Темные тайны - Ханс Русенфельдт

— Что будет с Юханом? — в его голосе звучало искреннее беспокойство и забота.

— Ему уже больше пятнадцати, значит, к нему можно применять наказание, — со знанием дела ответил Торкель.

— Что это означает?

— Что будет суд.

— Расскажите о Петере Вестине, — сменила тему Ванья, рвущаяся поскорее добраться до конца.

— Он психолог.

— Это нам известно. Мы хотим знать, почему он мертв. Вы думали, Рогер мог рассказать ему такое опасное, что его нельзя было оставлять в живых?

Ульф, казалось, ничего не понимал:

— Рогер?

— Да, он был психологом Рогера. Вы не знали?

— Нет. Он психолог Юхана. Уже несколько лет. С нашего развода. Юхан был совершенно сломлен после… ну, после всего случившегося с Рогером. По понятным причинам. Поэтому он пошел к Петеру. Я не знал, чего он ему наговорил. Я спрашивал, но Юхан не мог толком вспомнить. Мне было понятно, что он ни в чем не признался, иначе бы у нас сразу появилась полиция, но он вполне мог наговорить вещей, которые Петеру ничего не стоило бы потом сложить вместе и понять, что произошло. Я побоялся рисковать.

Ванья сложила разбросанные по столу фотографии и снова закрыла папку. Они узнали все, что требовалось. Теперь дело за судом. Юхан, скорее всего, отделается довольно мягким наказанием, не то что Ульф. Семье Странд еще долго не удастся собраться вместе.

Ванья уже потянулась, чтобы выключить магнитофон, но Торкель остановил ее. Оставалось задать еще один вопрос. Вопрос, над которым он все время размышлял, поняв, как обстояло дело.

— Почему вы не сообщили в полицию? Сын звонит вам и говорит, что случайно застрелил приятеля. Почему вы просто не взяли и не позвонили в полицию?

Ульф спокойно посмотрел в заинтересованные глаза Торкеля. Это просто. Если Торкель тоже отец, он поймет.

— Юхан не хотел. Он безумно боялся. Это было бы предательством по отношению к нему. Я уже однажды предал его. Когда ушел. На этот раз я должен был ему помочь.

— Четыре человека погибли, вы попадете в тюрьму, а он получил травму, возможно на всю оставшуюся жизнь. В чем же заключалась помощь?

— Мне не удалось. Признаю, не удалось. Но я сделал все, что было в моих силах. Единственное, чего мне хотелось, — это быть по-настоящему хорошим отцом.

— Хорошим отцом?

Сомнение в голосе Торкеля натолкнулось на взгляд, излучающий стопроцентную убежденность.

— Я отсутствовал несколько важных лет. Но, думаю, стать хорошим отцом никогда не поздно.

Ульфа Странда увели. Вечером его отвезут в следственный изолятор. Работа закончена. Себастиан продолжал сидеть в соседней комнате, наблюдая через стекло за тем, как Ванья и Торкель складывают вещи. Они радостно обсуждали отъезд домой. Ванья надеялась уехать на каком-нибудь позднем поезде прямо вечером, если, конечно, Билли не поедет в Стокгольм на машине. Торкель собирался на день или два задержаться. Урсула тоже. Торкелю предстояло разобраться с последними деталями, а Урсуле — осмотреть дом Страндов и проследить за тем, чтобы не упустили никаких улик. Последнее, что услышал Себастиан перед тем, как за ними захлопнулась дверь в коридор, — это что Торкель надеется до отъезда Ваньи успеть организовать общий ужин.

Они явно испытывали облегчение. Оно чувствовалось в их голосах, в их движениях. Облегчение. Добро победило. Mission completed[17]. Впору затягивать песню и скакать в сторону заката.

Себастиану же петь не хотелось. Праздновать тоже. У него пропало даже желание заняться сексом.

Все мысли сосредоточились на двух вещах.

На улице Стуршерсгатан, 12 и на голосе Ульфа.

Думаю, стать хорошим отцом никогда не поздно.

Самое странное, что Себастиан понимал, что уже более или менее решился. Не четко и осознанно, но в глубине души он был почти уверен, что, вернувшись в Стокгольм, разыщет Анну Эрикссон и/или своего ребенка. Почти уверен и доволен решением, которое приняло за него подсознание.

Особых иллюзий он не питал.

Что это ему даст?

К чему приведет?

Анна никогда не станет второй Лили, а ребенок — новой Сабиной. Ведь это их ему не хватало. Их он хотел вернуть. Думал, что волновать его будут только они. Лили и Сабина.

