Жанна дАрк из рода Валуа - Марина Алиева

Жорж де Ла Тремуй, увидев через окно въехавшего во двор верхового с королевским гербом на груди, побледнел, попятился и едва не свалил стул, с которого только что поднялся, чтобы посмотреть, кто приехал.

Ничего хорошего от таких визитов он не ждал.

Ещё год назад не успел отряд, посланный в Тур для ареста королевы, покинуть Париж, как Великий управляющий королевского двора быстренько подал в отставку, ссылаясь на подорванное в плену здоровье. А затем, наскоро передав дела, собрался и уехал в родовое поместье матери в Сюлли, где и затаился в надежде, что «чистящий» двор Бернар д'Арманьяк не скоро о нём вспомнит.

Но даже, когда власть в столице переменилась, и на смену Арманьяку пришёл герцог Бургундский, Ла Тремуй не спешил приносить присягу верности своему бывшему господину. Опыт подсказывал ловкому царедворцу, что не настали ещё те времена, когда можно определиться с выбором суверена. Поэтому он коротал дни в скучном обществе супруги Жанны, с отвращением нахваливая её унылые монастырские вышивки и слушая очень чтимого ею трубадура с дохлым, сиплым тенорком.

Иногда Ла Тремуй писал ничего не значащие письма родственникам жены, оставшимся в Париже, а господа д'Овернь охотно ему отвечали, зазывая обратно, и недоумевали, почему Ла Тремуй не возвращается. «Здесь сейчас огромное поле деятельности, – писали они. – На одних только переговорах с дофином можно сделать неплохую карьеру…» Но Ла Тремуй, не давал себе труда даже задумываться над этим. «Деритесь пока сами, ваши величества, высочества и светлости, – размышлял он, сворачивая прочитанные письма. – Драка между вами – тот же Азенкур, затопчете и не заметите. Но когда-нибудь в руки одного из вас шлёпнется-таки жирный кусок удачи, и тогда, милости просим… А точнее – позвольте представиться, я тот, чьё место под крылом сильного господина, когда не надо бояться, что твоего покровителя удушат в каком-нибудь сыром подвале или доведут до плахи клеветой, или просто вышвырнут, как ненужную собаку… Я подожду своего часа. Уж чего-чего, а терпения мне не занимать. Зато, когда этот час пробьёт, все вы удивитесь тому, на что я способен».

Появление королевского гонца во дворе замка стало для Ла Тремуя почти стихийным бедствием. От кого он? От королевы, или от герцога?! И то, и другое было неприемлемо, потому что королева реальной властью не обладала, а герцог, напротив, был слишком силён сейчас, чтобы испытывать нужду в бывшем придворном. Скорее, желает расквитаться за прошлое…

Впрочем, на догадки, кто от кого и зачем, времени не оставалось – слуга с докладом о прибытии гонца мог явиться в любую минуту. Поэтому, сорвавшись с места, Ла Тремуй в два прыжка, как мальчишка, добежал до своей спальни, кое-как посрывал верхнюю одежду и рухнул в постель, еле успев натянуть на себя покрывало.

– Передайте мои извинения посланцу за то, что принять его могу только здесь, – еле слышно заявил он пришедшему слуге. – Моё здоровье подводит меня в самые неожиданные моменты.

– Но посланец привёз только письмо, – сказал озадаченный слуга – всего полчаса назад он видел своего господина бодрым и здоровым.

– Давайте, – прошелестел Ла Тремуй, высовывая из-под покрывала ослабевшую руку.

Он взял туго свёрнутое послание, рассмотрел на сургуче печать королевы и тяжело вздохнул.

– Проследите, чтобы гонца хорошо накормили, пока я прочту и составлю ответ.

Слуга поклонился, но почему-то не уходил, растерянно переминаясь возле двери.

– Что ещё? – недовольно сморщился Ла Тремуй.

– Надо ли мне распорядиться, чтобы приготовили вашего коня и дорожные вещи, сударь?

– Зачем это?!

– Гонец просил передать, что вернуться ему велели вместе с вами, – не поднимая глаз выдавил из себя слуга. – Он сказал, что это приказ её величества.

Теперь по лицу Ла Тремуя расползлась уже непритворная бледность.

– Как.., – только и смог пробормотать он.

Потом махнул слуге, чтобы уходил, и несколько мгновений лежал, запрокинув голову на подушки и переваривая, так некстати рухнувшее на него несчастье. Притворство не помогло.., и теперь уже не поможет даже настоящая болезнь, которая запросто может с ним случиться ото всех этих переживаний.

