О Набокове и прочем. Статьи, рецензии, публикации - Николай Мельников

Будем великодушны и возложим ответственность за подобные изыски на переводчицу. Ведь кто знает, не знаменует ли этот изящный tour de force начала нового этапа в творчестве писателя, а опробованная им формула – синтез жизнеподобного, психологического реализма с игровой поэтикой и цитатностью постмодернизма – не положит ли она основание новому литературному направлению, какому-нибудь там «синтетизму» или «универсализму»? (Выбирайте терминологическую этикетку по вкусу.)

А какие умопомрачительные открываются горизонты, сколько неиспользованных возможностей! Взять того же «Гамлета». Да, Розенкранц и Гильденстерн уже оприходованы, «Трагическая история Полония, гофмейстера датского» уже заявлена одним мрачноватым американским юмористом, зато остаются: «Диковинные и истинные видения Горация», «Фортинбрас, принц норвежский» (трагедия в пяти актах), «Два могильщика» (трагифарс в трех актах с прологом и эпилогом). Или вот еще: «Эльсинорское привидение», «Невымышленное и весьма приснопамятное жизнеописание Франциско, воина датской службы», «Озрик и Рейнальдо», «Марцелл и Бернардо», «Корнелий и Вольтиманд»…

Литературная газета. 2001. 11–17 июля. С. 10.

Шарж Дэвида Левина

НЕГРИТЮД ПО-АПДАЙКОВСКИ

За Джоном Апдайком прочно закрепилась репутация умелого, хотя и скучноватого бытописателя американской провинции – по-кроличьи плодовитого автора пресноватых романов (не радующих ни сюжетной остротой, ни разнообразием характеров), в которых изысканным слогом описываются нудные будни ничем не примечательных американских обывателей. К счастью, время от времени «литературному лазутчику в Америке средних классов, бесплатных школ и супермаркетов» (как аттестовал себя Апдайк в книге мемуаров) надоедало тратить свои неисчерпаемые стилистические богатства на банальные адюльтерные истории из жизни сексуально озабоченных домохозяек и рефлектирующих торговцев автомобилями: несколько раз он выбирался из накатанной колеи и, как мог, осваивал новые территории.

Изданные под одной обложкой «Переворот» (1978) и «Бразилия» (1994)406 – девятый и шестнадцатый апдайковские романы – появились как раз после подобных вылазок. Поскольку «Бразилия», эта гремучая смесь «магического реализма» с мыльной оперой, уже знакома российским апдайколюбам (в 1996 году «Вагриус» выпустил добротный перевод А. Патрикеева), поговорим-ка мы лучше о романе «Переворот», в свое время собравшем богатый урожай хвалебных отзывов в англоязычной прессе, а в нашей отчизне сразу же погребенном в недрах спецхранов. Даже полузакрытый журнал «Современная литература за рубежом», обычно оперативно откликавшийся на новинки западного книжного рынка, не удостоил «Переворот» рецензией. Оно и понятно: в эпоху застоя такой роман не мог быть допущен до простых граждан, ибо в нем с непочтительной иронией повествуется о просоветски настроенном правителе западноафриканского государства Куш, по воле Апдайка возникшего на месте французской колонии Нуар.

Территория – 126  912  180 гектаров; плотность населения – 0,3 человека на гектар; средняя продолжительность жизни – 37 лет; «валового национального продукта на душу населения производится на 79 долларов, грамотность составляет 6 процентов»; основные статьи экспорта – земляные орехи и соль. «Форма правления – конституционная монархия, при этом действие конституции приостановлено, а монарх низложен. Исполнительную власть на переходный период осуществляет Чрезвычайный Верховный Революционный и Военный Совет (ЧВРВС) <…>; он же является законодательным органом. Все свои решения Совет принимает исходя из положений чистого и окончательно победившего социализма, каким представлял его себе Маркс, и теократического популизма реформаторских направлений ислама».

В Совете заправляет главный герой романа – полковник Хаким Феликс Эллелу, от чьего лица и ведется повествование. Некогда солдат французских колониальных войск, сражавшийся в Индокитае и дезертировавший после перевода в Алжир, затем студент колледжа Маккарти во Фрэнчайзе (Висконсин), испытывавший к приютившей его Америке мучительную любовь-ненависть, по возвращении на родину он выбился в ближайшие помощники «ставленника галльских империалистов» короля Эдума IV, а после присоединился к революционной хунте, которую в конце концов и возглавил, убрав конкурента (о чем бегло упоминается в начале романа).

