Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди - Михаил Никулин

— Метель густая. Не проглядеть бы нам Забурунного яра? Ты, Колька, иди вперед и хорошо посматривай по сторонам, — сказал он и тут же, чтобы друзья поверили в необходимость этого, строже добавил: — Зорче присматривайся к проселкам, чтобы не наскочить нам на «волков»…

Метель усилилась, Коля медленно ушел вперед. Переднюю тачку по-прежнему везли Дима и Даня, а заднюю — Петя и Зина.

Впервые Петя и Зина остались наедине. Не зная, как начать разговор, они молча шагали, нажимая на поперечную планку, соединявшую оглобли тачки.

— Петя. Нет, буду называть тебя Петрусем. Петрусь, посмотри на метель! Посмотри! — весело заговорила Зина.

— Как же на нее смотреть, если она лепит прямо в глаза!

— Ты любишь такой снег?

— У нас в семье все любят первый снег. Мама бы про него сказала: «Изумительный, роскошный снег!»

— А папа что сказал бы? — спросила Зина.

— Папа сказал бы: «Посмотрите — пошел снег… Ядреный, знатный снег!»

И они оба засмеялись.

— Петрусь, ты больше похож на маму?

— Почему больше на маму?.. Но и на нее тоже похож.

— А у вас там есть горка — кататься на салазках?.. А на коньках ты катаешься? А на лыжах?.. Мне почему-то хочется про тебя знать все, все!

И они опять засмеялись. Петя смеялся потому, что Зина, быстро выговаривая слово «все, все», наморщила лоб и плотно сомкнула ресницы, на которых задрожали блестки снега. А Зина смеялась своему новому чувству, не зная, чего в этом чувстве было больше — смелости или застенчивости.

Петя крикнул Диме и Дане:

— Друзья, вы на силу здорово не рассчитывайте! Выбирайте дорожку поровней!

И снова начался на секунду прерванный разговор. Зина, прослушав рассказ Пети о дневнике, сказала:

— Ты думаешь, Петрусь, мне не жалко дневника? Очень хотелось знать, что ты там писал про меня, про «Тараса Бульбу». И почему ты писал мне?

— Другому писать почему-то и в голову не приходило… А ты про меня хоть немного думала? — спросил Петя.

— Думала. Ты ж теперь моя подруга. Подруга у меня всегда была Таня… Ты, Петрусь, другая подруга.

Помолчав, Зина заговорила немного холодней:

— Ты, Петрусь, не подумай, что я, как Андрий из «Тараса Бульбы» — глянул на панночку и растаял. Даю комсомольское, глаза твои разглядела не сразу… А после того, как сходил в вербовую рощу.

— Я, Зина, ничего не думаю. Знай только, что я тебя сразу разглядел… Ну, так я же парень, — улыбаясь и краснея от неловкости, выпалил Петя.

Зина, не сбиваясь с шага, схватила с тачки наметенный снег и, швырнув его в зарумянившееся лицо Пети, сказала:

— Тоже мне «парень»!

— Николай, яра тебе еще не видно? — крикнул Петя.

— В тумане что-то желте-е-ет! — долетел до Пети и Зины голос Коли.

— Колька, это у тебя от длинной дороги «желте-е-ет», — послышался голос Димы.

Петя и Зина долго молчали. Тропа шла заснеженным скатом. На мгновение из метельного тумана мелькнул грейдер. Несмотря на непогоду, по нему, как и прежде, сновали машины, перемешивая снег с грязью. На степном побелевшем просторе грейдер сейчас был похож на серую змеистую ленту, уходившую с северо-запада на юго-восток.

— Зина, давай я с правой стороны впрягусь. С той стороны я сильнее повезу, и тебе будет легче, — сказал Петя.

— «Парень»? — уже без смеха сказала Зина, уступая место с правой стороны. Она уже знала, что за скатом будет последний и самый трудный подъем, а потом будет Забурунный и — прощанье.

«Надолго ли распрощаемся? Почему грустно?.. «Подругу» жаль? Не хочу расставаться?.. Я расставалась с Таней. Жалко было ее. Но Петрусь — другая подруга. Другое на сердце… Если бы Танька везла сейчас тачку и за меня, и за себя, я бы поссорилась с ней. А Петрусь везет, и мне радостно. Вон как изгибает плечо, стянул брови, посунул треушку назад. Он, должно быть, ругает тачку: «Черт, ты мне подчинишься!..» За все он мне дорог. Я сама могу повезти за него!»

— Петрусь, а я тоже могу быть сильной, как парень.

И Зина рванулась вперед, нажимая на планку. Петя не захотел уступить ей, и тачка рысью катилась до тех пор, пока они не догнали Диму и Даню.

