Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

— Ты его держишь? — поинтересовалась Лангриер.

— Держу.

Трясучкин голос поднялся до визга. — Это она! Она хочет убить герцога Орсо! — Он уже дрожал, клацал зубами. — Мы порешили Гоббу и банкира! Банкира… звали Мофис! Отравили его, а потом… потом… Принца Арио, в Сипани! У Кардотти! А теперь…

Лагнриер впихнула ему между зубов потрёпанную деревянную шпонку, положив скорый конец его бесплодным признаниям. — Не хочу чтобы ты язык себе отгрыз. Необходимость рассказать мне что-нибудь стоящее всё ещё в силе.

— У меня есть деньги! — каркнула Монза, постепенно возвращающимся голосом.

— Чего?

— У меня есть деньги! Золото! Полные ящики! Не при себе, но… золото Хермона! Всего лишь…

Лангриер захихикала. — Ты изумишься — почти каждый в такое время вспоминает о зарытых сокровищах. Срабатывает не часто.

Пелло осклабился. — Если б у меня оказалась хотя бы десятая часть того, что мне наобещали в этом подземелье, я был бы богачём. А я, если тебе трудно догадаться, нет.

— К тому же если у тебя и есть все эти полные золота ящики, где я его нахер буду тратить? Ты опоздала со взяткой всего на какую-то пару недель. Талинцы полностью блокировали город. От денег здесь толку нет. — Лангриер помассировала плечо, поморщилась, прокрутила руку, затем потянула из жаровни железо. Оно визгливо скрипнуло звуком металла по металлу, взметая буранчик оседающих искр и тошнотную судорогу страха в трепыхающихся внутренностях Монзы.

— Это правда, — прошептала она. — Правда. — Но вся сила из неё вышла.

— Конечно же. — И Лангриер шагнула вперёд и прижала раскалённый до желтизны металл к лицу Трясучки. Раздался звук, подобный тому, который издаёт ломтик сала, когда его бросают на сковородку, только громче и, само собой, его венчал безумный, клокочущий, невыносимый визг. Спина северянина выгнулась, тело дёрнулось и забилось как рыба в сети, но мрачнолицый Пелло не ослаблял хватки.

Взметнулся жирный пар, Лангриер привычным выдохом скривившихся губ задула маленький сгусток пламени, толча железом туда-сюда в его глазу. При этом у неё был вид, какой мог бы быть протирай она стол. Неприятная, нудная рутина что свалилась на неё и к несчастью, должна быть выполнена.

Шкворчанье сделалось тише. Крик Трясучки обернулся сиплым стоном, последний воздух выходил из лёгких, с натянутых губ слетали брызги слюны, пенящейся под деревяшкой между оскаленных зубов. Лангриер отступила. Железный прут остыл до тёмно-оранжевого, с боку к нему налипли пятна курящегося пепла. С долей отвращения, она бросила его обратно на уголья.

Пелло разжал руки и голова Трясучки обвисла, дыханье перхало в глотке. Монза не знала в сознании тот или нет, чувствует что-нибудь или нет. Она молила, чтобы нет. В камере смердело обугленным мясом. Ей нельзя глядеть на его лицо. Нельзя смотреть. Должна посмотреть. Мельком взглянуть на громадную черную полосу, идущую по щеке через глаз, с краснотой сырого мяса вокруг, раздувающуюся пузырями, масляно блестевшую вытопленным с его лица жиром. Она сразу же одёрнулся взгляд, уткнулась вытаращенными глазами в пол, воздух с трудом попадал в горло, а кожа сделалась мокрой, холодной и вялой, как у выловленного из реки трупа.

— Вот, пожалуйста. Ну разве ж не лучше было б нам обойтись без этого? И всё ради того, чтобы сохранить военную тайну ещё несколько минут? Всё что вы от нас утаите, мы позже вытянем из той желтоволосой сучки. — Она ладонью поразгоняла воздух перед лицом. — Блин, воняет. Сбрось её, Пелло.

Загремели цепи и она съехала вниз. Она даже не могла стоять. Слишком напугана, слишком избита. Колени оцарапались о камень. Хрустело дыхание Трясчки. Лангриер тёрла плечо. Пелло тихонько щёлкал языком, пока закреплял цепи. Монза ощутила, как подошва его сапога вдавливается в её икры.

— Пожалуйста, — прошептала она, трясясь всем телом, стуча зубами. Монцкарро Муркатто, повергающий в ужас Мясник Каприла, грозная Талинская Змея, чудовище, что купалось в Кровавых Годах — всё это стало далёким прошлым. — Пожалуйста-а!

— По твоему, нам в удовольствие творить такое? По твоему, мы бы не хотели разговаривать с людьми по хорошему? Например, меня, люди, в основном, любят, не так ли, Пелло?

— В основном.

— Умоляю, выдай мне что-нибудь полезное. Просто скажи… — Лангриер закрыла глаза и потёрла их тыльной стороной ладони. — Просто скажи мне, хотя бы, кто отдаёт вам приказы. Давай начнём с этого.

— Хорошо, хорошо! — Монзе жалило глаза. — Буду говорить! — Она чувствовала, как по лицу бегут слёзы. — Говорю! — Она не отдавала себе отчёт, что произносит. — Ганмарк! Орсо! Талинс! — Ахинея. Ни о чём. Всё, что угодно. — Я… я работаю на Ганмарка! — Всё что угодно, только пусть железные прутья останутся в жаровне ещё пару секунд. — Я от него получаю приказы.

— Напрямую от него? — Лангриер угрюмо взглянула на Пелло и тот прервался ковырять мозоли на ладони, для того, чтобы угрюмо посмотреть в ответ.

Монза попыталась вытрясти из головы всю муть. — Чё т хошь шоб я тьбе сказала? — Слова заплетались в её распухшем рту.

— Что-нибудь, что мне невъебенно пригодится!

Окровавленные монзины уста задвигались вверх и вниз, но из них не изошло ничего, за исключением струйки красных слюней. Ложь бесполезна. Правда бесполезна. Рука Пелло встряхнула её голову назад, тугая как петля, вытянула её лицо навстречу потолку.

— Нет! — тявкнула она. — Нет! Н… — Деревяшку, мокрую от слюны Трясучки вставили ей в рот.

Лангриер показалась перед расплывающимся взором Монзы, тряся вытянутой рукой. — Гадское плечо! Клянусь, мне больнее чем всем остальным, но никто ни разу надо мной не сжалился, а? — Она повозила новым железным прутом, очищая от углей, подняла его. Бледно-жёлтый, он озарил её лицо тусклым светом, заискрились бусинки пота на лбу. — Есть ли что-нибудь скучней, чем боль других людей?

Она поднесла железо. Слезящийся глаз Монзы вдавленно распахнулся и уставился на его белый кончик, смотрящий на неё сверху и столь мягко потрескивающий. Грудь содрогалась и хрипела. Она почти чувствовала щекой исходящий от него жар, уже почти чувствовала боль. Лангриер наклонилась вперёд.

— Стоять. — Самым краешком глаза она заметила смутные очертания в дверном проёме. Она моргнула, затрепетала веками. Огромный толстый мужчина, стоял на верхней ступеньке в накинутом белом халате.

— Ваша светлость! — Лангриер моментально задвинула железо обратно в жаровню, как будто это её оно жгло. Объятья вокруг головы Монзы внезапно разжались, сапог Пелло слез с её икр.

Глаза великого герцога Сальера медленно шевелились на бескрайней шири его бледного лица, с Монзы на Трясучку, и снова на Монзу. — Это они?