Убийца Шута - Робин Хобб

Он не упомянул о нашем подозрении, что она спряталась где-то в доме и хочет убить нас.

Ее дыхание становилось все тяжелее.

— Нет. Не надо еды. Слишком поздно, — она попыталась прокашляться, и кровь потекла еще сильнее. — Не время думать обо мне. Послание.

— Я все еще могу позвать целителя.

— Послание, — настаивала она. — А потом делайте, что хотите.

— Хорошо, послание, — сдался отец. — Слушаю. Продолжай!

На мгновение она задохнулась, и очередная розовая капля скатилась с ее губ. Отец нежно вытер ее уголком моего одеяла. Я решила, что сегодня ночью буду спать в его постели. Собравшись с силами, она произнесла на одном дыхании:

— Он передал вам. Старое пророчество сна предсказало нежданного сына. Тот, кто послал меня, считал, что это вы. Но теперь он думает, что, возможно, все не так. Он думает, что может быть еще один. Сын, неожиданный и нежданный. Мальчик потерялся где-то на пути. Он не знает, где и когда, и кто заботится о нем. Но он надеется, что вы можете найти его. До того как это сделают охотники.

Она выдохнула. Закашлялась, захлебываясь кровью и слюной. Она закрыла глаза и какое-то время пыталась просто дышать.

— У Шута был сын? — недоверчиво спросил отец.

Она коротко резко кивнула. Потом покачала головой.

— Его и не его. Полукровка Белый. Но возможно, выглядит как чистый Белый. Как я, — ее дыхание слегка успокоилось, и я решила, что она кончила. Потом она опять глубоко вздохнула. — Вы должны искать для него. Когда найдете нежданного сына, вы должны охранять его. И никому о нем не рассказывать. Никому не говорите о поисках. Это единственный способ защитить его.

— Я найду его, — обещал отец. Она слабо улыбнулась, показывая ряд розовых зубов. — А сейчас я пошлю за целителем, — сказал отец, но она слабо повернула голову.

— Нет. Это не все. Воды, пожалуйста.

Он поднес чашку к ее рту. Она не пила, набрала воду в рот и та снова вылилась на ее подбородок. Он снова вытер ее лицо.

— Охотники придут. Может быть, как друзья. Или переодетыми. Заставят вас поверить, что они друзья, — она говорила короткими фразами, резко вдыхая между ними. — Никому не доверяйте нежданного сына. Даже если они скажут, что пришли увезти его туда, откуда он родом. Ждите того, кто послал меня. Если сможет, он придет за ним. Так он сказал, когда послал меня. Так давно… почему он не добрался сюда раньше меня? Я боюсь… Нет. Я должна верить, что он все еще в пути. Он бежал, но они будут охотиться на него. Когда он сможет, он придет. Но медленно. Он должен прятаться от них. Это потребует времени. Но он доберется. А до тех пор вы должны найти сына и охранять.

Мне казалось, она сама не верит своим словам.

— Где я должен искать? — быстро спросил отец.

Она слегка покачала головой.

— Я не знаю. А если он знал, то не сказал мне. Чтобы, если они поймают меня и будут пытать, я не смогла предать его, — она повернула голову, ее слепые глаза искали его. — Вы найдете его?

Он взял ее за руку и осторожно поднял.

— Я найду его сына и сберегу его, пока он не придет.

Солгал ли он, чтобы успокоить ее?

Ее глаза закрылись, только бледные полумесяцы светились под веками.

— Да. Это важно. Они навредят ему. Быть может, убьют. Если они добер… — она свела брови. — Как я дошла. Орудие. Нет выбора, — ее веки открылись и странный бесцветный взгляд, казалось, искал его глаза. — У меня было три ребенка. Я никогда не видела и не обнимала ни одного из них. Они забирают их. Как забрали меня.

— Я не понимаю, — сказал отец, но под ее отчаянным взглядом поправился: — Я понимаю достаточно. Я найду его и сберегу. Обещаю. Теперь, мы уложим тебя, и ты отдохнешь.

— Сожгите мое тело, — твердо сказала она.

— Когда придет время, я это сделаю. Но сейчас…

— Все идет к этому. Мой спутник нашел раны. Я говорила вам. Что вошло — не выйдет.

— Яд?

Она покачала головой.

— Яйца. Сейчас они вылупились. Они едят меня, — она вздрогнула и снова закашлялась. — Простите. Сожгите кровать. Вместе со мной, — ее глаза были открыты, пустой взгляд блуждал по комнате. — Вы должны вынести меня на улицу. Они кусают и прячутся. И откладывают яйца, — она закашлялась. — Наказание за предательство, — она моргнула, и красные капли выкатились из уголков глаз. — Измену не прощают. За неё наказывают неотвратимой смертью. Медленной. Она длится неделями, — она вздрогнула, выгнулась и посмотрела на отца. — Боль растет. Снова. Я ничего не вижу. Они едят мои глаза. Они полны крови?

Я услышала, как отец сглотнул. Он опустился на колени рядом с кроватью, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с девушкой. Его лицо стало безмятежным, я не могла понять, чувствует ли он что-нибудь. Он тихо спросил:

— Ты закончила? Это все послание?

