Великие мужчины XX века - Серафима Чеботарь

В 1924 году Толкин преодолевает следующую карьерную ступень, став самым молодым за всю историю Лидса профессором английского языка. Однако душа его стремилась в Оксфорд: и когда в 1925 году освободилась кафедра профессора англо-саксонского языка в оксфордском колледже Пемброк, он, не задумываясь, подал заявку. Его приняли, и Толкины вернулись в Оксфорд. Там, 18 июня 1929 года, Эдит родила своего последнего ребенка, дочь Присциллу Мэри Энн Руэл.

В Оксфорде Толкин продолжал участвовать в клубах. Сначала это были «Углееды», созданные для чтения и изучения исландских и норвежских саг. Одним из членов клуба стал преподаватель из Колледжа Магдалины Клайв Стейплз Льюис, который стал ближайшим другом Толкина. Когда «Углееды» естественным образом, прочитав все саги, прекратили свое существование, Льюис основал клуб «Инклинги», в чьем названии было и слово ink — чернила, и inkling — намек, и значение «потомки чернил». Среди членов общества были майор Уоррен Льюис (брат К. С. Льюиса), врач Р. Э. Хейуорд, Хьюго Дайсон и друг Льюиса Оуэн Барфилд, и присоединившийся позже писатель Чарльз Уильяме. Почти у всех «инклингов» клуба были прозвища: Толкина звали Толлерс. Члены клуба собирались по вторникам в пивной «Орел и дитя», а по четвергам в гостиной у Льюиса. Читались и обсуждались новые рукописи, вынашивались идеи. Именно на засе дании этого клуба Толкин в 1936 году впервые прочел своего знаменитого «Хоббита».

По легенде, хоббиты возникли случайно, в канун 1930 года, когда профессор Толкин проверял контрольные работы. В одной из них была пустая страница – и Толкин, недолго думая, взял да и написал на ней «В норе под горой жил-был хоббит». Кто такие хоббиты, тогда еще никто не знал: позже исследователи вывели это слово из hob — староанглийское волшебное существо, проказник и шкодник, и rabbit — кролик. Впрочем, сам Толкин сказал как-то, что единственным словом, повлиявшим на него, было слово hole — нора, дыра.

Джон Рональд, Эдит и дети.

Хоббит запомнился профессору. Через некоторое время он, по обыкновению рассказывая своим детям сказки на ночь, сочинил историю про хоббита, к которому в гости незваными пришли двенадцать гномов. Из традиционных сказок хоббиты получили свои мохнатые ноги и бесшумную походку, а от образов «комичных буржуа» из английских романов – приземленность, ограниченный кругозор, консерватизм и здравый смысл. Примерно в 1936 году Толкин записал историю о хоббите Бильбо, однако что делать с нею дальше, не знал. Как это нередко бывает, в дело вмешался случай: одна из студенток профессора смогла прочесть рукопись и так вдохновилась, что принесла ее в издательство Allen & Unwin, в котором подрабатывала. Директор Стэнли Анвин, считавший, что книги для детей должны оценивать дети, отдал «Хоббита» своему одиннадцатилетнему сыну Райнеру, чей отзыв был безграмотен, но благоприятен: «Она хороша и должна понравится всем детям в возрасте от пяти до девяти лет».

В 1937 году «Хоббит, или Туда и обратно» вышел из печати. Успех был неожиданно огромным, и тут же был запущен второй тираж. На следующий год книгу издали в Америке, где ее ждал еще больший успех, а газета Gerald Tribune назвала «Хоббита» «лучшей детской книгой сезона». Главные герои – простоватый и плутоватый хоббит Бильбо Бэггинс, волшебник Гэндальф, отважные гномы и благородные эльфы, – полюбились читателям по обе стороны океана. На Толкина посыпались восторженные письма читателей и просьбы о продолжении. «Дорогой мистер Толкин, – писал профессору двенадцатилетний мальчик Джон Барроу, – я только что прочел вашу книгу «Хоббит» в одиннадцатый раз и хочу рассказать вам, что я о ней думаю. Я думаю, что ничего более замечательного я не читал… Если вы написали еще какие-нибудь книги, пожалуйста, не сообщите ли вы мне, как они называются?» Издатели тоже намекали на продолжение, а для начала спросили, нет ли у Толкина других подобных вещей. Тот, не долго думая, принес им «Сильмариллион» и письма Деда Мороза, однако обе эти рукописи были отвергнуты – читатели, мол, жаждут книг про хоббитов, и точка. После довольно долгих уговоров Толкин согласился написать «Нового хоббита», однако на это потребовалось долгих семнадцать лет.

