Энциклопедия пиратства - Жан Мерьен

И, действительно, они так хорошо спрятались, что в течение трех дней их никто не мог найти; уже даже корсары решили поднять якоря, чтобы возвращаться к себе, как тут, к несчастью, посланные на поиски беглецов нашли в одной пещере в скале нашего бретонца, который находился немного в отдалении от других спрятавшихся рабов. Тотчас он был доставлен на корабль своего хозяина, где ага, офицер Дивана, одев пленнику на ноги цепи, назначил беглецу столько ударов палкой, что ему переломали почти все части тела, что было еще только началом мучений, потому что ага хотел по приезде в Алжир передать беглеца на суд Дивана, чтобы преступника приговорили к сожжению на медленном огне.

Салифика был крайне рассержен неблагодарностью своего раба, которого он очень любил за его послушание и ловкость, и он принял решение спасти юношу от казни на огне. Вернувшись в Алжир, он ночью пустил бедняге кровь, и тот умер от потери крови достаточно безболезненно, после чего он похоронил любимого раба на христианском кладбище. Вскоре Диван прислал палача, чтобы объявить молодому ренегату о том, что он будет сожжен на площади. Посланцу ответили, что приговоренный умер от болезни и уже похоронен. В ответ на это Диван приказал немедленно вытащить покойника из могилы и сжечь его на площади Бабалуа, находящейся за пределами города, на которой варвары привыкли проводить жестокие казни над христианами; приказание было сразу исполнено, и турки закончили эту жестокую трагедию, извергая всевозможные оскорбления против умершего и христианской религии.

Я узнал от двух его товарищей, тоже рабов Салифика, что молодой Ивон до последнего вздоха уверял всех в своем глубоком желании умереть христианином и не переставал взывать к милосердию Божьему, и все его слова свидетельствовали о полном и искреннем раскаянии. Он умер 22 июля 1634 года.

А вот другая история, приключившаяся в мае 1634 года.

Юноша по имени Жак, совсем мальчик 12-ти или 13-ти лет, уроженец Булони в Пикардии, из семьи не богатой, но заслужившей почтение своей набожностью, был вынужден в раннем возрасте избрать профессию моряка и поступить на корабль в должности юнги, где он работал на кухне. Едва он был взят на морскую службу, как его корабль распустил паруса и ушел в дальнее плаванье. И вот он уже давно находится в открытом море, где каждый корабль рискует наткнуться на пиратов и наш не явился исключением. Пираты сначала гонятся за ним, потом атакуют с обычной для них яростью и заканчивают свою операцию полной победой. Захватив корабль, они приводят его в Гулет, порт города Туниса, где все бедные христиане в качестве рабов препровождаются на базар для публичного торга.

Юноша, о котором идет речь, был самым хорошим „товаром“, потому что турки особенно предпочитают брать в свое хозяйство детей. Хозяин, купивший мальчика, думал, что ему будет легко ввиду молодости раба завлечь того в свою секту неверных, но он столкнулся с обратным: чем больше он склонял мальчика к перемене религии, тем тверже тот становился в своей вере; тогда хозяин решил поменять свои методы и на время прекратил давить на ребенка.

Как-то раз ночью, когда молодой раб спал, он заставил снять с него шляпу и одежду христианина и заменить их на турецкие с очень красивым тюрбаном. На следующее утро молодой пленник, не найдя своей одежды, оказался в большом затруднении и, не желая ни под каким видом надевать новое платье, оставался в постели до полудня, но, в конце концов, страх перед своим хозяином и голод, плохой советчик, привели его к принятию решения одеть эти мусульманские одежды с намерением, однако, не объявлять себя ренегатом ни в коем случае или сделать это только для видимости; надо сказать, что принимая подобное взрослое решение, он заливался слезами.

Сразу же знакомые турки, друзья его хозяина, пришли с поздравлениями, но юноша, чтобы сразу охладить их пыл, рассказал о подлоге, который был ему сделан, и заявил, что не принимает их веру, и, чтобы лучше доказать им это, он стащил с головы тюрбан и начал топтать его ногами с выражением крайнего презрения, что является огромным преступлением в глазах турок, которые, однако, простили его из-за юного возраста. Жак продолжал отстаивать свою позицию в течение нескольких месяцев, но, в конце концов, вынужден был согласиться под страхом пыток стать ренегатом. Согласившись на это, как он сам мне говорил, Жак верил, что не нанес обиды Богу, потому что его заставили силой перейти в другую религию, но в душе он всегда хранил желание сбежать на христианскую землю при первом удобном случае.

Отступничество юноши сделало его любимым рабом хозяина, он доверял ему и содержал в хороших условиях; Жак пользовался этим для поддержки бедных христианских рабов, которых он тайно посещал и помогал им чем только мог. Так же тайно, чтобы получить утешение своей душе, он приходил к доброму монаху ордена Святого Августина отцу Эспри, капеллану господина Бурели, французского консула, с просьбой отслужить мессу, чтобы Бог указал ему способ спастись на христианской земле; благочестивый монах рассказывал мне много раз об этом в Марселе. Бедный юноша провел в рабстве тринадцать лет, не имея никакой возможности сбежать, но, наконец, Бог освободил его удивительным способом, который можно рассматривать только как чудо.

Когда Жак достиг возраста 25-ти лет, его хозяин, очень любивший своего раба, послал юношу на своем корабле в корсарскую экспедицию, назначив его на командную должность, правда, не раисом, а главным по кухне. Корабль шел к берегам Испании, но в двух лье от острова Майорка вынужден был остановиться на некоторое время в ожидании ветра, так как на море наступил полный штиль. Во время вынужденного ожидания турки увидели вдруг плавающий в море какой-то кусок дерева, по форме напоминавший сундук, и, обуреваемые жадностью, быстро спустили на воду свой ялик, чтобы с него попытаться притянуть к кораблю таинственный сундук, но так как они никак не могли зацепить его, то ни с чем вернулись все на корабль, кроме нашего молодого раба, который остался один в ялике.

И тут внезапно поднялся сильный ветер, дующий с Майорки; он вмиг наполнил паруса корабля, заставив его рвануться вперед с наибольшей скоростью, а Жак, положившись на Бога, улучил момент, чтобы обрезать канаты, привязывавшие ялик к кораблю, и начал из-за всех сил грести в сторону Майорки. Как только турки заметили случившееся, они начали громко кричать, призывая своего повара вернуться обратно, но он оставался глух к их крикам и угрозам; у турок не было другого ялика для погони за беглецом, а из-за встречного ветра они никак не могли развернуть корабль в сторону острова. В отчаянии они начали стрелять по удаляющемуся ялику из мушкетов и даже из пушки, но Жак был уже слишком далеко от них и ни пули, ни ядра не могли достать его.