ну, ты же знаешь, что происходит потом.

– Что… – начал Сол и замолчал. Потом кое-как выдавил из себя: – Что ты хочешь, чтобы мы сделали, малыш?

Рахиль посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Это была та самая улыбка, которой она одаряла его, начиная с пятинедельного возраста.

– Не говори мне об этом, отец, – сказала она твердо. – И не позволяй мне говорить об этом самой себе. Это только причиняет боль. Все это было не со мной… – Она замолкла и провела рукой по лбу. – Ты понимаешь, что я имею в виду, папа? Та Рахиль, которая отправилась на другую планету, и влюбилась, и попала в катастрофу… это была другая Рахиль! Я не хочу переносить ее боль. – Она заплакала. – Ты понимаешь? Понимаешь, папа?

– Да, – ответил Сол. Он обнял ее и ощутил тепло ее тела, влагу ее слез. – Да, понимаю.

В следующем году с Гипериона чуть ли не каждый день начали приходить мультиграммы, но все они носили отрицательный характер. Природа и источник антиэнтропийных полей не установлены. Активность временных приливов в районе Сфинкса в обычных пределах. Эксперименты с лабораторными животными в приливных районах и вокруг них привели к внезапной гибели некоторых животных, но болезни Мерлина не обнаружили ни у одного. Каждое сообщение Мелио заканчивал словами: «Передайте Рахили, что я ее люблю!»

Деньги, полученные от Рейхсуниверситета, Сол и Сара использовали, чтобы пройти частичную поульсенизацию в Буссард-Сити. Они были уже слишком стары, чтобы эта процедура продлила их жизнь еще на один век, зато внешне супруги сейчас выглядели скорее пятидесятилетними, чем семидесятилетними. Они изучили старые семейные фотографии и пришли к выводу, что подобрать костюмы, какие они носили полтора десятка лет назад, не составит особого труда.

Шестнадцатилетняя Рахиль сбежала по лестнице со своим комлогом, настроенным на радиостанцию колледжа.

– Мне сегодня рисовую кашу. Можно?

– Ты и так ее ешь каждое утро, – улыбнулась Сара.

– Да. – Рахиль тоже улыбнулась. – Я просто подумала, а вдруг ты ее не сварила или уж не знаю что. Я слышала телефонный звонок. Это Ники?

– Нет, – ответил Сол.

– Черт, – вырвалось у Рахили, и она испуганно взглянула на родителей. – Простите, она ведь обещала позвонить, как только станут известны результаты. После консультации прошло уже три недели. Мне кажется, я слышала что-то такое.

– Не беспокойся, детка, – сказал Сара. Она принесла кофейник и первым делом налила кофе в чашку Рахили, потом себе. – Не беспокойся, милая. Поверь мне, твои оценки будут достаточно хороши, чтобы поступить в любой колледж, какой тебе понравится.

– Ма, – удрученно вздохнула Рахиль, – как ты не понимаешь? Мы живем в мире, где все готовы друг друга съесть. – Она нахмурилась. – Ты не видела мою мультиприставку по математике? У меня в комнате черт ногу сломит. Ничего не могу найти.

Сол откашлялся.

– Сегодня никаких занятий, детка.

Рахиль с удивлением посмотрела на него:

– Нет занятий? Во вторник? За шесть недель до окончания школы? Что случилось?

– Ты была больна, – твердо ответила Сара. – Один день ты вполне можешь посидеть дома. Всего один.

Рахиль нахмурилась еще сильнее.

– Больна? Я не чувствую себя больной. Просто все как-то странно. Как будто что-то… не в порядке. Ну, например, почему вдруг переставили диван в комнате информации? И где Чипс? Я звала его, звала, а он не пришел.

Сол дотронулся до ее руки.

– Ты очень долго болела, – сказал он. – Доктор говорит, что у тебя могут быть провалы в памяти. Мы поговорим по дороге в колледж. Хорошо?

Лицо Рахили прояснилось.

– Пойти в колледж, а с уроков смотаться? Прекрасно. – По ее лицу вдруг мелькнула тень испуга: – А если мы встретим Роджера Шермана? Он ведает приемом новичков и такой въедливый, такой зануда!

– Мы не встретим Роджера, – успокоил ее Сол. – Ты готова?

– Почти. – Рахиль наклонилась к матери и крепко обняла ее. – Счастливо, аллигатор.

– Пока, крокодил, – отозвалась Сара.

– О’кей, – весело улыбнулась Рахиль и встряхнула головой. – Я готова.

Постоянные поездки в Буссард-Сити заставили Сола купить магнитоплан. Прохладным осенним днем он двинулся в путь по самому медленному маршруту, проходившему намного ниже скоростных трасс. Он наслаждался пейзажем и запахом скошенной травы.

Мужчины и женщины, работавшие в полях, приветливо махали ему вслед.

Со времен его детства Буссард значительно расширился, но синагога по-прежнему располагалась на окраине одного из самых старых районов города. Храм тоже был стар, и старина эта чувствовалась во всем. Даже ермолка, которую Сол надел при входе, показалась ему изношенной за долгие десятилетия чуть не до прозрачности. Раввин, однако, оказался молодым. Сол понимал, что ему лет сорок, не меньше, – волосы, выглядывавшие из-под ермолки, явно поредели, – но для Сола он все равно был мальчишкой. Сол облегченно вздохнул, когда раввин предложил ему продолжить беседу в парке, расположенном на другой стороне улицы.