Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей

– И тем и другим, вероятно, – сказал Уолли, а потом самодовольно добавил: – Но мне такое позволяется, конечно. Это одно из преимуществ, которые дает ирландское происхождение. От нас ожидают сантиментов, что здорово облегчает жизнь. По-видимому, твоя приемная мать была замечательной женщиной.

– Да. Я лишь гораздо позже понял, насколько замечательной. В детстве многое принимаешь как должное. Я в жизни не встречал человека смелее. Смелость высшей пробы, ибо Сита жила в вечном страхе. Теперь я это понимаю, но тогда не понимал. И она была такой худенькой… Такой маленькой, что я…

Он осекся и с минуту сидел молча, задумчиво глядя вдаль и вспоминая, как легко было одиннадцатилетнему мальчику поднять ее и отнести к реке…

Ночной ветер приносил запах дыма от лагерных костров и едва уловимый аромат сосен с близких предгорий, похожих в лунном свете на измятый бархат. Возможно, именно вид гор воскресил в памяти образ Ситы.

– Она часто рассказывала мне про одну горную долину, – медленно проговорил Аш. – Полагаю, про свои родные места, где она родилась. Она была горянкой, знаешь ли. Мы собирались однажды туда отправиться и жить там: построить дом, насадить фруктовые деревья и держать козу и осла. Хотелось бы знать, где находится эта долина.

– А она никогда не говорила тебе? – спросил Уолли.

– Возможно, сказала однажды. Но если и сказала, то я забыл. Однако мне кажется, это где-то в Пир-Панджале, хотя я всегда считал, что долина находится в горах под Дур-Хаймой. Ты ведь не слышал о Дур-Хайме, верно? Это самая высокая вершина гряды, которую можно увидеть из Гулкота: могучая гора, увенчанная оснеженными пиками. Я обращал к ней свои молитвы. Глупо, правда?

– Вовсе нет. Ты читал «Аврору Ли»?[33]

Земля наполнена святыми небесами,На ней куст каждый Господом пылает,Но только зрящие снимают обувь.

Ты просто снимал обувь, вот и все. И здесь ты не одинок: миллионы людей наверняка испытывают такие же чувства, ведь на земле великое множество священных гор. И еще был Давид, разумеется: «Levavi oculos»[34].

Аш рассмеялся.

– Знаю. Забавно, что ты говоришь это. Я всегда думал о Дур-Хайме, когда мы пели этот псалом в церкви.

Он обратил лицо к предгорьям и вздымавшимся за ними далеким горам, черным на фоне звездного неба, и негромко процитировал:

– «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя». Знаешь, Уолли, когда я только-только прибыл в Англию и еще не освоился там, я все пытался определить, в какой стороне находятся Гималаи, чтобы обращаться к ним лицом во время молитвы, как Кода Дад и Зарин, которые всегда поворачивались в сторону Мекки. Помню, моя тетя пришла в совершенный ужас. Она сказала викарию, что я не только язычник, но еще и дьяволопоклонник.

– Ее можно понять, – снисходительно сказал Уолли. – Мне повезло больше. К счастью для меня, мои близкие так никогда и не узнали, что на протяжении многих лет я молился своему крестному отцу. Ну, ты понимаешь: «Бог Отец» для меня естественным образом трансформировался в «крестного отца»[35]. Тем более что мой старый крестный имел внушительные седые бакенбарды и золотую часовую цепочку и все его ужасно боялись. Признаюсь, я испытал сильнейшее потрясение, когда в конце концов обнаружил, что он вовсе не Бог и что я посылал свои прошения не по тому адресу. Все годы страстных молитв – коту под хвост. Это была катастрофа, честное слово.

Хохот Аша разбудил обитателя ближайшей палатки, и недовольный голос настойчиво попросил их заткнуться и дать человеку поспать спокойно.

Уолли ухмыльнулся и понизил голос:

– Нет, если серьезно, меня больше всего расстроила напрасная трата времени. Но потом я пришел к заключению, что важно само намерение. Мои молитвы шли от чистого сердца – как, наверное, и твои, – и потому Бог едва ли вменит нам в вину тот факт, что они посылались не по нужному адресу.

– Надеюсь, ты прав. А ты по-прежнему молишься, Уолли?

– Конечно, – ответил Уолли, искренне изумленный. – А ты?

– Иногда. Хотя толком не знаю, к кому обращаю свои молитвы. – Аш поднялся на ноги и отряхнул пыль и сухие травинки с одежды. – Пойдем, Галахад, пора возвращаться. Чертовы учения начнутся в три часа утра.

При данных обстоятельствах не приходится удивляться, что Уолли страстно возжелал вступить в корпус разведчиков. Правда, в настоящее время он мало что мог сделать, поскольку сначала должен был выдержать экзамен на звание лейтенанта. Аш опасался, что попытка замолвить за друга словечко скорее навредит, нежели поможет ему, и потому пошел окольным путем: познакомил Уолли с лейтенантом Уиграмом Бэтти из разведчиков, дважды приезжавшим в Равалпинди по служебным делам, а позже с Зарином.

Зарин взял короткий отпуск в разгар июньской жары и приехал в Пинди с письмами от отца и брата и новостями о делах в полку и на границе. Он не стал задерживаться там: в любой день мог начаться сезон муссонов, а как только польют дожди, все броды через реки станут непроходимыми и на обратный путь уйдет много времени. Однако он пробыл достаточно долго, чтобы составить превосходное мнение о новом друге Ашока. Аш позаботился о том, чтобы Зарин самолично убедился, что мальчик отличный стрелок и прирожденный наездник, и побудил их двоих к разговорам, зная, что под его собственным своеобразным наставничеством и более традиционным наставничеством мунши Уолли сделал значительные успехи в изучении двух основных языков, использовавшихся на границе. И хотя сам Аш не стал восхвалять друга, Махду отозвался о нем в самых лестных выражениях.

– Он хороший сахиб, – сказал Махду, болтая с Зарином на задней веранде. – Старой школы: похож на Андерсона-сахиба в молодости. Учтивый и добрый, а также гордый и смелый, как лев. Наш мальчик стал совсем другим человеком, когда познакомился с ним. Он снова весел и жизнерадостен, смеется и сыплет шутками. Да, они оба славные мальчики.

Зарин привык считаться с мнением старика, а характер и достоинства самого Уолли сделали остальное. Уиграм Бэтти тоже присмотрелся, прислушался и одобрил, и они с Зарином вернулись в Мардан с самыми благоприятными отзывами, вследствие чего командование корпуса, постоянно искавшее хорошие кадры, обратило внимание на прапорщика Уолтера Гамильтона из 70-го пехотного полка как на возможное будущее пополнение.

Лето в тот год выдалось не такое ужасное, как предыдущее, но для Уолли оно было первым, и он претерпел все муки, какие зачастую выпадают на долю новичка, впервые подвергающегося действию нещадной индийской жары. Тропическая потница, фурункулез, москитная лихорадка, дизентерия, тропическая лихорадка и прочие вызванные жарой болезни поражали его одна за другой, а под конец он перенес сильный тепловой удар и несколько дней пролежал в темной комнате, твердо уверенный, что умирает, так и не успев осуществить ни один из своих многочисленных замыслов. По совету врача полковник отправил Уолли в горы поправить здоровье, и Ашу удалось получить отпуск и поехать вместе с другом.