Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны - Кит Лоу

Вообще пытки обеспечивали власти разведывательными данными, однако иные результаты принимали менее желанный оборот. Во всех воспоминаниях повстанцев с гордостью говорится о том, что «лесные братья» скорее умерли бы, нежели сдались, существуют многочисленные рассказы о повстанческих отрядах, которые пытались с боями прорываться из безнадежного положения, но не сдаваться. Это не миф. В советских отчетах описывается необычайная решимость повстанцев и на Украине, и в Литве. Например, в рапорте литовской полиции от января 1945 г. говорится о том, как войска госбезопасности окружили дом, в котором находились 25 повстанцев, отказавшихся сдаться даже после того, как дом был подожжен. Пятеро сумели вырваться и поползли по полю в сторону пулеметной команды, пытаясь вынудить ее прекратить огонь. В них, один за другим, стреляли, но они продолжали ползти вперед до тех пор, пока хоть кто-то оставался в живых. Остальные бойцы отряда вели огонь из горящего дома до тех пор, пока он окончательно не рухнул и не похоронил их. Такая решимость только отчасти порождена храбростью. Уверенность в том, что их будут пытать, и, возможно, страх проговориться во время допроса – очень сильный стимул к тому, чтобы не сдаваться живыми.

Применение пыток лишь один элемент системы, предназначенной для устрашения и партизан, и поддерживающей их сети сподвижников из числа гражданского населения. Другие методы запугивания включали публичное повешение командиров местных повстанческих отрядов, депортацию лиц, подозреваемых в связи с движением сопротивления, и выставление напоказ мертвых тел на рыночных площадях. В своих воспоминаниях Юозас Лукша приводит полдюжины примеров того, как тела мертвых повстанцев выставляли напоказ в деревнях – иногда в непристойных позах – в качестве устрашения населения. Более того, с телом его собственного брата поступили аналогично. Иногда отряды НКВД сгоняли местных жителей смотреть на тела и наблюдали за их реакцией, чтобы выявить, насколько они лояльны. «Если они видели, что люди, проходящие мимо трупов, испытывают горе или жалость, арестовывали и пытали, требуя назвать имена и фамилии погибших». Есть много историй о том, как родителям показывали тела их мертвых детей, и при этом они не должны были проявлять свои чувства из страха выдать себя.

Цена проявления лояльности в подобных ситуациях могла быть высокой. Рьяным сотрудникам госбезопасности ничего не стоило выбрать своей мишенью друзей и членов семей известных повстанцев, если они считали, что это может разоблачить бунтовщиков. Самое меньшее – арест и допрос, за которыми следовала угроза высылки в Сибирь. Наверное, это еще одна причина, по которой окруженные повстанцы не стремились сдаваться. Многие из тех, кто оказался в окружении, держали наготове гранату и взрывали себя специально для того, чтобы Советы не могли опознать их и тем самым получить возможность отомстить их семьям. Периодически Советы пытались проводить хирургические реконструкции, но «в таких обстоятельствах и мать родная не узнает».

Иногда советские войска госбезопасности прибегали к еще более жестоким методам по отношению к населению. Сожжение домов и ферм было широко распространено в Литве в качестве меры наказания людей, подозреваемых в повстанческой деятельности, и устрашения сельских общин. В конце концов эту практику прекратил командир войск безопасности, но, похоже, главная причина не в незаконности. Скорее всего, он подозревал, что вверенные ему подразделения воюют с невинным гражданским населением, чтобы избежать боев с настоящими повстанцами. Внутреннее расследование выявило, что сожжению подвергались не только строения – иногда в них погибали гражданские лица. Например, 1 августа 1945 г. отряд НКВД под командованием лейтенанта Липина поджег дом в деревне Швендряй неподалеку от города Шяуляя. По словам одного из присутствовавших при этом солдат, семья, в собственности которой находился дом, в тот момент находилась внутри: «Рядовой Янин поджег дом снаружи. Когда, крестясь, из дома вышли старуха и девочка, Липин велел им вернуться назад. Тогда старуха и девочка побежали. Липин достал пистолет и начал стрелять в них, но промахнулся. Один солдат застрелил старуху, а Липин побежал за девочкой и убил ее с близкого расстояния. Потом приказал двум солдатам бросить тела через окно в дом. Солдаты взяли тело старухи за руки и за ноги и бросили его в горящий дом, а потом сделали то же самое с телом девочки. Вскоре из дома через другую дверь выбежали старик и его старший сын. Солдаты открыли огонь, но не могли попасть в них. Тогда мне и двум другим солдатам было приказано поймать и убить сына, но нам это не удалось, так как было уже темно, и он скрылся. Вернувшись к дому, мы начали прочесывать ржаное поле. Там мы нашли старика, он был ранен и полз по полю. Один солдат прикончил его, и мы принесли труп к дому…»

На следующее утро солдаты пришли к сожженному дому, чтобы забрать тело старика как доказательство того, что они уничтожили группу «бандитов». Внутри дома они увидели труп подростка, сгоревшего заживо. Не желая забирать сгоревшие тела, они вместо этого украли свинью и двух овец, принадлежавших этой семье, и вернулись назад.

