Охота на ведьму - Алёна Харитонова

— Но учти, бабусь, из селенья дальше, чем на версту огонь уносить нельзя — погаснет, — предупредил Торой.

Это было правдой — порвётся тонкая нить Силы и развеется волшебство, но это тоже только на пользу — не украдут диковину завистливые люди.

— Что ты, что ты! — замахала Ульна руками. — Да чтоб мы его кому отдали!

Она едва не с трепетом приняла пиалу из рук чародея и собралась было уже идти, но на пороге обернулась и спросила нерешительно:

— Милок, а как его потише-то сделать, ну, когда спать ложимся?

Торой уже откинулся на кровать и даже задул бесполезную теперь в доме Ульны свечу, но всё же ответил сонным голосом:

— Ты ему скажи «тише» или «громче»…

Бабка поклонилась сначала засыпающему кудеснику, потом огоньку и прошептала: «Тише». Светляк послушно убавил яркость и слабо-слабо замерцал. Едва дверь за старушкой закрылась, до мага донеслось: «Громче!» и в щель из-под двери пролился луч ослепительного света.

«Ну, теперь до утра практиковаться будет», — успел подумать Торой, прежде чем провалиться в сладкий крепкий сон.

«Хлюп, хлюп», — чавкали лошадиные копыта.

«Шлёп, шлёп», — стучали нудные дождливые капли по капюшону кожаного плаща.

«Звяк, звяк», — уныло отзывались стремена.

Скукота. Только жирная грязь весело брызжет во все стороны. Подол нового ещё платья навсегда потерял опрятный вид — промок и покрылся плюхами мокрой земли вперемешку с глиной. Бе!

Да, похоже, дождь в Фариджо зарядил так же надолго, как в своё время зима в соседнем Флуаронис. Ну, никак не везло путешественникам на погоду. Хоть плачь!

Люция уныло покачивалась в седле и смотрела в пелену нудного серого дождя. Дорога вилась через лес. С отяжелелых еловых лап стекала вода, низкое небо грозило задеть верхушки деревьев (а может, и задело — зацепилось, да так и осталось тут, изливать горькие слёзы). Лошади нет-нет, да оскальзывались в грязюке, вот и приходилось держать ухо востро, дабы не свалиться в мерзкую жижу, прямо под копыта собственному коню. Гадкая влажность забиралась под одежду. Холодно не было, но платье и кожаный плащ противно липли к телу. Ещё жутко хотелось спать, а нудная рысца прямо-таки убаюкивала.

Несколько раз ведьма даже принималась клевать носом, но была пристыжена бодрым Тороем, который незамедлительно поставил ей в пример Илана. Мальчишка и не думал спать, он сидел на спине смирного гнедого коня аккурат перед магом и выспрашивал волшебника о всевозможных магических закавыках. Вопросы сыпались из паренька один за другим. То он хотел знать, почему они едут в Гелинвир на лошадях, а не переносятся по воздуху («Потому что Гелинвир — магическая крепость и волшебством к ней не подберёшься — погибнешь — очень сильна защита», — терпеливо объяснял Торой), то просил рассказать подробнее об Искусниках, то спрашивал, почему плакала старая Ульна.

Бабка и впрямь прослезилась, отправляя странников в дорогу — обняла, расцеловала, поклонилась, вручила увесистый мешок с провизией и долго-долго смотрела вслед. Вообще, провожали волшебника и его спутников всей деревней, поскольку к моменту пробуждения чужестранцев маленькое поселение гудело, как улей. О чудесном неземном огоньке знали уже все — от младенцев до дворовых псов. Несмотря на дождь и раннее утро, жители выстроились вдоль улицы и прощально махали вслед удаляющимся всадникам. Выглядело это очень впечатляюще. Люция даже позволила себе на миг представить, что она — знатная особа, которую вышли провожать в дальнюю дорогу верные простолюдины.

Странников снабдили всем необходимым — добротными плащами, лошадьми, провиантом. А Илану даже вручили берестяной короб сливочных тянучек (любимое лакомство Тороева детства). Стоит ли говорить, что денег за лошадей и одежду с путников не взяли?

Когда деревня осталась позади, и кони перешли на резвую рысь — быстрее по этакой скользкой грязи ехать было опасно — полный страдания и отчаяния вопль долетел до слуха чуткой колдунки. Остановив свою кобылку, ведьма оглянулась. Сквозь пелену дождя ей посчастливилось разглядеть некий комок грязи, пронзительно орущий и скачущий по глинистой жиже, словно невиданных размеров кузнечик. Люция уже решила на всякий случай испугаться, но не пришлось — комком грязи оказалась кошка-трёхцветка со двора Ульны (стало быть, прикипела к внучку зеркальщика). Собственно, теперь она была одноцветка — эдакая бурая ошмётина мокрой глины.

— Кошенька! — радостно завопил Илан.

А Торой застонал от ужаса. Чего-чего, а только грязной кошки не хватало в их пёстрой компании. В результате сливочные тянучки были высыпаны в мешок с едой, а грязная и мокрая Кошенька уложена в квадратный берестяной короб. На руках у мальчишки заморенная животина успокоилась и уснула. Так и ехали вчетвером навстречу неизвестности.

— Всё, дальше я не поеду! — возмутилась Люция. — Если хочешь показать лучший результат в конной рыси по глине — дело твоё, а с меня хватит! Я устала, проголодалась и вообще, вы там всё время чешете языками, а я тут тащусь рядом в молчании, как круглая дура!

Она ещё плаксиво подбавила в голос слезы, чтобы Торой почувствовал себя окончательно виноватым. Удалось пробудить в этом чёрством сухаре совесть или нет, ведьма так и не поняла, но, во всяком случае, маг покладисто согласился:

— Ты права. Давайте сделаем привал, да и лошади отдохнут.

Но всё же пришлось проехать ещё немного вперёд, в поисках относительно сухой поляны. Тут уж выросшая в чаще колдунка не сплоховала. Она ловко заприметила старый раскидистый ельник и уверенно углубилась в самую его чащу, отыскав к всеобщему удивлению совершенно сухую, усыпанную мелкой коричневой хвоей полянку. Точнее даже не полянку, а местечко среди трёх близко выросших и свившихся ветвями исполинов.

Костёр, разумеется, разводить не стали, да и не было в том нужды. Расстелив белоснежный рушник, девушка проворно разложила на нём припасы. Трапеза прошла в полном молчании — путники слишком проголодались, чтобы без толку чесать языками. Кошенька, слопав кусок варёной курицы, принялась тщательно вылизываться. Это, конечно, мало что исправило.

Наконец, даже Люция, обладавшая, как подметил Торой, отменным аппетитом, благодушно откинулась к толстому стволу могучей ели и сыто зевнула.

— Эх, сейчас бы вздремнуть… — мечтательно протянула она.

Торой забросил в рот сливочную тянучку и ответил:

— Я бы не вздремнуть хотел, а посмотреть, что там с Эрнин…

Ведьма дернулась, и вся её блаженная истома ушла в никуда:

— С Эрнин? — окрысилась она неизвестно на что. — Соскучился уже? Ну, на, посмотри…