Ящик Пандоры. Книги 3 – 4 - Элизабет Гейдж

Тесс волновало, не слишком ли рано она открыла свои карты и не нарушила ли баланс между угрозами и посулами. Она этого знать не могла, и нервы ее выходили из-под контроля.

Лесли осторожно смотрела на нее. Она понимала, что если жена Ланкастера пришла к ней за компроматом на Эмори Боуза, значит, она сама не имеет подобной информации. Она была в положении нищего и пыталась скрыть это под командным поведением. Одним словом, она блефовала.

Но от этого Лесли не чувствовала себя в безопасности. Ибо перед ее мысленным взором был образ Эмори Боуза с его тлеющей сигарой, угрожающей манерой и извращенным удовольствием внушать другим страх. И рядом с ним – Эрл, правая рука Эмори, безжалостный и наводящий ужас. Она не видела эти два лица шесть лет. И не хотела больше их никогда видеть.

– Ничем не могу вам помочь, миссис Ланкастер, – проговорила она.

Вежливая улыбка исчезла с лица Тесс.

– Я не люблю повторяться, мисс Керран, – заявила она, – ставка здесь больше, чем вы полагаете. Пожалуйста, не смотрите на меня так, будто я не имею средств выполнить то, о чем я говорю. Уверяю вас, они у меня есть. У меня, например, значительное влияние на телевидении в отделе новостей. История Гаррета Линдстрэма не новинка, но ее можно оживить единым открытием, особенно в год выборов. Не надо рисковать в затруднительной ситуации, мисс Керран. Помогите мне, я помогу вам.

Лесли серьезно задумалась. Она знала, что сидящая перед ней женщина обладает значительной силой и властью. Но она, должно быть, лишается ее, так как иначе она не сидела бы здесь и не выпрашивала практически у никого информацию о скандале шестилетней давности.

Она блефует, Лесли была готова побиться об заклад. У нее не хватает смелости встретить гнев Эмори Боуза.

– Я не могу вам помочь, – проговорила Лесли снова. Теперь, вопреки желанию Тесс, ее броня лопнула. На глазах навернулись слезы, и она тщетно пыталась прогнать их. Она чувствовала уязвимость сидящей перед ней девушки, но ее собственный страх за Хэла лишил ее хладнокровия, заставил выйти из равновесия. Ее попытка командовать не удалась. Пришло время просить.

– Лесли, – проговорила она. – Подумайте о своей стране. То, что мы делаем сейчас, имеет значение не только для нас, но и для наших потомков. Вы это понимаете? Хэл единственный человек в Вашингтоне, у которого хватит смелости закончить войну в Индокитае, который может остановить гонку вооружений, который достаточно заботится о помощи бедным и меньшинствам… Подумайте, Лесли. Хороший человек может столько изменить в Белом доме, и это повлияет на жизнь миллионов людей. Помогите мне. Помогите, и я сделаю так, что помощь для вас окупится. Не надо упускать столь серьезный шанс…

– Не могу вам ничем помочь, – проговорила Лесли, стискивая зубы. Ее пугали эмоции этой женщины, но еще более пугающей была мысль о том, что может случиться, если она сделает то, о чем ее просят.

Тесс не могла больше ничего придумать. Она оглядывалась, пытаясь зацепиться взглядом за какую-нибудь вещь, которая могла бы магически послужить ее спасению. При этом она заметила маленькое распятие, висевшее недалеко от дивана. Она опять взглянула на Лесли и увидела ладанку у нее на шее.

– Послушайте, – проговорила Тесс надтреснутым от волнения голосом. – Шесть лет назад вы помогли погубить хорошего человека. Спасите сегодня другого. Вытрите доску начисто, Лесли, сотрите свой грех. Вы никогда не пожалеете.

Последовала долгая пауза. Лесли Керран неподвижно сидела на диване, глядя на Тесс с выражением, напоминающим искреннюю симпатию.

Затем она проговорила:

– Я не могу вам помочь, миссис Ланкастер, а теперь, пожалуйста, оставьте меня.

X

Десять минут спустя Тесс сидела на заднем сиденье своего лимузина, возвращаясь в свои апартаменты. Ей нужно было побыть одной и поразмыслить прежде, чем поехать в Ла Гуардиа и лететь назад в Небраску.

Она не нашла подход к этой девице Керран и понимала это. Вероятно, у Лесли была сильней поддержка, чем она считала, или, возможно, больше страха, чем ей показалось. Во всяком случае, она осталась непреклонной.

Хуже того, Тесс так и не поняла, обладает ли эта девица информацией, которая могла бы связать Боуза со скандалом Линдстрэма. Ниточка Рона никуда не привела.

Она ужасно промахнулась. Не оставалось ничего, как признаться Рону в своем поражении и надеяться, что он придумает что-нибудь другое.

Когда она открыла сумочку, чтобы достать носовой платок, она заметила скомканную телеграмму, полученную утром. «ТРИ ДНЯ МИССИС ЛАНКАСТЕР»

Она не могла видеть этот листок, отвела глаза и глянула в окно своего лимузина.

И в это время на глаза ей попался рекламный плакат на проезжающем мимо автобусе.

В МУЗЕЕ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА «ЯЩИК ПАНДОРЫ»

Выставка фотографий

ЛАУРЫ БЛЭЙК

До 1-го июля

Тесс посмотрела на часы. Ей надо было быть в аэропорту через полтора часа. Секунду подумав, она сказала шоферу: – Джеймс, отвезите меня в Музей современного искусства. Поездка в Небраску может и подождать.

Прежде чем войти в музей, Тесс замаскировалась солнцезащитными очками и шарфом. Заплатив за билет, она прошла по музею и нашла то крыло, где разместилась выставка.

Жуткое смущение, нараставшее, пока она подходила к выставке, охватывало ее с большей силой по мере того, как она рассматривала висящие на стенах фотографии Лауры Блэйк. Почти без исключения это были крупные планы, схваченные в момент, удивительно раскрывающий выражения лиц. Увеличенные до восьми-десяти футов в высоту снимки подавляли своей силой. Они были слишком человечные, слишком ранящие душу и вызывали бы болезненное чувство, если бы Лаура не раскрывала при этом странное благородство тех, кого она снимала.

Первый зал был занят фотографиями самых разных людей разных слоев общества, профессий и возрастов. Много бедняков. Второй зал включал фото знаменитостей. Портреты, казалось, документально запечатлели хрупкие эго своих оригиналов, которые стремились выглядеть на фотографиях достойно, но в то же время боялись, что их разоблачит камера Лауры. Она безжалостно проникала под их маски, но избегала искушения посмеяться над ними. Вместо этого она великодушно подчеркивала их человечность.

Тесс вступала в третий зал не без содрогания. Едва войдя в него, она почувствовала, будто начинает распадаться на куски.

Стены были увешаны огромными, невероятно красноречивыми изображениями маленького мальчика, Майкла. Они запечатлевали его с двух лет и по сей день, показывая в дюжине ипостасей его растущую личность, и каждое изображение было шедевром. Казалось, его лицо таит в себе тысячу возможностей и в то же время раскрывается в тысяче нюансов.