Есть, разумеется, множество примеров того, как повстанцев сжигали живьем, когда они отказывались сдаться. Беспорядочный террор побуждал людей присоединяться к сопротивлению из отвращения к тому, что они были вынуждены видеть своими глазами, и из страха перед тем, что сами могут стать очередными жертвами войск госбезопасности. Он также усиливал решимость повстанцев к борьбе. Советская доктрина выступала за более целенаправленную форму террора, обращенного исключительно на тех, чье участие в сопротивлении можно было доказать, остальным гарантировала относительную безопасность, пока они держатся подальше от повстанцев. Однако официальную политику никогда не проводили в жизнь должным образом, и местным офицерам-садистам часто годами удавалось периодически совершать акции устрашения и выходить сухими из воды.

В ходе такой войны советские методы борьбы с повстанцами стали гораздо более изощренными. В 1946 г. организовывались целые банды лжеповстанцев, якобы из других регионов, которые должны были способствовать поимке настоящих бунтовщиков. Договорившись о встрече с настоящими повстанцами, убивали их всех вместе с любыми свидетелями. Они также убивали и грабили гражданских лиц от имени повстанцев, тем самым создавая всему движению дурную славу.

Наряду с организацией отрядов псевдоповстанцев, Советы развивали методы внедрения своих агентов в настоящие повстанческие ячейки. Иногда ими были коммунисты или прибалтийские экспаты (люди, добровольно покинувшие родину и длительно жившие за границей. – Пер.), жившие в Советском Союзе во время войны, но гораздо чаще Советы пытались завербовать бывших бойцов сопротивления выступать против своих бывших товарищей. Обширное поле для вербовки предоставили амнистии 1945 и 1946 гг. Согласно их условиям, повстанцы освобождались от преследований по суду, если соглашались отречься от прошлого и сдать по крайней мере одну единицу оружия. Однако на практике аппарат госбезопасности угрожал этим людям депортацией до тех пор, пока они не соглашались предоставлять разведывательные данные о своих товарищах и даже снова вступать в повстанческие отряды в качестве агентов НКВД. Оказавшись перед таким выбором, большинство из них соглашались работать на органы безопасности, но лишь на словах. Некоторые, впрочем, поддавались давлению и предавали своих бывших друзей.

Возможно, самым большим успехом советских агентов стало проникновение в центральный орган, руководивший литовским сопротивлением. Весной 1945 г. служба безопасности завербовала врача по имени Юозас Маркулис, который стал одним из их самых ценных агентов. За последовавшие месяцы Маркулис сумел убедить повстанцев в том, что он возглавляет группу подпольщиков, и ему доверились настолько, что, когда повстанцы попытались создать новую, более крупную подпольную организацию – Всеобщее демократическое движение сопротивления (Bendras democratinis pasipriesinimo sajudis, или BDPS), он был избран одним из ее руководителей. Полиция получила некоторую возможность контролировать этот комитет через Маркулиса, который использовал свое положение, чтобы подстрекать повстанцев демобилизоваться и сложить оружие. Пообещав сделать людям фальшивые документы, он сумел заполучить списки повстанцев с фотографиями. Благодаря этому и другим действиям несколько местных руководителей были арестованы, убиты и – в одном из регионов на востоке страны – заменены одним из агентов Маркулиса.

К началу 1950-х гг. Советы сформировали особые группы, призванные находить и контролировать ячейки повстанцев в отдельных районах. Эти группы составляли целостную картину о повстанцах, за которыми они охотились, – имена и клички, поведение, способы маскировки и подачи сигналов, их сторонники и контакты в других отрядах, – прежде чем устранить их. По мере убывания числа повстанцев поддержка, оказываемая им населением, слабела. Движение сопротивления мало что могло сделать, защищаясь от таких групп. Один за другим остатки повстанческих отрядов выслеживались и уничтожались.