Золотой Лис - Смит Уилбур

– Почему ты называешь его Пеле? – спросила она Хосе по-испански; Николас тут же ответил за него:

– Потому что я лучше всех играю в футбол – правда, Хосе?

Николас показал ей, как надо насаживать приманку, и с покровительственным видом терпеливо помогал ей вытаскивать крючок изо рта трепыхающейся и выскальзывающей из рук рыбы.

В тот вечер они вместе прочли еще одну главу «Джока». Когда Николас лег спать, Изабелла еще раз попыталась вызвать Адру на откровенный разговор. Она вновь столкнулась с той же сдержанностью и даже враждебностью. Однако, когда она сдалась и вышла из кухни, Адра последовала за ней наружу и в темноте схватила ее за руку. Почти касаясь губами уха Изабеллы, она прошептала:

– Я не могу разговаривать с вами. За нами все время следят.

Прежде чем Изабелла смогла оправиться от изумления, Адра уже вернулась на кухню.

Утром Николас приготовил ей еще один сюрприз. Он привел ее на пляж, где их уже ждал Хосе. По просьбе Николаса он вручил ему свой автомат и, обнажив в ухмылке свои кривые зубы, наблюдал за тем, как мальчик разбирает АК. Пальцы Николаса двигались легко и проворно. Отсоединяя очередную деталь, он вслух произносил ее название.

– Сколько? – спросил он у Хосе, закончив.

– Двадцать пять секунд, Пеле. – Охранник одобрительно рассмеялся. – Отлично. Из тебя выйдет настоящий десантник.

– Двадцать пять секунд, мама, – гордо повторил он специально для Изабеллы, в который уже раз шокированной подобными увлечениями сына; разумеется, она поздравила его с этим достижением, изо всех сил стараясь говорить как можно искреннее.

– А теперь, Хосе, засеки время, пока я буду его собирать, – распорядился Николас. – А ты меня сфотографируешь.

Искушение было велико, и она согласилась. Затем Николас потребовал сфотографировать его еще раз, на сей раз с автоматом наперевес. Разглядывая его через объектив, она вспомнила виденные когда-то фотографии вьетконговских детей, воевавших наравне со взрослыми. Так же, как сейчас Николас, они держали в руках оружие едва ли не больше их самих, совсем маленькие мальчики и девочки с ангельскими личиками и большими ясными глазами. Ей также доводилось читать и о неслыханных зверствах, совершаемых этими маленькими чудовищами, с детства утратившими все человеческое. Неужели и Николаса хотят превратить в нечто подобное? От одной мысли об этом ее едва не стошнило.

– Можно мне пострелять, Хосе? – канючил тем временем Николас; они немного поспорили для вида, затем Хосе, как бы нехотя, уступил.

Он взял пустую бутылку и зашвырнул ее далеко в лагуну, а Николас стоял у самой кромки воды и стрелял по ней, переведя автомат на одиночный огонь. Звуки выстрелов привлекли внимание полдюжины десантников и связисток, оказавшихся неподалеку. Они вышли из лагеря, собрались у отметки прилива и стали подбадривать стрелка. Пятый выстрел разбил бутылку вдребезги; со стороны зрителей раздались крики «Вива, Пеле!» и «Так держать, Пеле!»

– Сфотографируй меня еще раз, мама, – умоляющим тоном попросил ее Николас; он снялся в окружении своих поклонников, держа автомат в строевой стойке крепко прижатым к груди.

Адра устроила для них небольшой пикник, принеся им ланч из фруктов и рыбы холодного копчения прямо на пляж. Когда они сидели рядом на песке, Николас внезапно проговорил с набитым ртом:

– Хосе много воевал. Он из своего автомата убил пятерых врагов. И я когда-нибудь тоже стану настоящим бойцом революции – таким, как он.

В ту ночь она лежала под противомоскитной сеткой, глядя в темноту, и безуспешно пыталась бороться с нахлынувшим на нее отчаянием и ощущением своей полной беспомощности.

«Они хотят сделать из моего сына чудовище. Как я могу им помешать? Как мне вырвать его из их лап?»

Увы, она не знала даже, кто такие эти «они», и от этого чувство беспомощности только усиливалось.

«Господи, где же Рамон? Только бы он поскорее пришел. С его помощью я смогу быть сильной. Если мы будем вместе, то, может, как-нибудь переживем этот кошмар».