Поначалу Толкин честно пытался написать именно сказку о хоббитах, которые стали ему родными и любимыми. Писатель и сам не скрывал, что в некотором смысле писал их с себя: «Я на самом деле хоббит, хоббит во всем, кроме роста. Я люблю сады, деревья и немеханизированные фермы; курю трубку и предпочитаю хорошую простую пищу (не из морозилки!), а французских изысков не перевариваю; люблю и даже осмеливаюсь носить в наше унылое время узорчатые жилеты. Обожаю грибы (прямо из леса); юмор у меня простоватый, и даже самые доброжелательные критики находят его утомительным; я поздно ложусь и поздно встаю (по возможности). Путешествую тоже нечасто». Однако постепенно продолжение переросло в нечто гораздо большее, впитав в себя отзвуки Сильмариллиона, персонажей «Утраченных сказаний» и философию самого Толкина.

Казалось, жизнь Толкина в Оксфорде протекала на удивление спокойно и тихо. Он считался хорошим лектором, умевшим даже о таких скучных вещах, как мертвые языки, рассказывать так, будто это волшебные истории. Заседания клубов, встречи с друзьями, прогулки по живописным окрестностям, воспитание детей, редкие научные публикации – одной из вершин его научной работы стала лекция «Беовульф: чудовища и критики», позже вышедшая отдельным изданием и навсегда изменившая взгляд исследователей на эту знаменитую поэму. В воспоминаниях описывается его кабинет: полки со словарями и лингвистическими трудами, на стене – карта Средиземья, большая корзина для бумаг, огрызки карандашей, две пишущие машинки, чернильница, трубки и табак… Год неспешно тек за годом, дети росли – Джон решил стать священником и уехал учиться в Рим, Майкл подумывал о преподавательской карьере, Кристофер – о литературной. «Новый хоббит», постепенно переросший в сагу под названием «Властелин колец», писался очень медленно; до него то не доходили руки, то Толкин переписывал целые главы, изменяя ход истории придуманного им мира. Вторая мировая война, всколыхнувшая весь мир, тоже задержала написание романа: профессор больше волновался за воевавших сыновей, Майкла и Кристофера, чем за остановившихся на полпути Хранителей. Позже его неоднократно спрашивали, повлияла ли на его творчество Вторая мировая, не является ли «Властелин» аллегорическим описанием ее событий. Толкин объяснял: «Это ни аллегория, ни отражение современных событий… Я искренне не люблю аллегории во всех ее формах и никогда не любил. Я предпочитаю историю, настоящую или сочиненную, с ее разнообразными отражениями в мыслях и ощущениях читателей». Сам Толкин говорил о том, что если его читатели непременно хотят сопоставлять ощущение ужасов войны, описанных во «Властелине», с недавними историческими событиями, то подобная связь скорее возникает с Первой мировой войной, нежели со Второй. В одной из рецензий К. С. Льюис писал, что в изображении Толкина «война имеет массу характерных признаков той войны, которую знало мое поколение», сам писатель в одном из писем говорил, что «мертвые болота и подступы к Мораннону отчасти обязаны Северной Франции после битвы при Сомме». Однако самое главное, что он вынес после Первой мировой, – что все войны похожи друг на друга, и все они ужасны, ведутся ли они на полях Европы, в долинах Средиземья или в человеческих душах. Недаром он равно отрицательно относился ко всем воюющим политикам – Гитлеру и Сталину, Франко (извиняя его, впрочем, в одном: республиканцы убивали монахов и сжигали монастыри, в то время как Франко защищал католическую веру) и даже английским премьерам, наделавшим непростительно много ошибок в тридцатых и сороковых годах. Подобная точка зрения не прибавляла ему популярности среди простых англичан, но в Оксфорде, где еще в начале двадцатых постановили считать любую войну злом, – он был не одинок.