Табу - Элизабет Гейдж

Они нашли лестницу и пошли вниз. Наконец услышали гул голосов. Кейт украдкой выглянула из-за угла и увидела у дверей охрану.

– Пошли назад, – сказала она Мелани. – Может, нам удастся проникнуть через боковые помещения.

Они двинулись в обход банкетного зала, ища другую дверь. Коридор изобиловал одинаковыми дверями, ведущими в служебные комнаты отеля. Они выбрали ближайшую к банкетному залу и открыли дверь.

Мелани скользнула внутрь. Кейт уже была готова последовать за ней. Тут они обе услышали голос из зала, где происходила церемония.

– Награда за лучшую женскую роль присуждается… Обе они застыли на месте, затаив дыхание.

– Мисс Ребекке Шервуд, «Конец радуги».

Раздался гром аплодисментов. Кейт видела, как при этих словах глаза Мелани широко раскрылись. Мелани смотрела «Конец радуги» семь раз и отождествляла себя с Ребеккой Шервуд, вырвавшейся из неизвестности сразу к шумной славе.

– Ох, Кейт!.. – воскликнула Мелани.

В эту минуту мужской голос из коридора прервал ее. Кейт обернулась и увидела охранника отеля, который приближался к ним.

– Мисс, – говорил он.

Кейт быстро закрыла дверь в комнату, где была Мелани, и направилась к охраннику. Он смотрел на нее подозрительно.

– Чем я могу помочь вам, мисс? – спросил он. Наученная читать мужские взгляды, Кейт в одно мгновение поняла: он пока не понял, что она не принадлежит к числу приглашенных. Он просто пытался оценить ее туалет и манеру поведения.

Кейт немедленно взяла уверенный, даже царственный тон.

– Да, конечно, если можно… – сказала она. – Где здесь комната для дам?

Он посмотрел на нее внимательнее.

– Разве вы не заметили туалетную комнату внутри, мисс? – спросил он.

Кейт поняла, что он имеет в виду туалетную комнату для приглашенных внутри банкетного зала.

– Боюсь, что она еще переполнена, – ответила Кейт. – Мне не хотелось бы ждать полночи.

В течение долгой минуты в его глазах было сомнение. Кейт одарила его уверенной очаровательной улыбкой, которая рассеяла его подозрения.

– Идите за мной, мисс, – сказал он.

Он провел ее через холл на территорию, прилегающую к банкетному залу. Там была туалетная комната – едва заметная.

– Ею не часто пользуются, – сказал охранник. – Только в такие вечера, как сегодняшний.

– Большое спасибо, – сказала Кейт. – Вы очень добры.

– Не стоит об этом, мисс, пустяки, – сказал он. – В такие дни в отеле много работы.

На одном дыхании Кейт опустила руку в карман, нашла доллар и дала его охраннику в качестве чаевых.

– Что вы, мисс, благодарю вас!

Охранник покинул ее, явно обрадованный. Кейт, в свою очередь, грустно размышляла, что с этим уходящим долларом ушел и ее ленч – завтра или послезавтра.

Она вошла в туалетную комнату и посмотрела на себя в зеркало. Выражение патрицианской снисходительности все еще было написано у нее на лице. В тысячный раз она думала о разнице между ее внешней оболочкой, которая так легко трансформировалась, и темной бездной ее истинного «я» – того «я», о котором она до сих пор не знала почти ничего.

Она услышала перестук туфель на высоких каблуках около туалетной комнаты. В одно мгновение Кейт нырнула в одну из кабинок, не желая вступать в разговор с гостями отеля.

Она присела на сиденье в то время, когда кто-то зашел в комнату. Она дождется здесь, когда вошедшая уйдет, а потом отправится искать Мелани.

Но ее мысли были внезапно прерваны словом, вырвавшимся с шипением со стороны кресла, стоящего у зеркала.

– Паршивая маленькая сучка…

Омерзительные слова были произнесены красивым голосом с присвистом, который казался знакомым. За ними последовал целый залп площадной брани на низких и яростных тонах, поразившей непристойностью далеко не нежные уши Кейт. Кейт затаила дыхание, заинтригованная голосом. В нем была нота одиночества, тоски на дне ярости, которая затронула какую-то струну в душе Кейт.

Более того, голос становился еще более узнаваемым.

Кейт приоткрыла дверь и стала внимательно вглядываться в образовавшуюся щель. Женщина была спиной к Кейт, но она могла видеть ее отражение. Женщина неотрывно смотрела на себя в зеркало.

Лицо было молодое – и красивое. Глаза – голубые, кожа бела и свежа. Волосы женщины были темными, уложенными красивыми волнами, сбегавшими на прекрасные плечи. Подбородок, брови, щеки и нос были нежны и прекрасны. Фигура была так же совершенна, как ее кожа.

Но лицо было искажено ненавистью и отчаянием, целый поток бранных слов лился с ее губ.

– Поганая, поганая сука… – повторяла она. – Поганая, бездарная сука…

Кейт пришлось глубоко вздохнуть, чтобы восстановить дыхание. Она узнала Ив Синклер.

Ив разглядывала себя со смесью бешенства и презрения. Словно этот гнев был направлен на что-то вне ее, но где-то в глубине души – на самою себя.

Сейчас, при виде этой выплеснувшейся через край эмоции, Кейт припомнила то, что она и Мелани только что слышали: Ребекке Шервуд присудили «Оскара» за лучшую женскую роль. Кейт также вспомнила, что Ив тоже была в числе кандидатов на эту награду за игру в фильме, который Кейт видела, но не могла восстановить в памяти его название (посредственная лента, в которой Ив, как всегда, была великолепна).

И вот Ребекка Шервуд, неизвестная, но эмоционально богатая молодая звезда, своей игрой в триумфальном фильме Джозефа Найта «Конец радуги» получила «Оскара» – награду, которую Ив, без сомнения, хотела получить сама.

Эти мысли промелькнули в голове Кейт, когда она стала невольной свидетельницей, возможно, одного из самых неприятных моментов в жизни Ив Синклер. Все в Голливуде знали, что как актриса Ив сделала все, чтобы достичь вершин профессии. Ив была знаменитой звездой, но, несмотря на ее усилия, ее затмевали менее яркие, менее талантливые актрисы. И это вопреки тому, что ее актерское мастерство было известно во всем мире.

– Ребекка…

Это слово в устах Ив Синклер, произнесенное теперь мягко, задумчиво, убедило Кейт, что она прочла мысли Ив. Кейт чувствовала себя почти растерянной оттого, что была так близко к этой женщине, видела ее, сама не будучи увиденной, и знала, что у нее на сердце.

В эти мгновения Кейт пришло в голову, что она наблюдает нечто большее, чем просто актрису. Девушка смотрела на красивую, элегантную Ив Синклер, воплощение совершенства, которую она не только идеализировала всю свою юность, но и считала символом лучшего, более чистого и светлого мира, где маленьких девочек любят и заботятся о них, – мира счастливого разрешения всех людских несчастий.

Но теперь Кейт видела, что это ангельское личико изменилось не только от времени и суровой борьбы за выживание в беспощадных условиях Голливуда, оно было также искажено, очевидно, многолетней тоской и растерянностью, которые в этот вечер достигли своего апогея.