100 рассказов о стыковке - Владимир Сыромятников

Нет, к сожалению, в итоге, в космосе не все получалось так, как хотелось. Не совсем так: забегая вперед, надо сказать, что пленочные сектора, связанные между собой по углам, развернулись, однако, пленка растянулась не полностью. Не все расчетчики, теоретики классической и неклассической механики, оказались на высоте. Вращающийся пленочный диск с восемью неровными промежутками, который мы увидели в космосе тем ранним февральским утром 1993 года, можно было заранее, еще на Земле, по–настоящему квалифицированно рассчитать и принять меры, чтобы он стал ровным и блестящим зеркалом.

Сам виноват. Как руководитель, я должен был разглядеть это тонкое место и сосредоточить на нем внимание своих специалистов. Руководить — это значит предвидеть.

Разгар работ по изготовлению и испытаниям модели «Знамя» пришелся на вторую половину 1991 года и первую половину 1992 года. Работа по изготовлению модели для нашего завода была не то чтобы неплановой, а скажем, не главной, не такой, за которую «избивали». Мне приходилось мобилизовывать и уговаривать всех, начиная от рабочих нашего родного 52–го цеха электромеханики, которые изготавливали основные детали, а потом собирали его узлы и механизм в целом, кончая испытателями главной сборки. На заводе ДКБА у младшего Дементьева в подмосковном Долгопрудном кроили и клеили, складывали и мотали пленку под руководством Н. Татарниковой и ее товарищей. Чудеса настоящего энтузиазма проявили Р. Тюкавин и И. Обманкин, Е. Рябко и И. Каверина, А. Ботвинко, многие другие. Баллистики О. Сытина, управленцы В. Бранца: В. Платонов и Т. Тимаков, Борисов и А. Бичуцкий, многие их коллеги. Они увязали все в единый комплекс, хотя последняя полетная интеграция была еще впереди.

Особо надо сказать об отработке процесса развертывания полотнища, сердцевины всей предстоявшей операции.

Модель, хотя и называлась масштабной, по сути являлась настоящей космической крупногабаритной конструкцией, (КГК), со всеми ее особенностями и трудностями отработки на Земле. Развернуть ее полностью в наземных условиях было совершенно невозможно. В дополнение к большим размерам, конструкция не могла ни сформироваться, ни сохранять форму, а в воздухе она вообще вращаться не могла. Пришлось лезть в барокамеру. Однако таких больших барокамер еще не построили, а если бы такая и нашлась, все равно, 20–метровой диск безнадежно провис бы под собственной тяжестью. Пришлось прибегнуть к методу, который нередко использовался при отработке в различных технических областях, начиная от аэродинамики и кончая испытаниями на прочность. В авиации и в космонавтике постепенно научились резать полетные операции на куски, а потом сшивать экспериментальные участки. Нам резать пришлось в прямом смысле: развернув полотнище настолько, насколько позволяли размеры барокамеры, мы останавливали процесс, открывали крышку и ножницами отрезали уже выпущенную пленку; и так — несколько раз. Для проверки динамики привода вращения оперативно, «на ходу», изобретать еще одну экспериментальную установку и сумели испытывать ее в той же самой барокамере.

Кто?то из наших математиков даже шутил: дифференцировали и интегрировали конструкцию по частям.

Устранив несколько небольших ошибок, мы были готовы к последней интеграции. Пережив еще несколько обострений и проблем с руководством, включая рекламную баталию, к концу лета 1992 года мы вышли на финишную прямую.

В сентябре всё, наконец, улетело на полигон. Там уже от меня мало что зависело, а АПАСовские дела помешали тому, чтобы принять участие в последних проверках перед пуском. Последние испытания агрегата с солнечным парусом в составе корабля «Прогресс» проводили наши специалисты, ветеран А. Донченко и почти молодой В. Брыков.

Заключительный этап подготовки прошел успешно.

Все?таки мы успели улететь в космос вовремя, в октябре 1992 года, в конце колумбова юбилейного месяца. 27 числа стартовал «Прогресс М-15», а два дня спустя он успешно состыковался с ОК «Мир», доставив на станцию модель первого солнечного паруса, на котором метровыми буквами яркой синей краской было написано: «Колумбус-500». На станции в это время находился экипаж в составе А. Соловьева и С. Авдеева. Довольные, мы послали телеграмму в Вашингтон, в дистрикт Колумбия, об этом нашем свершении.

Сначала планировалось развернуть колумбово «Знамя» до конца 1992 года, в первой половине декабря, точнее, 7–8 числа. Даты развертывания являлись почти астрономическими. Надо сказать, что эксперимент в целом получился очень космическим.

В большей степени, его условия определились такими специфическими факторами, как параметры орбиты, ее наклонением и высотой, положением Солнца и даже Луны, и как всегда, зонами связи, границами света и тени. Для освещения с орбиты, для реализации нашего «Нового Света» очень важным являлось время прохождения терминатора над определенными областями и даже городами на Земле. Позднее погода сыграла большую роль, чем мы предполагали. При проведении эксперимента «Новый Свет» требовалось также, чтобы Солнце занимало определенное положение к плоскости орбиты, угол должен был составлять приблизительно 10 градусов: требовалось, чтобы пленочный диск хорошо освещался Солнцем, и в то же время мы опасались его чрезмерного нагрева. Как известно, плоскость орбиты постоянно поворачивается, как говорят баллистики, она прецессирует, для высоты полета порядка 350 километров и наклонения в 51.6 градуса — со скоростью около 5 градусов в сутки. Исходя из этого, благоприятные условия складывались практически каждые два месяца.

Однако уже в ноябре планы изменились: полет «Прогресса» в составе станции решили продлить почти на два месяца. Основная причина заключалась в том, что старт следующего «Прогресса» отложили на конец февраля следующего года, и было нежелательным оставлять стыковочный причал на такое длительное время свободным, исходя из тепловых и других условий в полете. Мы не очень возражали: солнечный парус с эмблемой «Колумбус 500» все равно находился уже на орбите, условия конкурса соблюдались, и у нас не было конкурентов.

В конце декабря французские «парусники», группа U3P, пригласили меня на пару дней в Париж на специальную презентацию. Я не полетел на Гавайи, куда меня звали американцы из института AIAA, на совещание по международному сотрудничеству: эти неколумбовы острова были слишком далеко и там не было солнечных парусников. Европа была ближе, и ее, в первую очередь, мы собирались освещать «Новым Светом».

Наступил 1993 год.

Итак, окончательно днем проведения эксперимента выбрали 4 февраля.

Казалось, что парус уже где?то недалеко, на горизонте