Происхождение личности и интеллекта человека - Александр Невзоров

CONCLUSIO

Вкратце очертив схематику и механику мышления, вернемся к теме интеллекта.

Отметим, что данное явление является коллективным продуктом многих поколений. От homo к homo он передается лишь искусственным путем (научением) и особого интереса для нейрофизиологии не представляет.

Строго говоря, это такой же «наполнитель», как и тот, что предлагается мышлению рецепторикой и разумом, но в силу своей искусственности и рафинированности — более сильный и концентрированный.

Являясь результатом нескольких веков селекции знаний, интеллект скомпонован (в целом) из ответов «точных», а не из тех, что могли бы предложить человеку природный разум и базирующееся на нем первобытное мышление. Эта «точность» является, вероятно, усилителем раздражения, что и позволяет интеллекту доминировать в общественной культуре homo и иметь неплохие перспективы дальнейшего развития.

По сути, любой интеллектуальный акт homo всегда, molliter dictu, «вторичен», так как является лишь «комбинацией-рекомбинацией» ответов, понятий, номинаций, образов et cetera, которые были созданы до момента данного комбинирования (интеллектуального акта), т.е. индивидуальность творчества, науки и т.н. событий «внутреннего мира» человека является не более чем фигурой речи.

Necessario notare, что интеллект как коллективная информационная система имеет свои жесткие, но любопытные законы; exempli causa, закон непреодолимой постепенности (lex progressionis insuperabilis), заключающийся в том, что комбинация, содержащая (относительно) верный ответ о тех или иных особенностях среды, может быть создана только на основе определенного множества предшествующих точных комбинаций.

Иллюстрацией может служить данное (как, впрочем, и любое другое) исследование; нетрудно заметить, что его автор не является изобретателем употребленных в его текстах букв, слов, символов, терминов, образов, а пользуется лишь тем, что предложили ему столетия образования и рафинации языков, выработанная множеством поколений механика мышления (логика), уже созданная до него нейрофизиологическая, антропологическая, эволюционистская фактура et cetera.

Доступ к этой информационной коллективной системе достаточно легок, хотя требует усложнения курса социально-этической дрессировки, которая, собственно, и превращает животное homo в человека. (Напомним, что воспитание — это умение не допустить развития в человеке его естественных черт и качеств.)

Sed никакое воспитание не способно аннулировать те потенциалы древних структур мозга, которые осуществляют управление поведением и которые всегда воспользуются возможностями интеллекта (как и любым другим преимуществом) для социальной, пищевой, сексуальной, иерархической или иной успешности особи примерно так же, как мозг эдмонтозавра (Edmontosaurus) использовал уникальность своего дентального аппарата, насчитывавшего около 1600 зубов, а мозг дельфина использует эхолокацию.

Эту позицию превосходно раскрыл в своей хрестоматийной реплике С. Р. Кахаль: «Не особые интеллектуальные способности отличают исследователя от других людей, а его мотивация, которая объединяет две страсти: любовь к истине и жажду славы; именно они придают обычному рассудку то высокое напряжение, которое ведет к открытию».

Данная цитата звучит чуть более пафосно, чем требует ее смысл, но Кахалю простительны даже поэтизмы. Впрочем, очистка от них смысла остается необходимой процедурой, так как и «любовь к истине» и «жажда славы» являются не очень точным (литературным) эквивалентом обозначения нескольких важнейших агрессий, которые используют существенные возможности интеллекта.

По причине известной терминологической путаницы судьба понятия «интеллект» была сложной и в известной степени забавной.

Карл СпенсерЛешли еще в 1932 году сделал очень добросовестный и подробный обзор тех теорий «интеллекта», что были известны науке его времени.

Напомню, что Лешли, несмотря на свою репутацию «ученого хулигана», в истории классической нейрофизиологии остался весьма авторитетной фигурой. Лешли блестяще владел и академической научной фактурой, и методами ее анализа, был дерзок и бескомпромиссен. (Его основные работы, его метод и стиль мышления оказали явное влияние на Г. Джаспера, У. Пенфилда, К. Прибрама, П. Милнера, Г. Мэгуна, И. Бериташвили, X. Делгадо.)

