Сыны Тьмы - Гурав Моханти

– Жрец с мускулами, двуручный топор в углу, лекарь без лицензии, который курит голис напрямую, а не в кальяне, беспечно говорит о царях, ушедших сотни лет назад, и лучше наносит раны, чем зашивает их. Было не слишком сложно догадаться, кто вы, ачарья Паршурам.

Последовало долгое молчание.

– Я сказал правду о ненависти. – Паршурам отвернулся от нее, заворачивая инструменты в шелковую ткань. – Но месть – это меч с рукоятью из зазубренного стекла. Будешь размахивать этим мечом и истечешь кровью. Уничтожение царей и их родов не принесло мне покоя. Не принесло счастья. Не принесло удовлетворения. Услышь того, кто пострадал, девочка, не ходи по этому пути. Кшарьи забыли о тебе. Возвращайся в Меру. Или найди другой гурукул. Или выйди замуж за кого-нибудь богатого. Жизнь со мной – это жизнь в изгнании.

– Это идеально для той, кто потерял все, ачарья. – Нала поднялась и медленно, чувствуя, как боль отозвалась во всем теле, упала на колени. – Посмотрите на мое лицо, на мое тело. Я вся в шрамах. Думаете, кто-нибудь примет отвратительную изуродованную девушку как ачарью? Теперь я сотворена из одних лишь кошмаров. Я не хочу убивать целый род кшарьев. Мне хватит одного. Бхима. Возьмите меня своим учеником, ачарья Паршурам.

Он ничего не ответил.

Боль в коленях была невыносимой. Глаза были окаймлены пустыми глазницами боли.

Ее колено горело, но она не сдвинулась с места. Все тело дрожало от усилий. Рот наполнился кислой слюной. Пальцы на ногах скрючились от боли. Во рту пересохло, а губы потрескались. Спина горела огнем, словно кто-то решил втереть горячий уголь по позвоночнику, устроив ей какой-то садистский массаж. Из носа потекла кровь. Нала закашлялась, разбрызгивая кровь по полу. Но с места не сдвинулась.

– Я не беру кого попало, девочка, – сказал Паршурам совершенно иным тоном. Беззаботный целитель исчез, сменившись обликом истинного маньяка. – Это тяжелая жизнь, и ты к ней не готова.

– Один лишь шанс. Это все, о чем я прошу, ачарья.

– Тогда хватит притворяться. Если ты девушка, так и будь ею. А если ты мальчишка, или и тот и другая, или никто из них, так выбери сейчас.

И Нала, впервые за много лет чувствуя себя странно свободной, сказала, пусть и после некоторого колебания:

– Я девушка.

Паршурам кивнул. Пробормотал небу несколько отборных проклятий, а затем глянул вниз, на Налу:

– Встань, Нала. Я не даю никаких обещаний. Я посмотрю, на что ты способна. – Пепел! Не могу поверить, что я снова это делаю, – выругался он про себя. – Думаю, пришло время начать твое ученичество. – Нала не ответила, и Паршурам нахмурился. – Теперь ты можешь встать. Я удовлетворил твою просьбу.

Но Нала не встала. Она просто не могла. Она попыталась, но ноги вылетели из-под нее, и она приземлилась на задницу. Позвоночник пронзила такая острая боль, что за ней скрылись все чувства. Голова ударилась об пол, девушка прикусила язык – и за этим последовала лишь милосердная тьма.

– Не похоже на благоприятное начало, – зловеще покачал головой над распростертым телом Налы Паршурам.

Карна

I

Карна никогда раньше не был в этой комнате. На картах дворца – в целях защиты царской семьи – изображались лишь коридоры и маршруты через кухни и комнаты для прислуги. В дальней стене виднелась дверь, ведущая на балкон, а других выходов не было.

После пожара в Варнаврате прошло шесть лун. Признание Пурочаны утихомирило беспорядки и протесты, но в некоторых частях Союза недовольные все еще сжигали портреты Дурьодханы. После двух покушений на царевича, одного на короля и одного даже на Шакуни дворец был закрыт. Карна посвятил все свои силы тому, чтобы уберечь Дурьодхану. Он настоял на том, чтобы взять на себя командование личной гвардией Дурьодханы, на что царевич неохотно согласился, несмотря на то, что царь был в ужасе от такого решения. Дхритараштре слышался грохот гильотины во всем, что хоть отдаленно напоминало революцию.

Царь взад и вперед ходил подле большого стола из тикового дерева. Его слепые глаза на деле оказались гораздо темнее, чем изображалось на картине. Сейчас он разговаривал с царицей Гандхари, элегантной женщиной, в волосах которой уже появились первые седые пряди. Ее глаза закрывала шелковая повязка. Карна мог только представить себе скандал, который разразился в городе, когда царица, выйдя замуж за Дхритараштру, надела повязку на глаза, дабы уподобиться ему. Карна всегда полагал, что она принесла благородную жертву, пока Дурьодхана не сказал ему, что она сделала это, потому что не хотела смотреть на мужа, за которого не желала выходить замуж.

– Паракрама, – сказал Карна одному из своих людей, – посмотри, куда ведет эта дверь. Вирья и Дхарам, вы стойте на страже снаружи. Никто, кроме члена Совета Восьми, не войдет, пока вы нам не сообщите.

– Я не узнаю голоса этих охранников, – в голосе Дхритараштры звучало раздражение.

– Они новички, – сказал ему Дурьодхана. – Люди Карны. И, Карна, ты можешь перестать суетиться? Другого выхода на балкон нет. Он на третьем этаже. Любой, кто попытается взобраться наверх, разобьется насмерть!

– Приятно это слышать, – неумолимо откликнулся Карна. – Кальпа, присоединяйся к Паракраме на балконе. Закройте за собой дверь. Следите за любым движением.

– Я только что сказал, что снаружи на балкон не попасть.

– Тогда, если бы я захотел, я бы попытался попасть туда именно так, – спокойно откликнулся Карна.

Дурьодхан весело улыбнулся, но Бхишма кивнул:

– Хорошо, просто превосходно. Как видно, решт знает места, откуда можно выползти.

– Я восприму это как комплимент, – сказал Карна.

Бхишма нахмурился:

– Тогда я, должно быть, неверно выразился.

Дверь распахнулась, и в комнату, прихрамывая, вошел Шакуни со свитком в руке. Дверь за ним бесшумно закрылась.

– Отчет? – спросил Дурьодхана.

– Я подозреваю, вы знаете, что услышите, мой царевич, – сказал Шакуни. – Окраины города все еще в огне. Беспорядки, протесты, как ни называй. Все в ярости. Они все еще думают, что празднование, которое вы устроили в честь своих именин в Воронах, было на самом деле устроено в честь грядущей несчастной кончины ваших двоюродных братьев. Признание Пурочаны во многом смягчило опасения Сотни, но они стремятся использовать беспорядки, чтобы поднять вопрос о свадьбе царевича, я цитирую, с «пиратами из топи на краю света».

Царь, тяжело вздохнув, уселся на свое место. Белый Орел, как и царица, ничего не сказал. Шакуни неохотно