Месть нибелунгов - Вольфганг Хольбайн

Зигфрид попытался призвать Брюнгильду, богов, дух своего отца. Ответа не было, и каждое произнесенное слово заставляло его рот наполняться холодным воздухом, так что он вскоре отказался от этого. Вскоре он впал в дрему, думая о Ксандрии, ведь только эта мысль грела его теперь. Он держался на грани между сном и явью, словно подчиняясь вечным сумеркам. В паузах между дремотой принц усилием воли сбрасывал с себя оцепенение, но даже не мог сказать, сколько времени он пробыл в полусонном состоянии и что его разбудило.

Внезапно послышался странный звук, как будто застонал кто-то из титанов, и онемевшее тело Зигфрида вздрогнуло. Он заставил себя открыть глаза и посмотреть сквозь щель, которую он оставил в защитном покрове мехов. Перед корабликом… было темно. Принц не мог бы описать это более точно, но все же это были не те светло-серые сумерки, которые окружали его в последние дни. Или недели?

Зигфрид выбрался из груды мехов и понял, что холод отступил. Конечно, ветер по-прежнему был холодным, но от него, во всяком случае, не дубела кожа. Пытаясь встать, Зигфрид дважды упал. У него болели ноги, а колени не хотели разгибаться. Наконец, покачиваясь из стороны в сторону, он все же встал на ноги и, сняв с лица корку льда, попытался рассмотреть место, в котором оказался.

Земля!

Нос лодки уткнулся в землю.

Тут не было ни травы, ни песка, ни гальки. Только скалы. Серые мрачные скалы, немного напоминавшие побережье Исландии.

Зигфрид взял кожаный сверток с Нотунгом и сошел на берег. Твердая почва под ногами, крепкая и надежная, вызывала приятные ощущения. Не было никаких сомнений в том, где он находился.

— Баллова, — прошептал Зигфрид.

Брюнгильда сдержала слово.

Едва став королевой, Ксандрия почувствовала, как ей трудно справляться с повседневными обязанностями. И не потому, что ей не хватало душевного порыва или времени — нет, просто она так тосковала по Зигфриду, что никакие другие мысли не занимали ее. Как правительнице, Ксандрии нужно было уделять все свое внимание государству, поскольку радость по поводу окончания войны уже прошла, а хранившиеся в замке припасы давно были съедены. К ксантенцам возвращалась повседневность, и эта обычная жизнь, как всегда, была наполнена проблемами, связанными с бедностью и болезнями. Конечно, большинство наемников приняли предложение осесть здесь, но переданные им хутора находились в плачевном состоянии, а время сева для осеннего сбора урожая, к сожалению, было упущено. Уже сейчас стало ясно, что зима будет тяжелой, а на лето рассчитывать не приходилось.

Кроме того, возникли споры между наемниками и коренным населением. Случалось, что в некоторых поселениях сразу трое мужчин спорили за один хутор, и управляющие никак не могли разрешить этот конфликт. Во многих случаях разбираться в ситуации приходилось королеве, и та часто убеждалась в том, что два человека иногда обладали одинаковым правом на одну и ту же собственность и решение, принятое в пользу одного, было несправедливым по отношению к другому. Ксандрия, выросшая с твердой верой в то, что добро и зло можно разделить, искренне расстраивалась, понимая, что ей не удастся установить справедливость.

По ночам юной королеве было еще хуже. Ее тело, успевшее привыкнуть к теплу спящего рядом Зигфрида, к объятиям его сильных рук, не давало ей уснуть. Она просыпалась от кошмаров, долго думала о своем возлюбленном, а потом укутывалась в одеяло и плакала в подушку, ожидая восхода солнца. Никто не мог сказать, сколько продлится путешествие Зигфрида. Сам принц лишь намекал ей на то, что предпринятая им поездка позволит доказать его наследное право на Ксантен. Опьяненный радостью, Зигфрид говорил о завершении всех страданий в том случае, если он найдет легендарного кузнеца. Ксандрию беспокоило то, что ее возлюбленный полагался на древних богов. Это была ересь, по крайней мере так ее учил отец. А ересь могла привести только к смерти. Ксандрия верила, что до свадьбы сможет уговорить Зигфрида перейти в христианскую веру. Насколько ей было известно, Гернот был крещен, как и вся бургундская династия, а значит, крещеной была и родная мать Зигфрида, королева Кримгильда.

Следовать воле древних северных богов означало следовать воле дьявола и отправиться в ад!

Словно в подтверждение ее плохих предчувствий, при дворе стали проявляться мрачные знамения. Корова разрешилась мертвым теленком с двумя головами, три святых воскресенья подряд шел дождь, молния ударила в ксантенскую церковь…

Ксандрия молилась каждое утро и каждый вечер. И каждый из ее снов был молитвой.

Шли недели, и давление на королеву усиливалось. Тойдебальд просил о встрече, так как война саксов за их трон затрагивала его границы, которые они должны были оборонять вместе с Ксантеном. А если могущественный Тойдебальд о чем-то просил, для всех остальных это было приказом. Семейные распри саксонских кланов привели к тому, что Йор все настойчивее стал предлагать ей руку и сердце, рассчитывая укрепить свои позиции. Конечно, он слышал о том, что Ксандрия собиралась выйти замуж за покорителя страны Зигфрида, но исходил из того, что обещание мира в регионе способно было изменить точку зрения королевы. Рим же, в свою очередь, надеялся на укрепление торговых отношений с Ксантеном, поскольку именно он через посредничество Бургундии привел к смене власти в королевстве.

Без Зигфрида Ксандрия чувствовала себя слабой, и все королевства, имевшие какие-то требования к Ксантену, считали ее нерешительной и замкнутой правительницей.

Вскоре на смену весне пришло лето, и Альбан задал вопрос, о котором Ксандрия отказывалась думать вот уже много недель: «Что мы будем делать, если Зигфрид не вернется?».

Ничего подобного Зигфриду еще не доводилось видеть. Остров был скалистым, как и Исландия, но цвет скал казался чуть светлее. К тому же здесь была равнина без возвышений, а закругленный край берега наводил на мысль, что он появился благодаря чьей-то задумке. В этих вечных сумерках ничего не росло, здесь не водились звери. Стоило отойти на три шага от воды, как шум моря исчезал и казалось, что ты оглох. Даже собственный голос становился приглушенным.

У Зигфрида возникло ощущение, будто он находится не на острове, а на огромной круглой каменной тарелке, которую кто-то бросил в море. Судя по круговой линии берега, на то, чтобы пройти остров по диаметру, потребовался бы день. А чтобы обогнуть его по периметру, понадобилось бы в три раза больше времени.

Принц решил отправиться к центру круглого острова, уверенный в том, что именно там живет тот, кого он искал. Хотя за последние дни голод и жажда ослабили его тело, Зигфрид был бодр и твердым шагом шел по намеченному пути. Вряд ли боги, оберегая его в море, хотели бы, чтобы он скончался на этом скалистом острове. Он увидел какой-то проблеск в сумерках на краю мира. Сперва отблеск был белым, как раскаленная сталь, а затем стал красноватым, как пылающее дерево. Огонь мерцал где-то вдали, и когда он разгорался, то его языки достигали неба. Когда Зигфрид услышал приглушенные, а затем все более мощные удары молота по железу, он понял, что пришел к заветному месту.