Но слова Ульфа против воли Себастиана задели в нем какую-то струну. Не то, что он сказал, а как он это сказал.

Уверенность.

Естественность. Будто это был неопровержимый факт. Универсальная истина.

Стать хорошим отцом никогда не поздно.

У Себастиана есть сын или дочь. Есть ребенок, который, скорее всего, еще жив. Где-то ходит человек, наполовину являющийся им самим.

Его человек.

Стать хорошим отцом никогда не поздно.

Простые слова, ставящие трудные вопросы.

Неужели он действительно допустит, чтобы еще один ребенок выскользнул у него из рук?

Сможет ли он?

Хочет ли он?

Себастиан все больше склонялся к ответу «нет» на все три вопроса.

~ ~ ~

До поезда, которому предстояло увезти Себастиана обратно в Стокгольм, оставалось чуть более часа. С тех пор как Себастиан со звенящими в ушах словами Ульфа вышел из здания полиции и направился к родительскому дому, прошло почти трое суток. С Торкелем или Урсулой он больше не связывался, хотя и слышал, что они собирались задержаться в городе на несколько дней. По-прежнему ли они здесь, он не знал. Расследование закончено. В поддержании контактов вне работы никто, похоже, не нуждался. Себастиана это устраивало. Он получил то, за чем приходил.

Позавчера снова приезжал маклер, и они договорились обо всем, что требовалось для продажи дома. Вечером Себастиан отыскал записку с именем и номером телефона, полученную от женщины, читавшей в поезде по пути в Вестерос. Встреча, произошедшая, казалось, целую вечность назад. Когда он позвонил, женщина засомневалась. Он извинился. Объяснил, что был завален работой, занят расследованием убийства, о котором она, возможно, слышала. Смерть подростка из Пальмлёвской гимназии. Как он и предполагал, женщина проявила любопытство и согласилась встретиться на следующий день. Вчера. Вечер они закончили у него дома. Отделаться от нее Себастиану удалось только сегодня в первой половине дня. Ей хотелось встретиться снова. Он ничего не обещал. Если он не позвонит, она найдет его сама, сказала она с улыбкой. Ему не отвертеться, ведь теперь она знает, где он живет. Тремя часами позже Себастиан взял с собой все, что хотел забрать, запер дверь и покинул дом, чтобы больше никогда не возвращаться.

Теперь он стоял возле того места, которое отнюдь не предполагал посещать. По правде говоря, он клялся, что никогда сюда не придет. Никогда больше не навестит его. Теперь же они лежали тут оба. На кладбище. Могила родителей.

Оставшиеся от похорон цветы завяли. Могила выглядела неопрятно. Себастиан задумался над тем, почему никто не убирает завядшие букеты и перевернутые, объеденные косулями венки. Может, ему надо написать какую-то бумагу, чтобы администрация кладбища занялась могилой? Сам он ухаживать за ней не собирался. Даже если бы жил в Вестеросе. Теперь же об этом не могло быть и речи.

На памятнике из красного гранита было изображено то ли восходящее, то ли заходящее солнце, а на переднем плане возвышались две сосны. Надпись гласила: «Семейная могила Бергманов», и чуть пониже стояло имя отца: «Туре Бергман». Имя Эстер еще не приписали. Хотели, прежде чем перемещать камень для новой гравировки, подождать, чтобы могила хорошенько осела. Шесть месяцев, Себастиан где-то об этом слышал.

Туре умер в 1988 году. Двадцать два года она прожила в одиночестве. Его мать. Себастиан поймал себя на мысли, что интересно, не думала ли она когда-нибудь разыскать его. Протянуть руку. А если бы протянула, принял ли бы он ее?

Наверное, нет.

Себастиан стоял в метре от неприбранной могилы. В нерешительности. Вокруг была тишина. Весеннее солнце грело ему спину. На одной из посаженных кое-где между могилами берез пела одинокая птица. По дорожке на велосипедах проехали двое. Девушка над чем-то смеялась. Искрометным, заразительным смехом, который, казалось, совершенно не подходил ярко-голубому весеннему небу, к которому устремлялся. Себастиан задумался: что он, собственно, здесь делает? Неужели ему действительно хочется подойти к могиле? Вместе с тем было что-то вдвойне трагическое в том, что последнее пристанище матери, столь любившей порядок, выглядит как компост.

Себастиан подошел к могиле и присел на корточки. Начал неумело собирать увядшие цветы.

— Ты ведь никак не думала, мама, что я приду.

Звук собственного голоса удивил его. Привел в замешательство. Он никогда не представлял себя человеком, сидящим на корточках, прибирающим могилу и разговаривающим с покойной матерью. Что же с ним произошло?