Сломанная роза - Джо Беверли

Можно настаивать, что другого выхода не было, но, посылая Алину за помощью, можно было попросить Галерана остановить истязания.

Она не сделала этого.

И он поймет, почему.

Разлука с Галераном, скорее духовная, чем физическая, изводила больше, чем иссеченная спина.

Посылая мужа в далекий поход, Джеанна не понимала, не могла еще понимать, как сильно будет тосковать по нему. С беспечностью молодости она не задумывалась, насколько он стал ей необходим, стал частью ее мыслей и поступков; как много значило для нее его постоянное присутствие. В любой момент он готов был обсуждать, спорить, советовать, возражать, утешать.

В его отсутствие она чувствовала себя живою лишь на-половину, несмотря на радость материнства и дружеское участие Алины. Быть может — эта мысль впервые посетила ее — и Раймонда она соблазнила, влекомая не только горем и гневом, но мучаясь страшным одиночеством после смерти Галлота.

При воспоминании об этой потере глаза Джеанны наполнились слезами. Или, быть может, то были слезы одиночества, которое все не отступало, ибо ее грех стеною стоял, между нею и Галераном.

Пресвятая Мария, пусть он гневается сколько угодно только не покидает…

Послышались шаги.

Джеанна повернула голову, и боль опять пронзила тело. Перед нею стоял незнакомый монах.

Он поклонился.

— Я брат Кристофер, госпожа моя. Принес бальзам для ваших ран. Позвольте…

Джеанна кивнула, и Алина кинулась к сестре, разорвала тунику от ворота до подола.

Услышав, как ахнула Алина, она захотела узнать, насколько плохи дела.

— Кожа рассечена?

— Нет, госпожа, — ответствовал монах, обнажая спину. — Одежда защитила вас. Многочисленные синяки и отеки. Разумеется, и они очень болезненны, но шрамов не останется, и риск заражения невелик.

И он стал мазать ей спину чем-то прохладным. От первого прикосновения Джеанна вздрогнула, но затем боль утихла. Она вздохнула и доверилась врачующим рукам. Смутно помнилось, что Алина всю ночь провела неизвестно где, быть может — с Раулем. И еще — что где-то рядом уже слушалось их дело и надобно было наконец подумать, как попасть на суд…

Но измученный разум отказывался блуждать в этих хитросплетениях.

Джеанна спала.

Галеран отправился в Вестминстер рано, так и не дождавшись Рауля с новостями об Алине. Возвращения гонца, посланного в Уолтхэм к отцу, он тоже дожидаться не стал.

Он не мог усидеть дома. Тревога за Джеанну и Донату, мучительное желание быстрее оказаться в Хейвуде, покончив с нелепой тяжбой, гнали его во дворец.

Галеран вышел из дома Хьюго загодя, будто это могло ускорить суд.

Но нет, не совсем понапрасну он вышел в такую рань. Галеран надеялся перемолвиться с телохранителем короля, Фицроджером. Странствия научили Галерана, что великие люди более подвластны страстям, нежели простые смертные, и потому чаще отдают предпочтение своим слабостям, чем букве закона. У Генриха было много тайных возлюбленных; он прижил нескольких детей вне брака и не скрывал этого. Не отразится ли это обстоятельство на его мнении по делу Галерана? Разговор с Фицроджером помог бы кое-что прояснить.

Но Фицроджера в Вестминстере не оказалось, и Галерану нечем было занять себя. Он мерил шагами маленькую комнату в ожидании назначенного часа суда. Безусловно, для Генриха с его личными пристрастиями прелюбодеяние вряд ли было тяжким грехом, что уменьшало опасность наказания для Джеанны. Галеран имел основания надеяться, что никакого наказания ей вообще присуждено не будет.

С другой стороны, как верно заметила Алина, Генрих пообещал восстановить в Англии закон и порядок. Супружеские измены и незаконнорожденные дети были оскорблением для всех.

Но, так или иначе, раздумывал Галеран, кружа по комнате — тогда как мысль его тоже кружила, не находя успокоения, — как бы ни относился король к закону, он не сможет принять нелепого, чудовищного решения вырвать грудного младенца из рук матери и отдать его на воспитание неженатому мужчине.

Нет, разумеется, этого не случится.

Если только над здравым смыслом не возобладает страх оскорбить Церковь. Фламбар, как-никак, архиепископ, иерарх Церкви, пусть даже и не заслуживает столь высокого сана.

Галеран отчетливо осознавал: Генрих Боклерк не предпримет ничего такого, что поколебало бы его с трудом обретенное положение на английском престоле. Рисковать короной он не станет.

Повернувшись, Галеран пошел по следующему кругу. Здесь ли уже Лоуик с Фламбаром? Может быть, совсем недалеко, за стеной, строят планы? И какие планы? Неизвестно, что они замышляют, но недооценивать хитрого, умного, коварного соперника вроде Ранульфа Фламбара нельзя. Слишком большой аппетит у Фламбара, слишком серьезная опасность нависла над всей семьей Галерана.

Он остановился, почувствовал страшное одиночество.

Вырос он в дружной, сплоченной семье, потом женился, и вскоре Джеанна стала для него, как сказано в Библии, его ребром, плотью от его плоти, частью его самого. Он не мог вспомнить и минуты, чтобы ее не было рядом, готовой обсуждать, спорить, советовать, возражать, утешать…

В походе его не покидало ощущение, будто он оставил часть себя в Англии. Потом он встретил Рауля и нашел в нем верного друга.

А теперь он стоит один в пустой комнате. Почти вся его семья осталась на севере, в Нортумбрии, отец скрывался в Уолтхэме, и Рауля носит бог весть где.

В мозгу мелькнула смутная мысль о Христе в Гефсимайском саду, но Галеран рассмеялся и отогнал ее. Его никто не покидал и не предавал. Просто он пришел слишком рано.

В городе зазвонили к утрене. Он перекрестился и помолился о себе. Отсутствие Рауля начинало уже тревожить его, и потому он помолился, чтобы с Алиной не случилось ничего дурного. В подобных делах она была невинна, как Доната, и не должно ей пострадать.

Мгновение спустя вбежал Рауль, на удивление смущенный и растрепанный. Времени на разговоры не оставалось; почти сразу вслед за Раулем вошел паж, чтобы вести их к королю. Рауль, в сущности, мало чем мог помочь, ибо не имел официального титула и не знал как следует английских обычаев. Однако Галеран был несказанно рад дружескому участию.

Король ожидал их в том же богато украшенном зале. Однако сегодня ввиду важности обстоятельств восседал на троне с короной на голове. Ни придворных, ни посетителей не было, хотя у трона Галеран увидел несколько человек и попытался охватить взглядом их всех сразу, не сводя в то же времы глаз с короля, уже приветствовавшего его.

Монах сидит за высокой конторкой, готовый вести запись процесса.

Два лорда, архиепископ, два пажа, что по первому слову ринутся выполнять мелкие поручения. Два стражника…