Алиенора Аквитанская. Непокорная королева - Жан Флори

Правда, это были исключительные ситуации, связанные с земельным владением и с ярко выраженным темпераментом некоторых женщин. В большинстве случаев, для того чтобы заниматься патронажем, женщины должны были рассчитывать на своих мужей, а потому артисты, вознаграждаемые за свои труды, часто не упоминали их имен, даже если они являлись заказчицами или вдохновительницами того или иного произведения. Женское покровительство, вероятно, было широко распространенным явлением, но источники, на которые опираются, желая обнаружить его следы, нечасто содержат в себе указания на этот счет[781].

Мария Шампанская занялась покровительством после того, как ее муж в 1179 г. отправился в крестовый поход и спустя два года ушел из жизни. Гипотеза, когда-то выдвинутая А. Жанруа и принятая Э. Келли[782], согласно которой двор Марии исполнял роль связующего звена между литературой, написанной на старофранцузском языке, и провансальской литературой, сегодня не выдерживает критики, поскольку просвещенное окружение Марии Шампанской писало на лангдойле. Однако сложно оспорить тезис о ее литературном покровительстве, осуществляемом как до, так и во время ее вдовства, вплоть до смерти, наступившей 11 марта 1198 г., когда Марии было пятьдесят два года[783]. Ее политическая и «куртуазная» деятельность, как и деятельность Алиеноры, встречала на своем пути множество препятствий, возникавших вследствие ее пола, что могло заставить ее предоставить Кретьену де Труа материал для литературных произведений, прославляющих женщину и повествующих о куртуазной любви. Относительно одинаковое положение Алиеноры и Марии могло способствовать появлению у них одной и той же литературной роли, даже если сегодня исключают возможность прямого влияния матери на дочь в этой сфере. С другой стороны, вопреки бытовавшему долгое время убеждению, в наши дни допускают, что покровительство и власть женщин к концу XII в. все же не угасли: женоненавистнические выпады в произведениях церковных деятелей, напротив, доказывают, что женщины занимали в этой области «слишком много места». Дочери Алиеноры, как и их мать, в полной мере обладали способностью управлять и покровительствовать артистам[784].

Несмотря на эти примеры и прецеденты, вопрос о покровительстве Алиеноры сегодня вызывает сомнение. Как часто случается в истории, в которой, как кажется, периодически повторяется феномен балансира, роль Алиеноры в области искусства и литературы вот уже несколько лет отрицают и оспаривают — с той же чрезмерной уверенностью, с какой ранее эту роль признавали.

Конечно, мы можем говорить об определенных преувеличениях в гипотезах, разделяемых в недавнем прошлом теми, кто был очарован личностью королевы и приписывал ей чуть ли не исключительную роль в покровительстве артистам и писателям при дворе Плантагенета. Среди них вряд ли бы нашлись исследователи, считавшие Генриха II необразованным «хулиганом», как утверждал И. Гобри[785], — в нем видели прежде всего правителя-политика и военачальника, пекущегося о своих земельных владениях и охотно возлагающего на свою супругу заботы о развитии при дворе артистической и культурной среды. В королеве же видели образованную женщину, которая познакомила север Луары с блистательной культурой Юга, достигшей расцвета в более ранние времена. Многочисленные работы, появлявшиеся в течение двадцати лет, внесли в этот образ свои изменения. Действительно, мы ничего не знаем о воспитании Алиеноры или об уровне ее образованности до замужества. Нам известно только, что в течение нескольких дней, отделявших смерть ее отца Гильома X от ее брака с Людовиком VII, Алиенора находилась под присмотром епископа Жоффруа Бордоского, и этот факт позволяет предположить лишь то, что сей просвещенный учитель мог наблюдать за ее воспитанием до того, как она стала сиротой. Сегодня, напротив, бытует утверждение о том, что английские короли вовсе не были необразованными людьми: Генрих II лично привлекал ко двору блестящих писателей и оказывал им покровительство[786]. Тем не менее эти факты не означают того, что Алиенора не могла исполнять такую же роль: вполне возможно, она оказывала покровительство не «вместо Генриха», а вместе с ним. Остается лишь определить степень участия в этом деле каждого из них. Задача не из легких, поскольку артисты, как мы уже говорили, имели обыкновение воздавать хвалу тем, кто их оплачивал, — то есть скорее королю, чем королеве. Следовательно, любому упоминанию об Алиеноре в этой области нужно придавать особую значимость, не спеша с негативными выводами, которые можно сделать, не обнаружив в источниках прямых ссылок на королеву.