Ла Тремуй со вздохом откинул покрывало, сел на постели, устало согнув спину, и вскрыл письмо. Два коротких предложения и напугали, и успокоили его одновременно. С одной стороны, стало ясно, что королеве снова пришла на ум какая-то блажь. Но блажь эта, скорей всего, опять на грани безумства, иначе она не стала бы напоминать о долге, связанном с печально завершившейся участью шевалье де Бурдона. Хотя.., конечно, Изабо могла вспомнить о долге и просто так, но Ла Тремуй посчитал, что натуру своей королевы изучил достаточно хорошо и был уверен в правильности произведенных расчётов. Вероятно, её величество снова задумала противозаконную аферу и, нуждаясь в помощниках, первым делом вспомнила того, кто совсем недавно помогал ей в таких же незаконных делах…

Ла Тремуй вздохнул. Отказаться от поездки очень хотелось, но никакой возможности не было. Мстительная баба Изабо, что бы она там ни затевала, обязательно найдёт способ натравить на ослушника Ла Тремуя герцога Бургундского. Да ещё и напомнит, такому же мстительному герцогу, что его бывший вассал переметнулся в тяжелые для Бургундии времена на сторону Арманьяка. А уж тот – только дай повод – и все прежние ошибки припомнит…

Но, если дела Изабо действительно тайные, появляется шанс проскользнуть в Париж незамеченным, а там, кто знает, может и выскользнуть так же удастся.

Ла Тремуй встал с постели почти бодро.

В конце концов, во всём можно найти положительную сторону. А то, что на несколько ближайших вечеров он лишается перспективы слушать трубадура супруги делало любые сумасбродства королевы даже интересными. «Извольте, ваше величество, – подумал Ла Тремуй, совершенно успокоившись. – Я готов выплатить свой долг… Но в разумных пределах, разумеется».

Он кликнул слугу и, натягивая обратно сорванную кое-как одежду, велел приготовить для него коня.

– Только не Ружа, – добавил после короткого раздумья.

Руж стоил баснословно дорого, а поездка ещё неизвестно чем закончится.

– Седлайте Булонскую гнедую. Если что, её и потерять не так жалко…

* * *

Жизнь королевского двора в Труа мало отличалась от жизни в Париже. Но перемены, всё-таки были.

На половине королевы, первым делом бросалось в глаза обилие новых лиц, как среди фрейлин, так и среди прочей прислуги. Ла Тремуй сразу обратил на это внимание, заглянув в освещённые покои сквозь щель между портьерами. Эти портьеры закрывали вход в темную приватную приёмную, куда его провели по чёрной лестнице с величайшими предосторожностями. Провожала скромная девица, видимо взятая на службу из не самой именитой семьи, а потому молчаливо и запуганно преданная. Не поднимая глаз на важную персону, девица робко предложила мессиру подождать, пока её величество не отпустит своих фрейлин и не выйдет к нему, после чего, с быстрым поклоном исчезла.

Ладно, ждать Ла Тремуй умел.

Однако, разглядывая фрейлин королевы сквозь тонкий зазор между портьерами, он невольно обратил внимание на то, что двор её величество теперь почти весь состоял из таких же тусклых и встревоженных девиц. Тогда как раньше, в Париже, возле Изабо то и дело можно было наткнуться на умненький и хитроватый взгляд, уверенный в своей родовитой безнаказанности. «Или герцог Бургундский постарался, или разбежались, как мадам де Монфор», – усмехнулся про себя Ла Тремуй. После чего, он, вполне естественно, задался вопросом, по какой же причине вездесущая когда-то старшая фрейлина так поспешно сменила госпожу? И почему именно на дочь герцогини Анжуйской? Была ли мадам де Монфор обычной шпионкой, выполнившей свою задачу, или поступила так, согласуясь с теми же резонами, которыми обычно руководствовался и сам Ла Тремуй – просто выбрала сильнейшего…

«Ох, я бы тоже её светлости послужил…», – почему-то подумалось вдруг. Но увы… Как ни хотелось обратного, невозможно было не признать, что герцогиня его к своему двору и близко не подпустит. Особенно после смерти супруга.

«Бог его знает, каким чутьём она всё угадывает?»…

Перед глазами загрустившего царедворца проплыли досадные ошибки того страшного семнадцатого года, благодаря которым сегодняшний Ла Тремуй сделался куда осмотрительнее.

А всё потому что тогда спешил и постоянно выбирал не тех, кого следовало!

Сначала был Бургундец, который после Азенкура сделался особенно непопулярен. Потом – граф Арманьякский со своими поисками «неверных»… А глупее всего Ла Тремуй себя повёл, когда решил загладить предательство перед Бургундцем. Тоже, в каком-то смысле, выплачивал долг, закрывая глаза на то, как приглашённый им же шарлатан-лекарь, подсыпает толченые изумруды в обычное лекарство принцев от несварения…