История византийских императоров. От Юстина до Феодосия III - Алексей Величко

Однако Исповедник строго стоял на своём, не соблазняясь предложениями царя. Вследствие этого он был сослан ещё дальше, в Перберис, где пробыл до конца 661 г. Затем его и учеников привезли в Константинополь, где был произведён новый суд и назначено новое, суровое и страшное наказание. Заметим, что по свидетельству св. Максима, приговор о его анафематствовании был произнесён царём и Константинопольским патриархом по предписанию (!) Римского епископа[725].

Префект города распорядился отсечь св. Максиму правую руку и урезать язык, после чего он был вновь отправлен в ссылку в Лазику. 8 июня 662 г. мученик за веру прибыл к месту изгнания, а 13 августа 662 г. св. Максим скончался. Рассказывают, что перед смертью он удостоился чудесного видения от Бога, после чего назвал братии день и час своего ухода из жизни. А после погребения над могилой св. Максима еженощно горели три светильника неземного происхождения[726].

Комментировать это противостояние царя и св. Максима Исповедника очень непросто. Разумеется, по существу Исповедник был прав, и именно его деятельность в ходе Латеранского собора и после него стала прелюдией будущего Шестого Вселенского Собора и торжества Православия над монофелитством. Но следует учесть и другие обстоятельства дела. Обратившись с посланием к Святому, царь продемонстрировал тому величайшую честь и уважение, пообещав выйти встречать его, простого монаха, в пригороде Константинополя, как очень уважаемого гостя. Таких почестей удостаивались Римские епископы, несколько раз посещавшие столицу Империи, победоносные полководцы и сами цари. В данном случае формальный статус лица явно не соответствовал ожидавшимся торжествам. И отказ Исповедника был воспринят, конечно, как прямое оскорбление василевса.

Хотя св. Максим и писал, что не приказы царей удостоверяют благочестие Соборов, а соответствие их решений истинам Православия, но, собственно говоря, вольно или невольно он передёрнул предмет своего обсуждения с императорскими сановниками. Ни для кого в Византии не было секретом, что далеко не все церковные собрания, созванные велением императоров, были православными. Но для всех было бесспорной истиной, что в любом случае их созыв относится к исключительной компетенции василевса. И созыв Латеранского собора было воспринято негативно не только Константом II, но и Отцами грядущего Шестого Вселенского Собора, в «Деяниях» которого не нашлось места для упоминания имени ни Римского папы св. Мартина, ни св. Максима Исповедника, ни самого Латерана.

Никогда цари не претендовали на священническое достоинство, но никогда не отказывались от своего права (или обязанности, если говорить точнее) блюсти веру и охранять её. А это, в свою очередь, невозможно без изучения существа того или иного богословского спора и выражения царского мнения по нему. В известной степени, св. Максим сам поступал непоследовательно, ранее обращаясь к царю с просьбой пресечь еретичество Константинопольского патриарха Павла. Если царь не вправе вмешиваться в вопросы богопознания, если дела веры — прерогатива священства, разве это обращение уместно? Взгляды св. Максима по вопросу о соотношении царской и священнической власти противоречили и сложившейся уже в течение столетий практике взаимодействия Римской империи и Кафолической Церкви. И если бы его доктрина получила практическую реализацию, не только победа над монофелитством, но и над всеми предыдущими ересями не могла бы состояться.

Впрочем, при рассмотрении деяний Шестого Вселенского Собора легко убедиться, что мнение Святого о том, что цари не вправе вмешиваться в вероисповедальные споры, никак не нашла своего подтверждения у собравшихся на Соборе Святых Отцов.

Всё же, расправа над св. Максимом вызвала большое неудовольствие константинопольской публики, всегда сочувственно относящейся к лицам, готовым принять смерть ради веры. Напротив, авторитет царя резко пал, чем были вызваны его последующие решения и сам отъезд из столицы[727].

Глава 3. Отмщение судьбы. Смерть императора

Император, с детства вполне привычный к специфической атмосфере царского дворца, очень волновался, что кто-нибудь решит наложить руку на его диадему. И хотя в это время его старший сын уже соправительствовал ему, а в 659 г. у него родились близнецы Ираклий и Тиверий, которых он также позднее венчал на царство, опасения потерять царский титул были очень сильны в душе Константа II.