Утром она снова попыталась заговорить с Адрой, но к той вернулись ее обычная холодность и непроницаемость.

Николас мало-помалу начал проявлять видимое нетерпение. Хотя он по-прежнему был вежлив и дружелюбен, становилось ясно, что ее общество начинает его утомлять. Он без конца говорил о школе, о футболе, о своих друзьях, строил планы, что они будут делать, когда ему разрешат вернуться к ним. Она отчаянно пыталась отвлечь его, но вскоре наступил момент, когда уже не помогали ни придумываемые ею игры, ни очарование книг, которые они вместе читали.

Ее отчаяние порождало самые безумные фантазии. Она мечтала похитить его, увезти в такой привычный и безопасный мир Велтевредена. Представляла себе его в форме ученика какой-нибудь престижной школы, а не в этом жутком маскировочном наряде. Воображала, будто ей удастся заключить некую сделку с той таинственной силой, во власти которой все они оказались и которая так безжалостно распоряжалась их судьбами.

«Я готова на все – лишь бы они вернули мне моего ребенка». И все же в глубине души она понимала всю тщетность подобных надежд.

Затем, когда наступила ночь, уже которая ночь без сна, ее измученное воображение стало рисовать в темноте еще более мрачные и безнадежные картины. Ей пришла в голову мысль кончить все разом, прекратить эту пытку, избавить от этого кошмара и себя, и сына.

«Только так я могу его спасти. Это единственный выход для нас обоих».

Она воспользуется автоматом Хосе. Она попросит Николаса показать ей его, и как только оружие окажется в ее руках… Она содрогнулась; представить то, что последует за этим, было выше ее сил.

Генерал-полковник Рамон Мачадо сразу заметил происшедшую в ней перемену. Он предвидел ее.

В течение десяти дней он неотрывно наблюдал за каждым ее движением. В обеих хижинах были установлены видеокамеры и микрофоны, которые Изабелла так и не смогла обнаружить. Когда они с Николасом были вместе на пляже или в лодке, их снимали с помощью мощной телескопической линзы. Ежедневно Рамон проводил долгие часы, рассматривая ее в бинокль из заблаговременно подготовленных пунктов над самым пляжем.

На его глазах ее первоначальная эйфория постепенно уступила место простой и естественной радости от общения с сыном, а та, в свою очередь, неизбежно сменилась отчаянием и подавленностью, как только она в полной мере осознала, в какую изощренную ловушку ее заманили.

Он понял, что она, очевидно, подошла к тому пределу, за которым самообладание может ее покинуть и она может предпринять какие-либо безрассудные действия, способные перечеркнуть все положительные результаты, что были до сего дня достигнуты.

Он дал Адре новые инструкции.

В тот вечер, подавая обед, Адра неожиданно отослала Николаса с каким-то поручением, заставившим его на несколько минут отлучиться от хижины. Затем, наливая Изабелле в тарелку жирную наваристую уху, она как бы невзначай наклонилась к ней так близко, что ее волосы коснулись щеки Изабеллы.

– Ничего не говорите и не смотрите на меня, – шепнула она. – У меня для вас послание от маркиза. – Изабелла со звоном уронила ложку. – Осторожно. Не подавайте виду. Он просил передать, что попытается прийти к вам, но это трудно и опасно. Он сказал, что любит вас. Что вы не должны терять мужества.

Все ее мысли о самоубийстве мгновенно улетучились. Рамон здесь, рядом. Рамон любит ее. Ведь она знала, она всегда знала, что все будет хорошо, нужно только набраться сил и мужества, Рамон поможет ей, и все образуется рано или поздно.

Следующие два дня она жила ожиданием этой встречи. Она воспрянула духом, жизненная сила вновь забурлила в ней, и это сразу же сказалось на их отношениях с Николасом. Раздражение и скука, начавшие было понемногу их отравлять, куда-то отступили, и они вновь были веселы и счастливы.

По ночам она по-прежнему не смыкала глаз, но теперь уже не из-за терзавших ее душу сомнений, страхов и мрачных предчувствий; она ждала Рамона. «Он придет. Я знаю, что он придет». Затем к ней подошла одна из тех женщин, что встречали ее и обыскивали ее багаж; на сей раз у нее было для Изабеллы короткое сообщение.