Не подумайте, что перед нами изворотливый и кровожадный изверг, вроде тирана из «Осени патриарха». Герой-повествователь «Переворота», любящий власть столь же сильно, сколь и свою затерянную среди песчаных пустынь родину, скорее является литературным потомком злополучного Сета из «Черной напасти» – такой же бескорыстный пленник идеи. Правда, в отличие от императора-реформатора он люто ненавидит западную цивилизацию, погрязшую «в материализме и его свинском удушении духа», и лелеет мечту об особом пути для Куша. Только вот незадача: Куш, этот «край изысканной, чудесной пустоты», опровергает все проверенные марксистские схемы. После переворота Эллелу и его сподвижники обнаружили, что в стране нечего национализировать. «Наш министр промышленности стал искать заводы для национализации – их не оказалось. Министр сельского хозяйства искал крупные земельные угодья, чтобы отобрать их и разделить, и обнаружил, что большая часть земли в юридическом смысле слова никому не принадлежит. Нищета была налицо, а угнетения не было – как такое возможно?» – жалуется пламенный революционер в минуту тягостных сомнений.

Тем не менее апдайковский герой, фанатически преданный смутным идеалам «исламского марксизма», стремится «освободить Куш от тирании материального мира» и всячески противится экономической экспансии «белых дьяволов», стремящихся «приобщиться» к природным ресурсам его чахлой державы. Во время пятилетней засухи, поразившей Куш, он даже сжигает присланный из США груз дешевой гуманитарной помощи, а заодно – не в меру ретивого американского дипломата, догадавшегося соблазнять подыхающих от жажды аборигенов картофельными чипсами и порошковым молоком.

Словно Гарун-аль-Рашид, неутомимый председатель ЧВРВС переодевается нищим или торговцем апельсинами (что при отсутствии апельсинов в истощенной засухой стране выглядит несколько комично) и в сопровождении небольшой охраны рыщет по Кушу, выявляя крамолу, а при необходимости – обрушивая на малосознательных граждан бурные потоки громоподобной риторики, в которой марксистские формулы перемежаются цитатами из Корана. Увы, словесное изобилие мало помогает диктатору-идеалисту: оградить Куш от тлетворного влияния «неверных» ему не удается. Даже его любимая жена (а у него их четыре) непатриотично слушает западные радиостанции и распевает американские шлягеры. Во время очередной поездки незадачливый правитель обнаруживает свободную экономическую зону, которая возникла благодаря тайным переговорам его прагматичных соратников с коварными янки, намертво присосавшимися к новонайденному месторождению нефти. Попытка зажечь массы вдохновенной речью и подвигнуть их на уничтожение нефтедобывающего комплекса заканчивается позорной неудачей. Толпа награждает Эллелу плевками и зуботычинами: обещанная американцами бесплатная раздача пива привлекает кушитов гораздо больше, чем его пафосные филиппики. Некогда всесильный диктатор превращается в бесполезную погремушку. В довершение всех бед ему изменяет ближайшее окружение; он отстраняется от власти и отправляется в почетную ссылку на юг Франции.

В общем, уже из беглого пересказа фабулы можно понять, что в «Перевороте», высмеивающем как циничное политиканство сверхдержав, так и карликовые диктаторские режимы с их комичными потугами на «особый путь», Апдайку наконец-то удалось создать яркий и запоминающийся характер, а также устранить роковой изъян прежних романов, на который указывали многие критики: дисбаланс между цветистой роскошью стиля и сюжетом (как правило, беспозвоночным и малокровным). Едва ли по части изящных сюжетных поворотов и композиционной изобретательности автор «Переворота» превзошел создателей «Черной напасти» или «Осени патриарха», однако нельзя не признать, что в этом романе (на мой взгляд, одном из лучших за всю его писательскую карьеру) Апдайк удачно совместил выразительную пластичность описаний с увлекательным сюжетом, едкую сатиру – с лиризмом, фарс – с трагедией и, главное, направил свою острую наблюдательность гораздо глубже гладкой поверхности устоявшегося быта и современных ему общественных нравов (которой довольствовался, скажем, в «Супружеских парах» или «Давай поженимся»). Под радужной пленкой распрекрасных политических лозунгов, как «либеральных», так и «почвенных», писатель сумел разглядеть кипящую лаву эгоистических страстей, разрушающих и государства, и человеческие души, – страстей, разодравших на клочки и нашу, казалось бы, незыблемую державу.