Она кивнула и запрокинула голову, чтобы встретиться с его взглядом, хотя я знала — она не видит его. Рубиновые капли крови дрожали на ресницах.

— Я закончила. Да.

Отец вскочил на ноги. Он повернулся, будто захотел выбежать из комнаты. Вместо этого он схватил пустой кувшин и серьезно заговорил:

— Би. Мне нужно холодной пресной воды. И захвати чашку уксуса. И… — Он сделал паузу, задумавшись. — Сходи в оранжерею Пейшенс. Принеси мне две двойные горсти мяты, которая растет ближе к статуе девушки с мечом. Иди.

Я взяла кувшин, свечу в подсвечнике, и вышла. Темнота делала коридоры огромными. Кухня тонула в тенях. Уксус был в большом кувшине и в переносных горшках. Все это стояло вне моей досягаемости. Пришлось подставить несколько скамеек. Я оставила тяжелые кувшины с водой и уксусом и пробралась через спящий дом к оранжерее Пейшенс. Я нашла мяту и без оглядки рвала ароматные листья, заполняя ими подол ночной рубашки. Потом, со свечой в одной руке и смятым подолом в другой, я побежала на кухню. Там я завязала листья в чистую тряпочку и взяла узелок в зубы. Оставив свечу, я взяла одной рукой тяжелый кувшин с водой, а второй — уксус. Я спешила, как могла, стараясь не думать о личинках, которые едят меня изнутри. К тому времени, как я достигла двери своей комнаты и поставила все на пол, чтобы открыть ее, я запыхалась, будто бегала всю ночь.

Ужасное зрелище предстало передо мной. Моя перина сброшена на пол. Отец стоит на коленях рядом с ней. Он уже был в сапогах, около него лежал тяжелый плащ. Должно быть, он возвращался в свою комнату. Он порвал одну из моих простынь на полоски. Его лицо было серым, когда он посмотрел на меня.

— Она умерла, — сказал он. — Я унесу ее на улицу, чтобы сжечь.

Он ни на миг не задержался, лихорадочно упаковывая тело. Моя перина стала похожа на огромный кокон. Внутри него лежала мертвая девушка. Он отвернулся от меня и добавил:

— Разденься здесь. Затем иди в мою комнату. Там возьми одну из моих рубашек. Свою ночную рубашку тоже оставь здесь. Я собираюсь сжечь ее вместе с ней.

Я смотрела на него. Я поставила на пол кувшин с водой и уксус. Узелок с мятой упал сам. Как бы он ни хотел помочь ей, было слишком поздно. Она умерла. Умерла, как моя мама. Он протолкнул очередную полоску под сверток и завязал еще один узел. Я тихо сказала:

— Я не собираюсь бегать голой по коридорам. И ты не справишься один. Может разбудить Риддла, чтобы он помог тебе?

— Нет, — он присел на корточки. — Би. Иди сюда.

Я подошла к нему. Я думала, что он собирается меня обнять и сказать, что все будет в порядке. Вместо этого он заставил меня наклониться и внимательно осмотрел мои короткие волосы. Затем он встал, подошел к моему сундуку с одеждой и открыл его. Он достал прошлогоднюю шерстяную одежду.

— Прости меня, — сказал он, вернувшись ко мне. — Но я должен защищать тебя.

Он взялся за подол моей ночной рубашки и снял ее с меня. Потом внимательно осмотрел мое тело, от рук до пальцев ног. Когда он закончил, мы оба были красными. Затем он сунул мне в руки шерстяную одежду и добавил мою ночную рубашку к своей связке.

— Обуйся и захвати зимний плащ, — сказал он мне. — Ты сама поможешь мне. И никто никогда не должен узнать, что мы сделали сегодня. Никто не должен узнать, что за послание она принесла. И даже то, что мы снова нашли ее. Если кто-то узнает, тот ребенок будет в большей опасности. Мальчик, о котором она говорила. Ты понимаешь это?

Я кивнула. В тот момент мне как никогда не хватало мамы.

Глава семнадцатая

Убийцы

Положа руку на сердце, стоит признать, что нет милосердного способа лишить кого-то жизни. Есть те, кто не видит злодейства в том, чтобы притопить новорожденного в теплой воде, пока он будет отчаянно бороться за глоток воздуха. Пока он не перестанет пытаться вздохнуть и не утонет. Но они не услышат криков, не почувствуют, как меркнет разум ребенка и решат, что были милосердны. К себе. Это справедливо для большинства «милосердных убийств». Лучшее, что может сделать убийца — это создать условия, в которых он не станет свидетелем порождаемой им боли. Ах, можете сказать вы, но как же лекарства и яды, которые погружают человека в глубокий вечный сон? Может быть, но я сомневаюсь в этом. Я подозреваю, что какая-то часть жертвы все понимает. Тело знает, что его убивают, и скрывает эту тайну от разума. Душитель, отравитель, палач — все они уверены, что то их жертвы не страдают. Они лгут. Все, в чем они могут быть уверены — что страдания жертвы невидимы для них. И никто не сможет сказать, что они не правы.