Современники Лешли упрекали его в вивисекторском радикализме, в неуместном сарказме, в «залабораторенности», в непоследовательности, механицизме, редукционизме, физиологическом буквализме и в безжалостной (порой, действительно переходящей границы академических приличий) критике почти всех теорий и гипотез о работе механизмов мозга, с таким трудом и тщанием собираемых по крохам в единое знание. Впрочем, единственное, в чем он никогда не был обвинен, так это в «неверности» физиологии, id est в стремлении привлечь к оценкам сложных процессов мозга посторонние, вненаучные дисциплины (мистику, философию, психологию et cetera).

Время критично оценило часть его собственных разработок, но подтвердило большинство его критических оценок и чистоту того метода, которым он пользовался для вынесения своих точных, но не всегда корректных вердиктов.

Именно по этой причине «список Лешли», ставший частью его труда «Мозг и интеллект» (1933), является, возможно, наиболее емким и любопытным даже сегодня.

Напомню, что разбирая генеральные гипотезы интеллекта: П. Флуранса (1842), Ф. Гольца (1881), Ж. Лева (1902), Г. Мунка (1909), К. Монакова (1914), В. Бродбента (1872), Э. Гитцига (1884), Гом- марберга (1895), Л. Бианчи (1922), С. Франца (1902, 1907), Г. Клюве- ра (1927), Е. Фейхтвангера (1923), Е. Торндайка (1926), Ч. Спирмена (1927), К. Лешли мрачно констатирует их всецелую зависимость «от психологических концепций», желание с помощью нейрофизиологической фактуры и терминологии «обслужить» философские вымыслы и, как закономерное следствие, — общую переусложнен- ность, невнятность и неудовлетворительность.

С Лешли трудно не согласиться.

Во всех перечисленных трудах очевидна необъяснимая покорность гипотезеров весьма спорной идее об интеллекте как о чуть ли не обязательном, врожденном свойстве homo.

Aegrote videre, как опытные экспериментаторы, талантливые физиологи при прикосновении к теме интеллекта — складывают свое научное «оружие» к ногам мифа и начинают выискивать фантазийный «субстрат мышления и ума».

Sane, следует помнить и об особом аромате времени, которое провоцировало на создание именно таких гипотез. Probabiliter, graviter adducti fabulis Julii Verni, impressi per inventionem kerosene camini, habenarum bracarum vehiculiumque, progressu electricitatis inventis in histologia et distributio latrinarum — физиологи искали объяснение фантастических свершений homo в неких чрезвычайных свойствах его мозга.

Exempli causa.

ЖакЛеб полагал, что функциональная периодичность возбуждений различных частей коры вызывает некий резонанс, который вызывает ассоциации, а интеллектуальная одаренность зависит от ре- зонантных свойств головного мозга.

Герман Мунк делит мозг на «первичные сенсорные сферы», а интеллект видит как некое их «агрегатное связывание»; Эдвард Гитциг ищет «месторасположение ума» в лобных долях, Леонардо Бианчи — в височных долях; Чарльз Спирмен и ЭвардЛи Торндайк вообще уходят в возможность только интуитивного (вненаучного) постижения данного свойства.

Лешли досадует, констатируя их фиаско, но уровень нейрофизиологических знаний его времени не позволяет ему понять первопричину невозможности предложить точную и объемную гипотезу понятия «интеллект»: «Таким образом эти точки зрения ничего не дают для понимания природы интеллекта. ...Можно считать вполне установленным, что этот фактор (интеллект) является функцией деятельности нервной ткани и что поэтому окончательную формулировку его природы следует представить в понятиях механизмов мозга» (Лешли К. С. Мозг и интеллект, 1933).

Примечательно, что за последние 80 лет никаких новых теорий интеллекта не оформилось.

(Многочисленные спекулятивные попытки психологов и популяризаторов «разгадать тайну интеллекта», рассматривать всерьез, puto, нецелесообразно.)

Наученная горьким опытом Мунка, Гитцига, Бианчи et cetera академическая нейрофизиология взяла за правило игнорацию данной темы. Хладнокровно анализируя функции церебральных структур, их взаимоотношения, эволюционную историю и физиологические побудители, она неизменно табуировала «окончательность формулировок», как мы можем убедиться на примере И. П. Павлова, А. А. Ухтомского, У. Пенфилда, X. Делгадо, К. Прибрама, Г. Мэгуна, И. Бериташвили и, кстати, самого К. Лешли.

Puto, трактовка «интеллекта» как свойства мозга никогда и не могла бы быть успешной, так как он и не является «свойством мозга», а разбор конструкции пусть и сложного, прогрессирующего, но всего лишь раздражителя, не имеющего в головном мозге никаких собственных «корней», и не является прямой задачей нейрофизиологии.