Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат - Николай Зенькович

Через 2–3 недели под различными предлогами были тихо уволены все сотрудники, которые охраняли Колонный зал в те незабываемые три дня.

26 июня в Кремле арестовали Берию. Начались очередная чистка органов (к счастью, уже без расстрелов), бесконечные вызовы к руководству, объяснения и рапорты. Вызывали на Лубянку и деда Земскова. В коридоре он встретил знакомого, с которым курил в Колонном зале. И вот что тот рассказал.

Именно в тот день и в тот час, когда Берия появился в Колонном зале, его должны были устранить: бомба с дистанционным управлением была в одной из пепельниц. Но офицер не смог ее взорвать, когда Берия с охраной проходил мимо. Он лихорадочно «тыкал» кнопку на пульте, но она не срабатывала. Нет, техника не отказала. Надо было просто нажать кнопку и не отпускать ее 3 секунды. Тогда бы и прозвучал взрыв…

Много лет назад, пишет Земсков, он разговаривал об этом случае с Быстролетовым Дмитрием Александровичем. Он сказал, что также слышал эту историю.

Что показалось подозрительным Хрущеву в поведении Берии? На основании чего Никита Сергеевич пришел к заключению, что Берия вынашивает планы захватить власть?

Алексей Иванович Аджубей в своей книге приоткрыл краешек завесы тайны над мотивами упреждающего удара Хрущева.

Оказывается, Берия придумал хитрый ход с амнистией после смерти Сталина. Она касалась больших групп заключенных. Берию беспокоило, что он уже не был властен автоматически продлевать сроки заключения тем, кто был отправлен в лагеря в годы массовых репрессий и свое отбыл. Они возвращались по домам и требовали восстановления справедливости. А Берии было крайне необходимо вновь отправить в ссылку неугодных, задержать оставшихся там. Тогда-то и начали выпускать уголовников и рецидивистов. Они тут же принялись за старое. Недовольство и нестабильность могли дать Берии шанс вернуться к прежним методам.

Такая вот мотивация предложенной Берией акции по амнистии, как написал Аджубей, «уголовников». Я прочел принятый по этому поводу Президиумом Верховного Совета СССР указ, проект которого был представлен ведомством Берии. Речь в указе шла об амнистии отбывавших наказание несовершеннолетних, женщин, у которых были грудные дети, а также беременных женщин. Освобождению подлежали в основном «бытовики», то есть получившие небольшие сроки за преступления бытового характера, виновные в дорожно-транспортных происшествиях, осужденные по пресловутому закону «о трех колосках», или, как бы сказали в брежневские времена, мелкие несуны.

И вот эти безобидные категории заключенных выдавались официальной хрущевской пропагандой за несметные полчища матерых уголовников, которые могли дестабилизировать общественный порядок в стране, что было бы выгодно Берии. Воспользовавшись беспорядками, он мог бы под возгласы одобрения ввести подчиненные ему войска государственной безопасности и внутренних дел в Москву, другие крупные города и установить личную диктатуру. То есть совершить переворот.

Что касается второго «компромата» на Берию, приведенного в книге хрущевского зятя, то он вообще смешон. Алексей Иванович приводит случай, о котором рассказала его теща. Дело происходило во время поездки Хрущева летом 1952 года на Кавказ. Отдыхал там и Берия. Он, конечно, приехал к Хрущеву. Пригласил посмотреть Абхазию. Поднялись на перевал, устроили завтрак на смотровой площадке неподалеку от Сухуми. Синее море, золотая долина внизу. Берия раскинул руки и молвил: «Какой простор, Никита. Давай построим здесь наши дома, будем дышать горным воздухом, проживем сто лет, как старики, в этой долине». Никита Сергеевич спросил: «А стариков куда денем?» Спросил как бы вскользь, без упрека. Берия тут же, не задумываясь, ответил: «А переселим куда-нибудь…»

Проверял ли Берия настроения Хрущева? Или хотел в свой срок обвинить в безнравственности, настроить против него абхазцев? Теща рассказывала зятю, что Никита Сергеевич вернулся домой взбешенный.

Не мог не коснуться этой жгучей темы и мюнхенский перебежчик А. Авторханов. По его мнению, если бы Берия пошел на переворот, он бы победил. Москва была тогда окружена и оцеплена его полицейскими войсками. Берия легко мог занять один из постов Сталина — главы правительства, или главы ЦК, или даже оба вместе. По утверждению Хрущева, Берия дважды, сначала в 40-х, а потом в 50-х годах (после смерти Сталина) «делал маневры» стать во главе партии и государства. Если он от этого намерения отказался, то тут роль, вероятно, сыграли соображения чисто психологического порядка: после двадцатилетней тирании в СССР грузина Сталина другому грузину, чтобы занять его пост, надо было бы быть дважды Сталиным, а перед такой перспективой должен был спасовать даже Берия.

Авторханов называет и другую не менее вескую причину, в силу которой Берия не претендовал ни на один из бывших сталинских постов: профессиональный чекист Берия в глазах народа был не слугой Сталина, а суверенным соучастником, порою даже вдохновителем сталинских преступлений. Если бы Берия мог открыто заявить: «Я его родил, но я его и убил», — то еще неизвестно, как пошла бы дальнейшая история. Есть очень серьезные основания думать, что он это и собирался сделать — и не на словах, как потом Хрущев, а на деле.

Однако, по верному замечанию Авторханова, Берия был не только полицейским. Как политик он был намного выше своих коллег и понимал, что Сталиным кончалась целая эпоха, что отныне стать великим и успешно править может только анти-Сталин. Действительно, выяснилось, что штыками можно завоевать и собственную страну, но управлять ею, вечно сидя на этих штыках, более чем неудобно. «Спуск на тормозах» — такой представлялась Авторханову политическая программа Берии.

Однако вернемся снова к хрущевской концепции необходимости устранения Берии. Как уже отмечалось, впервые эту концепцию огласил хрущевский зять А. И. Аджубей, подтвердив, что именно Хрущев принял твердое решение обезвредить Берию, не дать ему возможности захватить власть. На чем основано его убеждение? На рассказах Никиты Сергеевича, который, подчеркивает Алексей Иванович, когда эти тревожные недели миновали, не раз вспоминал, что и как происходило. Да, это — важное свидетельство. Не могли не видеть близкие, что перед самым арестом Берии Никита Сергеевич вдруг появлялся на даче в разгар рабочего дня и к нему в разные часы приезжали Молотов, Ворошилов, Маленков, Булганин, Микоян. Обычно Никита Сергеевич надолго уходил с приехавшим товарищем к реке.

Рассказывал Хрущев и о реакции на его предложение. Все высказывались за арест. Важно было согласие Маленкова и Молотова — позиция первого беспокоила Никиту Сергеевича. За многие годы Маленков и Берия притерлись друг к другу. Но Маленков был тверд, сказав, что объявит на заседании Президиума ЦК об аресте Берии. Никита Сергеевич вспомнил, что, когда он начал разговор с Ворошиловым, тот поначалу стал расхваливать Берию. Когда же выслушал Никиту Сергеевича, расплакался. Он-де считал Хрущева чуть ли не другом Берии, видел, как тот обхаживает Никиту Сергеевича, и просто боялся за себя. Ворошилов готов был сам арестовать этого авантюриста.