Вообще, какой-то рок витал над династией Ираклидов. Блестящие в массе своей императоры, храбрые воины и умелые правители, немало сделавшие для блага Кафолической Церкви, они были отмечены одним страшным грехом. Узурпатор Фока, открывший счёт цареубийцам, занявшим вследствие преступления императорский трон, всё же был венчанным василевсом. И хотя авторитет Ираклия Великого был необычайно высок как на Востоке, так и на Западе, и его власть называли «священнейшей» сами архиереи[728], но он пришёл к власти путём умерщвления законного императора. И этот грех по цепочке перешёл к его детям, склонным к жестокости в отношении своих самых близких людей. Примеры на этот счёт мы представим позже. А пока в роли братоубийцы выступил Констант II.

В силу невыясненных обстоятельств он инициировал рукоположение своего младшего брата Феодосия в духовный сан. Но вскоре (в 659 или 660 гг.) Феодосий был убит, и народная молва небезосновательно обвинила в смерти инока-царевича императора Константа II. Не желая становиться объектом насмешек и сплетен, император отправился в Грецию[729].

Рассказывают, что совесть настолько мучила императора, что не единожды видел он призрак покойного брата, который преследовал его ночью и днём. Призрак подносил к его губам чашу с кровью и предлагал: «Пей, брат, пей!» — напоминание о том, что некогда царь причащался из рук брата Кровью и Телом Христовым[730].

По этой ли причине или вследствие наказания св. Максима Исповедника и папы св. Мартина, но император чувствовал себя в Константинополе очень неуютно. Получив известие о возобновлении угрозы со стороны лангобардов, Констант II сел на корабль и выразил своё отношение к неблагодарной столице тем, что плюнул в её сторону[731].

Прожив некоторое время в Фессалониках, царь переехал в Афины, а оттуда в 663 г. — в Тарент. С ним было довольно большое войско, составленное в подавляющей части из армян, и когда у лангобардов началась междоусобная война между двумя сыновьями покойного короля, Констант решительно вступил с варварами в войну. Выступив из Тарента на Север, он начал занимать города один за другим почти без сопротивления. Но твердыня лангобардов — крепость Беневента выдержала осаду греков. Ввиду приближающихся крупных сил германцев Констант II оставил арьергард в количестве 20 тыс. воинов и с полным правом победителя, одержавшего небольшие, но столь важные победы, перебрался в Неаполь. Заключив после этого с лангобардами мирный договор, император последовал в Рим[732].

Это было великое и великолепное событие, тем более яркое, что уже несколько столетий Римские императоры не имели возможности побывать в городе славы своих предков. Римский папа Виталиан с народом вышли за несколько километров от города встречать царя и сопровождали его въезд в древнюю столицу Империи[733].

Наконец, 5 июля 663 г. император Констант II вступил на улицы Рима. В силу личных причин царь обставил своё посещение Рима, как паломничество, часто бывая в храмах и присутствуя при богослужениях. Через 12 дней царь расстался с Вечным городом, чтобы никогда более уже его не увидеть. Он направился к Неаполю и, простившись там с Римским папой, перебрался на Сицилию, которая ему настолько понравилась, что он решил основать в Сиракузах новую столицу государства. Тут же ушёл запрос в Константинополь с требованием переправить царскую семью и двор на остров, но на этот раз царя ждал резкий и категоричный отказ[734].

Находясь на Сицилии, император деятельно воевал с арабами, делавшими набеги на остров. Но когда он сам попытался организовать против них поход из Гидрунта (Отранто), то потерпел сокрушительное поражение. Эта неудача вызвала жестокую гневную реакцию императора, который стал казнить и наказывать многих доверенных лиц из ближнего окружения. И нет ничего удивительного в том, что вскоре, 15 июля 668 г., наступила трагедия. Некто по имени Андрей, служивший при дворе, сын заслуженного сановника Троила, утопил императора в ванне, ударив того по голове и накрыв затем деревянной умывальной чашей[735].

Так закончилось 27-летнее царствование Константа II, «сурового, страстного и неутомимого деятеля, редко выпускавшего меч из руки», сумевшего при всех неудачах и ошибках несколько восстановить положение дел в Империи, катастрофическое в начале его императорства[736].