Окончился подъем на крутой гребень. Еще не замело снегом следы, рассказывающие о трудностях этого подъема. На середине склона видны полосы грязи и около них так притоптана пороша, как будто здесь дрались десятки человек. А на самом деле никакой драки не было, просто колесо передней тачки попало в накрытую снегом суглинистую борозду и, громко чавкнув, завязло, как в болоте. И скольких усилий стоило вытащить ее оттуда. Это тут впервые Дима высказал недовольство Даней Моргунковым, своим новым другом:

— А ты в другой раз гляди глазами! Ведь говорил — впадинки надо объезжать. Теперь из-за тебя паруй на одном месте!

Выше видны глубокие отпечатки колес тачки, которая, катясь вниз, круто увертывалась и виляла. Ее остановили вон там, где снег под ногами ребят, перемешавшись с темной жижей, превратился в серую кашу. Это здесь побледневший Петя, часто дыша, назвал Колю очень обидными словами — ротозеем и лопоухим.

— Тебе поручено было самое маленькое дело, — сказал он. — Ты должен был держать тачку на месте, пока мы тянули в гору другую. Так у тебя и на это не хватило ума?! Почему ты не подвернул оглобли в сторону?

И Петя бросил в лицо другу те два обидных слова.

— Петечка, ты мог бы так меня назвать наедине. Пусть я такой. А-а… ты — грубый. Грубый, Петечка!..

Его голос тогда так задрожал, что ни Петя, ни кто другой уже не стали упрекать Колю за недогляд и неловкость в работе.

А вот тут, почти уже на гребне подъема, ребята совсем перессорились, заехав с тачками на участок, покрытый рыхлыми кочками — кротовыми накопами. В этом месте дважды опрокидывалась тачка. В метельной степи то и дело слышались озлобленные настойчивые голоса. Чаще всего выкрикивали: «Взяли! Взяли! Нажали!»

— А, чтоб вас! Нажали, только не в ту сторону! Вот организация! Ну как с такими быть вежливыми? Скажи — как?

На этот вопрос Пети Коля промолчал, торопясь погрузить на тачку вывалившиеся мешки с пшеницей.

Давно подъем остался позади. Следы трудного, но славного пути все больше заметает снег. Скоро их совсем не станет видно. С гребня, из-за кустов голого боярышника, куда завезены тачки, ребята смотрят назад, под уклон. Они печальны, но думают вовсе не о своих ссорах и обидах. Трудный путь их еще больше сроднил, хотелось бы и дальше идти вместе, а тут не вовремя Петя объявил, что эта остановка будет у них прощальной: отсюда мартыновцы повернут с порожней тачкой домой, а Петя с Колей и Димой повезут груз в город.

— Петро, почему нельзя сделать так, как Даня говорит, — всем вместе довезти груз? Троим нам с ним не справиться, дорога становится тяжелей, — сказал Дима.

Снег стал падать быстрее. Туман все сильнее нависал над лощинами, над желтыми берегами Забурунного яра. Воздух все больше наполнялся сыростью. Можно было ожидать, что снег сменится дождем.

— А почему Зине и Дане нельзя ехать с нами до места? Переночевали бы у нас, отдохнули, а потом мы бы их проводили. И все было бы так, что лучше не придумать, — вздохнул Коля.

Петя молчал. Если бы не надо было выполнять наказа старого плотника, то и он бы предложил то же самое, что предлагали его друзья.

Зина угощала оладьями из голубой кастрюльки ребят, усевшихся между тачками, и, стараясь дать больше Коле и Диме, говорила:

— Берите, берите: вам надо хорошо подкрепиться.

И Петя понял, что она согласна с ним: все надо делать так, как распорядился старик.

Даня, кинувшись к Пете, горячо спросил его:

— Петро, друг ты мне?! Почему же не разрешаешь помочь вам по-настоящему? Может, боишься, что мы с Зинкой по такой погоде растаем?

— Я не боюсь, что вы растаете, — не сразу заговорил Петя, — но делать буду так, как велено, — и он стряхнул с себя минутную задумчивость, которую товарищи сочли за колебание.

— Старик далеко отсюда. И ты, Петька, не знаешь, что бы он сказал, если бы видел, что у Николая паров не хватает, — сказал Дима, державший на ладони стопку оладий, которых он еще и не попробовал.

— Да при чем тут пары? — сердито отмахнулся Коля и осторожно обратился к своему другу: — Петечка, а может, и правда, что старик сейчас сказал бы другое? Может, ты из-за характера немного заупрямился?

Но Зина уже начала перетаскивать мешки с мартыновской тачки на городскую, всем своим видом показывая, что спорить нечего. Петя стал помогать ей.

Даня, Коля и Дима, невеселые, по-прежнему сидели на снегу.

— Все-таки жалко, что нет старика… — вздохнул Дима.

— А он может и появиться, — не отрываясь от дела, сказал Петя.

— Ты так говоришь, как будто видишь его своими глазами? — насмешливо спросил Коля и поднялся. Взглянув через низкие кусты боярышника, он сейчас же опустился на корточки перед Димой и Даней и растерянно зашептал: — Старик идет. Давайте скорей дело делать. Оладьи можем положить на этот камешек.