Симфония для пяти струн (СИ) - Дарья Кузнецова

— А там разве было так шумно? — светлые брови удивлённо взлетели под чёлку. — Ладно, значит, я действительно не права. Но танцевать-то ты по-прежнему любишь, тут я не путаюсь?

— Танцевать — да, — улыбнулась я, радуясь перемене темы. — Ой, ты представляешь, Карт, оказывается, так здорово танцует! Правда, выяснилось это только вчера, на практике; но он вообще очень красиво двигается.

— Вот как раз это многие отмечали, — хмыкнула Олея. — Это только тебе нужно было за него замуж выйти, чтобы внимательно разглядеть.

— Неправда, это до женитьбы было, — захихикала я. — Да ладно, тут дело просто в его гармонии; за ней, если её слышишь, действительно очень трудно что-то различить.

— Кстати, о женитьбе. Он тебе вообще сообщил, к чему такая поспешность?

— Нет. Но потащил в Храм после того, как увидел, что я с Маратом общаюсь.

— А он-то ему что сделал? — округлила и без того огромные глазищи девушка. — Он же такой милый! Я, если честно, искренне надеялась, что ваша с ним дружба рано или поздно перерастёт во что-то большее; вы были бы такой красивой парой.

— Ничего себе! Ты никогда не говорила…

— Потому и не говорила, что, стоило бы сказать, и ты бы от него шарахаться начала, — фыркнула подруга. — Неужели Карт приревновал?!

— А почему это тебя так удивляет? — растерялась я. — Сказал, что не без этого, но основная причина там в другом. Аль уверен, что Марат — убийца, представляешь?! То есть, убивает людей за деньги. И он искренне в этом уверен, а не специально придумывает, чтобы меня отвадить. По такой глупой причине он меня обманывать не будет.

— А по веской? — подозрительно сощурилась Олея.

— У него же работа такая, — искренне опешила я. — Карт мне в принципе не может всё рассказывать, и обычно он честно об этом предупреждает. Но если окажется, что о чём-то таком врёт, то я, конечно, немного расстроюсь, но не удивлюсь и не обижусь.

— Великая женщина! — покачала головой подруга. — И это даже после того, как ты узнала, что отец тебе врал столько лет? Согласна наступать на те же грабли?

— А что, было бы лучше, расскажи он правду? — вздохнула я. — Не думаю. Ну, и, кроме того, есть одно существенное отличие. Карт — это в прямом смысле половинка меня, и я абсолютно в нём уверена. Пусть он иногда и бывает неправ, но он совершенно точно никогда не обидит меня всерьёз. А отец… Да я ведь его и не видела почти, — я пожала плечами.

— Ладно, ладно, я всё поняла! — отмахнулась от меня Оли. — Ты мудрая и терпеливая, я заранее знаю, что на такое не способна, так что лучше не продолжать, а то начну чувствовать себя ущербной, — фыркнула она. — Ау, а давай куда-нибудь сходим? У меня завтра выходной, не хочется сидеть в четырёх стенах.

— Оли! — укоризненно протянула я.

— Забыла про твой домашний арест, — поморщилась она. — Тогда давай что-нибудь дома нахулиганим, а? У меня непонятный приступ активности.

— Может, в карты? — с сомнением предложила я.

— На раздевание! — оживилась Олея, но тут же сникла. — Нет, вдвоём не интересно, чем мы с тобой друг друга удивить можем? Давай хоть напьёмся на радостях или со скуки!

— Я сопьюсь, если буду каждый вечер со скуки напиваться, — грустно вздохнула я.

— Тьфу! Что-то ты совсем скисла, — недовольно покачала головой подруга. — Пожалуй, да, если я сейчас буду продолжать тебя веселить, ты, чего доброго, разрыдаешься. Иди-ка обратно спать, подруга! Вернётся муж, утешит, — подмигнула она.

— Язва, — улыбнулась я. И тут же опять загрустила: — Когда он ещё вернётся!

— Нет, всё, избавь меня от созерцания твоей унылой физиономии, иди спать. Ты, видимо, переутомилась.

— Извини, — вздохнула я. — Пойду и правда в кровать, чтоб и тебе настроение не портить, — я сунулась помыть чашку, но Оли отобрала.

— Иди, иди, я сама приберусь. Я всё равно ещё перекусить собиралась перед сном и книжку какую-нибудь почитать.

Понукаемая ободряющими тычками подруги, я всё-таки добралась до спальни. Сообразила, что тоже собиралась перекусить, но снова идти в кухню поленилась.

Уже укладываясь, вспомнила, что это комната Карта, и собралась уйти к себе. Потом вспомнила, что бегать от синеглазого демона поздно: всё, что могло произойти, уже произошло. И вообще, можно подумать, я против того, чтобы свернуться калачиком у тёплого Карта под боком…

Примерно на этой мысли меня и сморил сон. Среди ночи вернулся живой ветер. Я даже пробормотала что-то приветственное, не открывая глаз, когда он забрался под одеяло и прижал меня к себе, получила в ответ тихое «спи, душа моя, не отвлекайся» и послушно провалилась ещё глубже в сон без сновидений.

Разбудил меня пронзительный душераздирающий скрип. Настолько пробирающий, что я, ещё не до конца проснувшись, резко села на кровати, ошалело оглядываясь в жидких и тусклых предрассветных сумерках.

— Карт? — удивлённо позвала я, тем более что мужчины рядом не было. И не было довольно давно, хотя момент ухода этого трудоголика я умудрилась проспать. Пожав плечами и списав скрип на обрывки сна, я упала обратно в кровать. Раздражённо подумала, что катраля надо привязывать к кровати, чтобы он спал хотя бы пять часов в сутки и не загонял себя до смерти. Но стоило моей голове коснуться подушки, как скрип повторился. Уже тише, но зато я сумела определить источник звука: скрипела дверца шкафа. Я даже сумела разглядеть тонкую тёмную щель между створок; видимо, убегающий муж не до конца закрыл.

В ответ на мою мысль шкаф согласно скрипнул.

Лень и педантичность боролись во мне недолго; очень своевременно напомнил о себе выпитый кофе, и я со вздохом сползла с кровати, кутаясь в одеяло. Раздумывая, сначала закрыть шкаф, а потом — удовлетворять естественные потребности, или наоборот, начала с ближайшего. Осторожно потянула дверь шкафа на себя, с интересом прислушиваясь. Скрип получился гораздо тише, чем до этого, и музыкальней. Мне даже почудилась какая-то знакомая мелодия.

Прикрыла дверь, открыла вновь — мелодия повторилась без изменений, что редко бывает в таких случаях. Потом бросила скользящий взгляд на своё отражение в висящем с внутренней стороны двери зеркале… и вспомнила мелодию, которую сыграла мне дверь шкафа.

Мама пела мне колыбельную, старую как мир песню. Жутковатую, слишком глубокую — какими зачастую бывают все детские сказки и песни.

Не глядись, малышка, ночью в зеркала -

Там бежит в потёмках тропка в никуда.

Не ступай, малышка, на дорогу ту,

Что манит звездою прямо в пустоту…

В бесстрастном стекле отражалась ночь. Ночь — и больше ничего. Ни комнаты, ни меня — только смутные тени, чёрное на чёрном.