Бретонская колдунья (сборник) - Юлия Галанина

– Кушай, прохлада моего сердца! – рокотала Фатима. – Кушай, мой заморский цвэточек! Тебе еще надо много кушать, много спать, много узнать, чтобы стать настоящей женщиной для настоящего гарема!

В доме госпожи Бибигюль, видимо, пребывало много девушек из самых разных стран. Потому что Жанну поместили во вполне по-европейски обставленную комнату.

Уже через несколько дней один из евнухов на чистейшем французском языке сказал ей:

– Если госпожа заплатит, я передам письмо в христианский квартал. К судьбе такой знатной дамы единоверцы не окажутся безучастными. Тринитарии, занимающиеся освобождением пленных, выкупят вас. За небольшой процент я согласен посредничать.

– Я подумаю… – очень холодно ответила Жанна.

Прошло немного времени, Жаккетта и правда привыкла к чужой одежде и перестала бояться, что уронит штаны или потеряет шлепанцы.

Она даже стала понемногу выбираться из комнаты во внутренний дворик, где было чисто выметено, росли цветы и стояли клетки с певчими горлинками, дроздами, перепелками. В жаркую пору, стараниями Масрура, там всегда было полито.

Фатима одобрила успехи пленницы и перешла к следующей стадии наведения красоты.

– У красавиц, мой цвэточек, если это настоящая красавица, ладонь всегда выкрашена хной и поэтому алая, как вечерний закат. Что лучше скажет для глаза господина, что красавица создана не для грязной работы, а для горячей любви? А? Сейчас мы тебе ладони красить не будем, а будем удалять пастой твой ненужный волос. А нужный волос будем беречь, чистой водой мыть, розовым маслом мазать. Надо тебя в хамам – баню – сводить, но пока не надо. Зачем лишний раз показывать? Пока дома будем из комочка глины полноликую луну делать.

Фатима достала скляночку. Жаккетта узнала терпентиновую пасту – у мессира Марчелло такая была в коллекции снадобий.

После того как «ненужный волос» с тела был удален, Фатима вымыла голову Жаккетте с помощью ароматной мылистой глины – видно, гаэтское мыло было здесь не в моде.

Затем вмассировала во влажные волосы розовое масло. Жаккетта заблагоухала, как охапка роз.

– Ах, мой цвэточек, – довольно вздохнула Фатима. – Ты сейчас – прямо гюлистан[56]! Теперь лицо совсем светлое делать будем, гладкое! Батикой надо мазать.

Из очередного сундука появилась россыпь флаконов и баночек.

Фатима напудрила лицо Жаккетте светлой пудрой и густо подвела глаза и брови угольно-черным цветом. В этом обрамлении синие глаза Жаккетты стали еще ярче.

«Госпожа Изабелла, увидев такое, – довольно подумала Жаккетта, – наверное, чувств лишилась бы. Это совсем не похоже, как красятся наши дамы!»

– О! Какие глаза! – запричитала Фатима. – Такие прекрасные глаза – тюрьма для сердец! Масрур, Масрур! Ну, где ты бродишь? Посмотри, старая ты лиса, какую бирюзу прятал плод твоего сердца! В казне у халифа Гаруна ар-Рашида не было такого яркого камня!

Прибежал Масрур, восхищенно воздел ладони вверх и продекламировал из Хафиза:

Так прекрасен весь твой облик – словно розы лепесток,

Стан подобен кипарису. Как ты дивно хороша!

Красотой твоей наполнен сад души моей, твои

Пахнут локоны жасмином. Как ты дивно хороша![57]

Жаккетта, конечно же, ничего не поняла, но ей очень понравилась такая суматоха вокруг нее.

– А из чего делается эта батика? И подводка?

– Ай, молодец, мой цвэточек! – одобрила интерес Фатима. – Надо знать, конечно надо. Когда не знаешь – всякое барахло берешь. Умная женщина на свое лицо барахло мазать не будет! Сейчас расскажу! Масрур, от твоей лени разболится печень у льва! Девочка худеет на глазах! От такой заботы скоро в саду ее прелести дамасская роза превратится в шафран, локон-гиацинт совсем поникнет!

Напуганный ужасной картиной умирания Жаккетты от голода, Масрур тяжелым галопом понесся в кладовую за едой.

– Садись сюда, прохлада моего глаза! – Фатима усадила Жаккетту за низенький столик. – Вот это зовут кохл, или сурьма. Я больше люблю кохл. Делаешь его так. Берешь лимон, срезаешь макушку. Мякоть вынимаешь, а вместо мякоти кладешь порошок из камня, которым рисовать хорошо. Художник им рисует.

– Графит? – угадала Жаккетта.

– Да. И еще добавляешь соскобленный со старой медной вещи налет. Лимон кладешь на огонь – пусть обуглится. Затем растираешь в ступке. Клади туда же, в ступку, коралл, жемчуг, сандал и амбру. И обязательно добавь крыло летучей мыши и лапку хамелеона.

– А где взять-то? – удивилась Жаккетта. – Я и не видела ни разу этого хамелеона.

– В любой порядочной лавке москательщика есть! – отмахнулась Фатима. – Все разотрешь хорошо-хорошо и опять калишь на огне. Пока смесь еще горячая – добавь розовой воды. Потом клади в коробочку, надо – доставай его палочкой и рисуй себе глаза!

Подоспел Масрур с подносом.

Фатима вознесла молитву Аллаху, Жаккетта – Пресвятой Деве, и они принялись за еду. Уплетая за обе щеки не хуже Жаккетты, Фатима продолжала рассказывать:

– Если хочешь сделать батику, клади в ступку белый мрамор, буру, рис, белую ракушку, лимон и яйцо. Все растирай. Потом смешай муку из нута, чечевицы и бобов. А затем, мой цвэточек, бери дыню и делай ее как тот лимон, пустую внутри. Заполнишь смесью и поставишь дыню на солнце. Когда она высохнет, мелешь все в порошок и имеешь превосходную батику!

– А… когда я в гарем попаду? – помолчав, спросила Жаккетта.

Ей вдруг стало страшно. Заныл висок, заболела голова. Северная Африка, это так далеко… Чужое место…

– Не волнуйся, кровь моего сердца! Гарем без тебя не останется! – утешила ее Фатима. – Ты еще сырая. А главное, я продам тебя в тот гарем, куда продаст свой товар мерзавка Бибигюль! И я продам тебя хоть на дирхем[58], но дороже, чем она, да пошлет ей Аллах великий плохой сон! Но она крутит, никто не знает, почему она держит товар при себе! Эта печаль терзает мою печень! Какого аш-шайтана[59] она ждет?!

Глава IV

А вечерами Фатима рассказывала сказки. На своем экзотическом французском языке. Было видно, что ей абсолютно все равно, правильно она говорит или нет – главное, чтобы понятно. Она с легкостью перепархивала с арабского на французский и обратно и не забывала подкреплять свою речь там и там энергичными жестами.

В маленькой комнате было сумрачно, горела носатая лампа, и вился сладкий дымок над курильницей, где тлел сандал, отгоняя злых духов и нежелательных гостей.

Жаккетта лежала в жаркой полудреме, на границе сна и бодрствования. Фатима сидела на краешке тюфяка, расчесывала свои волосы костяным гребнем и выплетала затейливый узор арабской сказки: