Босиком за ветром - Татьяна Александровна Грачева

Из ямы раздался голос:

— Ну, закапывай, давай. Холодно же!

На дне могилы лежала мама Машки, наполовину присыпанная влажной тяжёлой землёй с копошащимися в ней червяками, похожими на отрезанные мизинцы. Она мелко дрожала и нагребала на свое обнажённое тело комья земли, пытаясь прикрыть наготу. Машка смотрела вниз не моргая, по её щекам текли розовые слёзы и не смешивались с дождем. Рядом лежала лопата, но Маша не торопилась её поднимать. Она ревела в голос, закрывая то рот, чтобы не кричать, то уши, чтобы не слышать голос из могилы.

Славка закусила губу и отступила. Ей не нравились такие кошмары. Уж лучше мохнатый восьминогий Соббикаши или черноклювый, отдалённо похожий на ворона Гааги, чем эта опустошающая боль с острым зловонным ужасом. Славка конвульсивно вздохнула, впервые подпустила мысль, что ей тоже когда-нибудь придётся хоронить маму. И эта мысль оказалась чернее чёрного, от неё веяло стужей, безысходностью и бесконечной тоской.

Могила схлопнулась, из земли полезли цветы, затянули прямоугольную площадку колючей оранжевой повиликой. Машка протяжно завыла и сразу же развернулась к Крису. Славка удивленно вскинула брови. Она и не заметила, как он появился. Почему-то подсознание Машки выплюнуло его в качестве успокоителя. Машка плакала и доверчиво обнимала его за шею, а он стоял столбом и не реагировал на неё, впрочем, как и в жизни. Славка неожиданно разозлилась и чуть подтолкнула его руку, заставляя обнять. Машка уловила это движение и притиснулась плотнее, а потом поцеловала.

А вот это Славке не понравилось. Она хотела просто утешить Машку руками Криса, без всяких любовных поползновений, но слёзы вылились в отчаянные жаркие поцелуи. Смотреть на это безобразие, даже зная, что это всего лишь фантазия, было выше Славкиного терпения, она выпрыгнула в закатный туман и теперь уже целенаправленно, не отвлекаясь на чужие сны, устремилась в кошмар Джека.

Этот сон снился ему не в первый раз, если уж Славка видела его четырежды, то Джек точно наблюдал его ещё чаще. Отец Джека, дядя Толя, забивал корову огромной кувалдой и громко матерился. Он ругал непутевую клушу-жену, поносил трусливого слабака-сына и не забывал ворчать на правительство, погоду и главу. Но больше всех, конечно, доставалось Джеку. Славка знала, что тот боится отца. И побои случались не только во сне, но и наяву, и там и там порой заканчивалось кровопролитием. Джек скрывал синяки и ссадины, стеснялся не столько доказательств своей слабости, сколько нелюбви отца. Перед Крисом Славка защищала его из сострадания, но это было до дискотеки и до смерти Урода. Сегодня она пришла мстить, и жалости в ней не осталось ни капли.

Над разбросанными по траве черепушками, костями и преющими кишками вился чёрный дымок, серые струйки тянулись вверх, источая сладковатый запах гниения. Славка развела руки в стороны, прикрыла глаза, медленно шевеля пальцами, вытянула эти струйки, словно нити из распускающегося вязаного шарфа. Скрутив их в маленькие тугие смерчи, перенаправила на дядю Толю. Он и в жизни отличался внушительным ростом, а подсознание Джека вырастило его до гигантских размеров и наградило непропорционально длинными руками. Используя собранные страхи, Славка сделала из него настоящего монстра, отдалённо похожего на Бибигаши и мало — на дядю Толю. Нижняя челюсть выдвинулась вперед и ощетинилась острыми клыками, на макушке выросли закрученные коричневые рога, глаза налились кровью, а колени изогнулись в обратную сторону, как у фавна.

Джек заорал. Упав на траву, закрылся руками от занесённой над ним кувалды. Но дядя Толя ударил не его, а корову. Правда, та тоже мутировала в существо с лицом мамы Джека. Бил он долго, каждый удар разносился эхом по поляне и окрашивал воздух алой взвесью. Джек кричал пронзительно и долго, Славка закрыла ладонями уши, чтобы не оглохнуть. Досматривать ужастик не стала, знала, что всё закончится кроваво и мерзко. Как всегда. Правда, в этот раз она повысила градус жути, и повторяющийся сон превратился в персональный кошмар.

Славка знала, что мама, скорее всего, отругает за такую месть, потому не призналась ни в том, что Джек напал на неё после дискотеки, ни в том, что убил Урода. Это её личная вендетта. Джек заслужил свои кошмары.

Утром она проснулась отдохнувшей и даже немножко счастливой, правда, припомнив любовные фантазии Машки, гадливо скривилась. Отдавать Криса ни в реальности, ни во сне не хотела и не собиралась. Он только её. Никаких Машек, Алин или НедоСлавок.

И хотя Крис не ответил на её признание, она видела в его глазах всё, что он не произнёс. Славке не нужны были слова. Она и раньше легко без них обходилась, молчание стало для них привычной формой общения, ещё с тех пор, когда он считал её немой. Не тяготило и не напрягало. Без слов громче звучали взгляды и прикосновения. Славка не знала, что в отношениях есть какие-то правила: нельзя навязываться, нельзя первой признаваться, нужно казаться недоступной и ни в коем случае не целовать первой. Славка любила, как умела, как научилась у белок, волков и барсуков, не способных по-человечьи лукавить. Её чувство не изменилось, просто выросло и повзрослело вместе с ней.

А вот Крис поглядывал на Славку по-новому. И всё, что было раньше, обрело новый оттенок. Она запросто его обнимала, бесстыдно висела вверх ногами, демонстрируя смуглые ягодицы, бродила в платьях, сваливающихся с плеч и просвечивающих после купания в реке, приникала к нему влажным телом. А он, как дурак, смущался, замолкал невпопад и караулил каждое её прикосновение.

Ощущал себя неуместным, нелепым и каким-то озабоченным. Словно ему дали поиграть с новой игрушкой, и он теперь снова хочет, но очень боится сломать или играть неправильно. Крис пытался замаскировать свои желания под что-то безобидное и обыденное, стеснялся откровенно демонстрировать симпатию. Славка ему ничего не запрещала, он сам себе всё запрещал. Прикасался к ней будто нечаянно, когда они дурачились в воде или когда подсаживал её на дерево. Когда Славка ложилась на траву и закрывала глаза, он жадно её рассматривал. Давно уже не единожды коснулся взглядом везде, где можно и нельзя: забирался в ворот платья и под подол, трогал шею и живот, а чаще всего — губы. Славка часто чмокала его, но вот так, как тогда, у поезда, больше не целовала.

В августе их любимым развлечением неожиданно стала рыбалка. Причем большую часть карпов и карасей они в итоге выпускали обратно в реку, слишком занятые друг другом, легкомысленно упускали из вида дёргающиеся поплавки. Чаще всего удили, сидя на деревянной