Большая Охота - Дмитрий Янковский

Дважды гравилет был атакован ракетами. Первую я сбил на дистанции более двух километров точным ракетным ударом, а вторая неожиданно рухнула на нас сверху, атаковав по навесной баллистической траектории с погашенным реактивным двигателем. Когда я заметил падающее с небес трехметровое тело, оставалось только полностью открыть диафрагмы и стартануть на пределе скорости. Гравилет бросило вперед, словно из катапульты, но все же мне не удалось как следует сорвать дистанцию, поэтому ударной волной от взрыва нас шарахнуло так, что машину буквально искорежило в воздухе. Вернувшись из небытия, я обнаружил, что гравилет горит в хвостовой части, видимо облитый топливом из разлетевшихся вдребезги турбин. Крылья вывернуло с корнем, часть обшивки снесло. Ольга повисла на ремнях кресла без сознания. Понимая, что технику уже не спасти, я бросился приводить в чувства напарницу.

Никаких особых повреждений я у нее не заметил, скорее всего ее, как и меня, вырубило контузией. По крайней мере у меня сильно гудело в ушах. Пришлось высвободить ее из ремней и уложить на сильно накренившийся пол, чтобы облегчить приток крови к мозгу. В таком положении она очнулась через несколько секунд.

Однако вскоре натиск биотехов был отбит полностью. По моим самым скромным прикидкам совместно с командой «Кочи» мы ликвидировали не менее трех сотен тварей. Такого улова не было за всю историю человечества, это точно. Первую Большую Охоту, таким образом, можно было смело назвать удачной.

Но гравилет горел, и надо было как-то из него выбираться. Машина полностью потеряла управление и зависла на высоте около восьмисот метров, что делало эвакуацию до крайности затруднительной. Причем сферы антигравитационного привода Шерстюка не откликались ни на какие команды штурвала — вся электроника умерла наглухо.

Перегрев обшивку, огонь перекинулся внутрь, источая густые клубы черного дыма. Учитывая отсутствие обтекателя кабины, это было не так уж страшно. Страшнее было ждать, когда огонь разгорится и нам некуда будет деться.

— Что будем делать? — встревожено спросила Ольга.

— Пока не имею понятия.

— Я тоже, — призналась она.

Мы увидели, как «Коча», разделавшись с последними торпедами, всплыл на поверхность. Палубного выхода на корабле мы не предусмотрели, но вскоре из воды на обшивку выбрался Док с дыхательным аппаратом и начал махать нам рукой. Я хотел стрельнуть куда-нибудь в сторону из бортового пулемета, чтобы он понял, что мы хотя бы живы, но все оружие гравилета имело электрический привод и не откликалось на органы управления. Пришлось, рискуя вывалиться из кабины, забраться на приборную панель и помахать ему снятой технической курткой. Док заметил и махнул еще несколько раз, блеснув линзами бинокля в руке.

Сообразив, что он нас видит куда лучше, чем мы его, я сообщил ему жестами нашего языка о своем плачевном положении. Он развел руками и уселся на обшивку. Видно было что он говорит в гарнитуру, сообщая о случившемся. Огонь между тем разгорался.

— А в воду с такой высоты прыгать опасно? — спросила Ольга, щурясь от подступающего жара.

— Смертельно, — уверенно заявил я.

Это было действительно так, но при взгляде вниз меня осенила другая, более продуктивная идея.

— Снимай ремень! — сказал я Ольге.

— Зачем?

— Снимай, пожалуйста!

Она нехотя расстегнула пряжку и вытащила ремень из лямок штанов. Я снял свой, соединив их вместе.

— Цепляй за что-нибудь, покрепче! — попросил я. — Полезу наружу.

— Зачем? — испугалась она.

— Попробую сместить сферы антиграва вручную, раз электроника не работает.

— Ты же не муха! Как ты удержишься на обшивке?

— Никак, — просто ответил я. — Цепляй ремень! Мне надо еще рычаг сообразить!

Найти подходящий для рычага предмет оказалось не так уж сложно — напрягшись, я выломал длинную ручку управления амортизатором пилотского кресла. А вот выбраться наружу действительно было не просто. Сделав на свободном конце ремня петлю, я сунул в нее левую руку и накрепко затянул, чтобы запястье не выскользнуло. Понятно, что висеть на такой подвеске будет не просто больно, а очень больно, поэтому я предусмотрительно достал из аптечки инъектор с обезболивающим и вколол себе дозу. В голове помутилось, зато ощутилась нарастающая наркотическая эйфория.

— Чему ты улыбаешься? — спросила Ольга.

— Тому, что дышу, — хохотнул я.

Сжав в руке импровизированный рычаг, я, уже без особого страха, выскользнул из кабины. Левую руку рвануло сильно, но впившийся в кожу ремень хоть и чувствовался, но боли не причинял. Люк антигравитационного привода в днище был совсем рядом, почти под самой кабиной. Чтобы его достать, достаточно было раскачаться, а затем попробовать уцепиться за одну из двух боковых скоб. Но придумать такой трюк оказалось куда проще, чем исполнить его. Мне понадобилось минуты три, чтобы добиться достаточной амплитуды. За это время кисть левой руки распухла и покраснела. Несмотря на это, мне пришлось сунуть в скрюченные пальцы рычаг, чтобы осободить правую руку для захвата.

С нескольких попыток мне удалось зацепиться за боковую скобу. Однако я оказался в крайне затруднительном положении, поскольку длины ремней хватало едва-едва, и я оказался похож на гимнаста, делающего «крест» на гимнастических кольцах. Только гимнаст держится за счет силы рук, а меня растянуло — левую руку держал натянутый до предела ремень, а правой я вцепился в скобу, не имея возможности ни открыть люк, ни переложить рычаг в правую руку. Причем долго я так висеть не смог бы точно, поскольку пальцы-то не железные. Да и жар огня, надо сказать, был уже ощутимым.

— Оля! — отчаянно выкрикнул я. — Отцепляй ремень!

— Ты с ума сошел?! — раздался из кабины ее голос.

— Отцепляй, черт бы тебя побрал! Быстро!

Похоже, голос у меня был таким, что Ольга выполнила просьбу, не потребовав объяснений. Я повис, качаясь и держась за скобу одной правой рукой. Даже с учетом инъекции обезболивающего это было малоприятно. Левая рука освободилась вместе в ремнем, но так опухла, что с трудом держала рычаг, поэтому мне пришлось схватить железный прут зубами и только потом повернуть онемевшими пальцами замок люка. Люк распахнулся, показав ажурные сферы антиграва на системе управляющих шестерен.

Тогда я схватился за скобу двумя руками, иначе не выдержал бы и свалился. Но и так висеть долго не получилось бы. Поэтому я, недолго думая, снова отпустил правую руку, а левую намертво примотал болтающимся ремнем к скобе. Теперь, по крайней мере, я не рисковал сорваться с восьмисотметровой высоты, а также получил возможность снова перехватить рычаг правой рукой. Держать в зубах стальной прут — ощущение не из приятных.