Последнее замечание как нельзя лучше относится к архитектурной сфере. Вот почему я не разделяю мнения Э. А. Р. Брауна, который почти полностью отрицает роль Алиеноры в этой области, не выдвигая, однако, убедительных аргументов[787]. Не согласен я и с точкой зрения Л. Гранта, согласно которому, «несмотря на долгие годы вдовства и несметные богатства», Алиенору мало интересовали архитектурные проекты. По его словам, она ограничилась тем, что основала небольшую обитель в Ла Боннерай, снабдила Фонтевро часовней и окружной стеной, а также заказала гробницы Генриха, Ричарда и свою собственную, что не идет ни в какое сравнение с деятельностью в этой области ее свекрови Матильды[788]. Поскольку архитектура была уделом королей, Генрих II, напротив, проявлял глубокий интерес к церковным постройкам, которые служили местом придворных собраний и являлись средоточием пышности, престижа и пропаганды[789]. Вот что заставило его построить аббатства Мортемер, Фонтевро и Гранмон. Однако выбор гробниц Фонтевро, сделанный Алиенорой, в достаточной степени показывает, какое внимание она уделяла подобным способам проявления политической власти. Превращение аббатства в подобие королевской усыпальницы — отнюдь не безобидный замысел, если рассматривать его с идеологической точки зрения. Контроль, осуществляемый королевой над местом погребения династии (напомним, что местом своего последнего пристанища Генрих сначала выбрал Гранмон), и манипулирование могущественным образом смерти наделили ее властью, которая, согласно некоторым историкам, превышает наши современные о ней представления[790].

С другой стороны, интерес Алиеноры к искусству вовсе не ограничивался покровительством поэтам и писателям, как порой утверждали. Так, в сферу художественных интересов королевы входил собор Пуатье, поддержку которому оказывали, по мнению ученых, и Генрих II, и его супруга, запечатленные в нижней части витража, изображающего сцену распятия: королевская чета и четыре ее отпрыска располагаются у подножия креста. Одно время ученые полагали, не имея на то доказательств, что витраж этот заказал Генрих II — в наказание за убийство Фомы Бекета в 1170 г. Но Алиенора занимает на витраже видное место, а присутствие на нем детей в данном случае и вовсе необъяснимо. К тому же Пуатье издревле был резиденцией Алиеноры, и любой акт подобного рода, совершенный в ее землях, должен был производиться с ее согласия[791]. Она была, по меньшей мере, партнером Генриха, равным образом и в вопросе покровительства этому храму. Документ 1155 г. упоминает о совместном способствовании королевской четы возведению новых стен вокруг Пуатье, а в недавнем времени возникло предположение о том, что реконструкция собора, начатая при епископе Жане Бельмене (1162–1182), проходила под патронажем Алиеноры.

Согласно М. Кавинесу, королева также является связующим звеном, объединяющим три изображения древа Иессеева на витражах Сен-Дени (1144), Йорка (1170) и Кентербери (1195)[792]. Как женщине, носившей корону и являвшейся полноправной хозяйкой в своих владениях, Алиеноре, без сомнения, был знаком витраж в Сен-Дени, прославлявший генеалогическую роль женщины в патрилинейном обществе того времени. Тот же политический и идеологический интерес отразился и в покровительственной деятельности ее дочерей и внучек, например, в патронаже Алиеноры Кастильской и ее собственных дочерей. Он раскрывает стратегию, направленную на то, чтобы утвердить власть их семейства и укрепить основания наследственной монархии[793]. Не так давно было высказано предположение о том, что порталы соборов Ле-Мана и Анжера, возможно, были созданы под патронажем Алиеноры: их скульптурная композиция, задуманная по образцу западного портала собора в Шартре, отражает династические устремления королевы столь же ясно, как и ее христианские установки. Алиенора, поддерживаемая Генрихом II, сознательно использовала эти художественные формы в качестве деклараций политического и династического характера[794]. На мой взгляд, тезис об идеологическом значении этих произведений искусства подтверждает также приведенная мной ранее интерпретация фрески в Шиноне, окрашенной в яркие «политические тона»[795].